Вдвоем веселее - читать онлайн книгу. Автор: Катя Капович cтр.№ 30

– Ты бы доела!

– Да, да, конечно, я с собой, по дороге доем! Так мы встретимся в два?

Они доели бутерброды. Саша тяжело поднялась, составила тарелки в моечную машину, прикрикнула на дочь, чтобы та причесалась.

Он уже открывал карту. Нам сюда, потом сюда. После музея они встретятся с Галочкой и Николасом вот здесь. Его палец, как путешественник, который никогда не теряется в незнакомом месте, быстро чертил их маршрут.

За три часа в музее он ни разу не присел. Бродил от картины к картине, загнал вконец. Потом еще была выставка Ван Гога, куда продавались отдельные билеты. «Какие ваши все-таки молодцы! Собрали и привезли со всего мира!» Он подозвал ее к известному автопортрету:

– Я читал где-то, что это он не сам себе отрезал ухо! Это ему другой художник отрубил… Вроде бы по пьяни!

Имя художника он забыл:

– Потом скажу, когда перестану об этом думать. Вот так вылетает из головы, а потом вдруг само – раз и вернулось! Что поделаешь, возраст! Но меня, Сашка, честно говоря, гораздо больше беспокоит твое здоровье. Ты бы занялась собой, ей-Богу!

– При чем здесь я?

– А при том, что я худого не присоветую. Займись здоровьем!

– Я занята другим!

Он принял комическую позу:

– Целыми днями ты сидишь, уставясь в стенку. Я бы тоже был занят! Это требует серьезного напряжения! Но когда мы, наконец, сделаем те несколько дел, о которых я прошу уже годы? Кармину Бурану ты мне обещала записать два года назад!

– Папа, он же фашист!

Отца невозможно было взять голыми руками:

– Ну, хорошо, понимаю, он – фашист! А джезва – тоже фашистка?

– Джезва – турка, турки были коллаборационистами..

Нет, слишком далеко. Он все равно был остроумнее.

Галочка с женихом уже были там, у ресторана. Оба стройные, нарядные – он в белом костюме, цветной рубашке, она в розовом платье с низким шелковым воротом, – они стояли в подвальной арке, похожие на два цветка в прозрачном кувшине.

Все долго целовались, впопыхах попадая то в нос, то в губы. Грек был красивым загорелым парнем, с детской ямочкой на левой щеке и очень ровными белыми зубам.

– Даниил! Вы едите морские продукты? – кричал он, тыча пальцем в меню.

Отцу перевели. Он развеселился:

– Скажи ему, что я ем все, что ползает, кроме танков, все, что плавает, кроме подводных лодок, и все, что летает, кроме самолетов.

Опять перевели. Жених, вежливо посмеявшись, закричал:

– Аппетит! Корошая аппетит!

– И скажи ему, что я не глухой! – добавил отец, показывая пальцем на уши.

Он всех сорганизовал, все были при деле. Справа Саша переводила его жениху, слева Галочка – жениха ему.

Им принесли рыбу, осьминогов и какую-то огромную клешню, похожую на запеченную варежку. Отец уже любопытствовал насчет сладкого.

– Сашка, она знает, что я сладкоежка! Вот, кстати, про сладкое, был у нас в тюрьме такой случай… – Он потребовал, чтобы переводили Николасу и Дженни тоже. – Сидим как-то вечером, достали, у кого что было. А в тот день как раз привели новенького… Был он цековский, но, видно, бывали и среди них порядочные люди. В общем, поел он с нами, а потом говорит: «Вот бы сейчас закусить это дело чем-нибудь сладеньким!» И тут я вспоминаю, что мне Сашка на свидание как раз притащила полкило халвы. Помнишь? Ну вот. Нагибаюсь и вытаскиваю из-под нар пакет. Новенький, конечно, обалдел: «Да у вас тут, говорит, лучше, чем в нашей столовой».

Он рассмеялся, и за ним рассмеялись все. И Дженни тоже, хотя и не понимала ничего. Но дедушка Даниил был такой смешной, такой хороший, беззубый и смешной!

Им нужно было уезжать, но он хоть краем глаза хотел посмотреть Манхэттен.

Было душно. Листья платанов висели, как лопухи после жаркого лета. Дженни не поспевала. Саша тянула ее за руку, волнуясь за его сердце. А он все хвалил какие-то дентикулы и аркбутаны, и кричал им назад, несясь впереди:

– В России они все-таки не понимают, говорят: ихняя архитектура, то есть ваша, давит. Ты ему переводи, Сашка! Это важно, чтобы он понял, от какого быдла вы удрали! Вот привез меня к себе один клиент, показывает итальянскую балясину, которую он притащил оттуда. Построй мне, говорит, к ней дом и еще таких поставь! А она же балконная! Вот что давит – убожество, безграмотность! А то, что они высокие, совершенно не давит, вообще не чувствуется!

Она перевела. Николас улыбнулся. Улыбка у него была солнечная, как амфитеатр.

Так, гуляя, дошли до станции, отыскали автобус. Галочка, запихав ему в сумку какой-то пакет, подбежала, чтобы успеть расцеловать сестру, племянницу. По ошибке расцеловала и жениха. Смеясь, повторила шутку. Отец же всегда прощался быстро.

– Анекдот. Переведи ему. Чем отличается англичанин от еврея? Тем, что англичанин уходит не прощаясь, а еврей долго прощается и не уходит! Ну вот давай, доченька, не забывай старика отца!

Галочка закивала:

– Что ты, папочка! Как я могу тебя «забывать»?

– Американка, американка! – говорил он, входя в автобус и жестами в стекло показывая Галочке, чтобы шли, не ждали, пока тронутся.

Те послушались, помахали на прощанье, Галочка послала воздушный поцелуй:

– Бай, папочка!

– Бай-бай!

Три задних сиденья пустовали. Пусть Дженни смотрит свои «говорящие головы», раз ей интересно! Ах, как повезло, все вместе сели – как замечательно! И снова он читал Довлатова и смеялся на весь автобус так, что на него оглядывались. Потом спохватился, вытащил наушники:

– Что это она мне тут понасовала такое, я ж даже не посмотрел…

Выложив из сумки на колени сверток, цветной, блестящий, бесповоротно круглый, он поискал в кармане очки. Не нашел, отругал себя:

– Старый дурак, забыл в ресторане. Ничего, Галочка перешлет… Где-то же, наверное, эта штука открывается…

– Да разорви! Ведь бумага! – сказала Саша раздраженно.

– Нет, подожди!

Ища незаметный кусочек скотча, он водил и водил по свертку острожной рукой. Что-то нашел, бережно отлепил и, чтобы ничего не повредить, стал отворачивать – верхний блестящий лист, за ним розовый, голубой, потом еще салатного цвета. «Во дает, во наворотила!» Лицо завороженное, как у ребенка, открывающего новогодний подарок. Наконец открыл и вынул. Медную джезву.

Разъездной представитель компании IV Чарльз Брей долго добивался и наконец получил место, о котором мечтал, – заведующего отделом сбыта. Больше ему не надо было чуть свет мчаться в аэропорт. Он хотел проводить больше времени с женой, которая заканчивала докторскую диссертацию о положении женщин в странах Азии. Она была китаянкой, с упрямым независимым характером. Чарльз был одним из первых, кто оценил ее качества. Он, к сожалению, оказался не единственным, и, когда дела у нее пошли в гору, к независимости добавилось чрезмерное увлечение алкоголем, а также пьющими его молодыми людьми.