Вероника уже давно смирилась с мыслью, что в их доме появится новый хозяин. Разум утверждал: «Так должно быть. Таков закон жизни. Люди умирают, их дома продают, в них селятся другие люди, и жизнь продолжается». Но сердце такие мысли упрямо не хотело воспринимать. В этом доме навсегда останется частица ее самой, ее родителей, их любви, надежд и потерь. И как же трудно было с этим смириться! Месяц последнего лета в родной деревне, в своем доме Вероника была настроена провести не в печали и тоске, а в удовольствии, которое уже не повторится…
Вероника вошла в дом с ребенком на руках и остановилась перед портретом матери и отца.
– Вот, мои хорошие, полюбуйтесь, это ваш внук, – сказала она, и спазм сжал ей горло.
– Дорогая, мы же с тобой договорились, – обратился к ней Назар. – Тебе нельзя волноваться, может пропасть молоко.
Тот же поучительный тон, словно учитель дает рекомендации своей ученице.
– Все будет хорошо, – сказала Вероника то ли мужу, то ли портретам на стене.
Они разобрали сумки и поспешили нанять людей для установки креста. Когда те ушли с кладбища, Вероника задержалась. В одной ограде были две могилки – отца и матери. Вероника была еще подростком, когда мама сказала: «Это я оставила себе место рядом со своим мужем». Тогда Вероника обиделась на маму. Казалось, впереди такая долгая жизнь, старость мамы где-то очень-очень далеко, а она говорит такие глупости. Не все ли равно, где лежать после смерти? Теперь Вероника думала иначе. Мама была права, оставив для себя место рядом с могилой отца, который был ее единственным мужчиной, ее вечной любовью и болью одновременно. Теперь они навсегда вместе. Тела` – здесь, а ду´ши – там. Вероника подняла голову, словно пытаясь отыскать в безоблачной голубизне неба души родных людей.
– Идем домой, – позвал Назар, обняв ее за плечи.
Вероника поцеловала портреты мамы и папы. Хотелось упасть на могилы и разрыдаться, но она сдержалась. На руках мужа спал ее сын, внук ее родителей, нуждающийся в ее заботе и молоке.
– Вы всегда со мной, – сказала Вероника, закрывая оградку.
Она на миг задержалась и нашла в себе силы улыбнуться. Если родители ее видят, не хотелось бы, чтобы они заметили слезы, заблестевшие в ее глазах.
…Вечером Звездочку впустила во двор тетя Валя.
– А-а-а, вы уже приехали, – сказала она и поцеловала Веронику. – А я думаю, кто это открыл калитку?
– А где же Уля? Я ее еще не видела, – спросила Вероника.
– Я уже три недели хозяйничаю у вас, – вздохнула соседка.
– А где же Уля? – встревожившись, повторила Вероника.
– Не хотела тебе говорить, да, видно, придется. – Женщина вытерла передником пот на лице. – Поехала Уля, чтобы выписаться и забрать медицинскую карточку, а потом позвонила и сказала, что приболела и попала в больницу. Вот уже третью неделю от нее ни слуху ни духу. Может, родила уже? – Тетя Валя пожала плечами.
– А я и думаю, что-то не видно ее, – задумчиво проговорила Вероника.
– Приедет. Куда ей деваться? Кроме тети Тони, у нее никого нет, – сказала соседка.
Тетя Валя заторопилась домой, а Вероника пошла доить Звездочку. Корова не забыла ее. Она доверчиво потерлась мордой о плечо Вероники. Девушка обняла корову за шею, чмокнула ее в «звездочку» на лбу и сказала:
– Спасибо тебе, Звездочка.
В коровнике приятно пахло сеном, молоком и самой Звездочкой. Все такое знакомое и родное! На мгновение Веронике показалось, что все как раньше. Сейчас она принесет в дом ведро с парным молоком, а мама подаст выстиранную марлю и скажет:
– Цеди молочко, доченька.
Вероника не заметила, как слезы сами закапали из глаз. Звездочка, почувствовав настроение хозяйки, притихла и не шевелилась до тех пор, пока Вероника не выдоила ее.
Глава 16
Рано утром Вероника выгоняла корову на пастбище, когда ее окликнула тетя Тоня.
– Вероника, это ты? – спросила соседка, сощурившись.
– Здравствуйте, тетя Тоня, – отозвалась Вероника. – Да, это я. Вы что-то хотели?
– Подойди ближе, надо поговорить, – попросила старушка. Она нащупала руками скамейку возле своего забора и присела.
Вероника примостилась рядом.
– Вам нужна моя помощь? – спросила она соседку. – Я всегда готова.
– Уля вчера вечером приехала домой, и ее сразу забрали рожать. Так я вот подумала, что нужно бы ей отнести поесть. Сейчас такое время, что вряд ли там хорошо кормят, если вообще дают еду. Жалко девку, ведь неплохая она, добрая. Если бы не эта беременность…
– Не переживайте, – заверила ее Вероника. – Я сейчас приготовлю что-нибудь, молочка возьму свежего и сбегаю к ней. Как она? Слышала, что Уля болела.
– Не знаю, ой, не знаю. Только живот у нее очень уже большой. Улька сама такая худющая, а живот больше ее самой. Я хоть и подслеповатая, но это разглядела. Кажется мне, что с ней что-то не так, – вздохнула старушка. – Неспокойно у меня на душе.
– Все будет нормально, не переживайте. Раз Уля попала в руки Игната Максимовича, значит, все будет хорошо. Может, прийти и вам что-нибудь приготовить?
– Не надо. Картошку я сама отварю, а ты лучше к ней сходи, узнай, как там она, а завтра тогда меня к ней сводишь. Договорились?
– Будет сделано! – Вероника вскочила и быстро побежала домой. Ей надо было успеть приготовить завтрак, пока не проснулся ребенок.
…Вероника издалека заметила Игната Максимовича, который сидел на скамье около фельдшерско-акушерского пункта и курил. Он здесь работал, сколько Вероника помнила себя. Менялись санитарки, и только он оставался неизменным и незаменимым. При пункте было две палаты. Одна из них – для рожениц, вторая – для больных. Игнат Максимович был не только фельдшером, но и акушером, и терапевтом. Он вообще лечил всех днем и ночью и только в критических случаях вызывал машину из райцентра, чтобы направить больного на лечение к узкому специалисту. Если требовалась помощь врача среди ночи, то все бежали к нему, зная, что его дом никогда не запирается. И Игнат Максимович спешил на помощь в любое ненастье. За это односельчане относились к нему с большим уважением. Даже его имя произносили вежливо, чаще всего называя за глаза «наш Максимович».
– Добрый день! – поздоровалась Вероника и, не ожидая приветствия, спросила: – Как там Уля? Не родила еще?
– Родила, – без энтузиазма ответил Игнат Максимович и достал из пачки очередную сигарету.
И только сейчас Вероника заметила, что он чем-то озабочен.
– С ней… С Улей все в порядке? – осторожно спросила она.
– Не совсем.
– Я могу ее проведать?
– Не спеши, – ответил Игнат Максимович, затянувшись дымом. – Сядь, разговор есть.