Не упыри - читать онлайн книгу. Автор: Светлана Талан cтр.№ 7

– Надо, иначе застудишься, – уговаривала мать.

– И пусть, пусть! – вопила я. – Пусть простужусь, но не буду их носить!

– Заболеешь!

– Ну и что?! – не унималась я.

– И не сможешь ходить в школу.

– Как это? – я тут же прекращала всхлипывать.

– А вот так! Будешь больная на печи лежать, пока не выздоровеешь, а другие детки будут в это время в школу ходить.

– А мое место никто не займет? – размазывая слезы по лицу, спрашивала я маму.

– Кто знает! Придет какой-нибудь новичок в класс, где ж ему сидеть?

Штаны колючие, но очень хочется в школу! Вздыхая, я натягиваю их, а на следующее утро все начинается сначала.

Из плащ-палатки Тетя пошила мне пальто. А чтоб оно было теплее, вместо ваты за подкладку набили пакли. Кроме того, мне сшили бурки. Теперь зимними вечерами при свете коптилки (когда я уже научилась читать) мама и Тетя пряли, а я читала вслух. Все притихнут, а я читаю «Муму» Тургенева. Но больше всего нам нравилась сказка про Серую Шейку: о том, как ее ранили, и она не смогла улететь вместе со всеми в теплые края. Читаю и плачу, а вместе со мной плачут все в хате. Наверно, поэтому я на всю жизнь полюбила животных, и до сих пор не могу зарезать даже курицу.

Ранней весной всех женщин собирали в поле. С собой они приводили своих коров, чтобы вспахать колхозную землю. Одна женщина, спереди, тащит корову, а другая, сзади, налегает на плуг. А дома, чтобы вспахать огород, мы, дети, впрягались и тащили, а мать ходила за плугом.

Многие дети, окончив четыре класса, вынуждены были бросать учебу и идти работать в колхоз. Но у меня была очень сильная тяга к знаниям, и родители решили, что мне надо и дальше ходить в школу.

…Если заглянуть в словарь иноязычных слов, то слово «кок-сагыз» поясняется в нем так: «многолетнее растение из семейства сложноцветных, каучуконос». Но мое поколение знает об этом растении не по книжкам. В диком виде оно встречается где-то на Тянь-Шане, а его корневища действительно содержат какое-то количество вещества, из которого научились изготовлять необходимую стране резину. Поэтому его стали выращивать и у нас. Мы, дети, ходили собирать пух с созревших цветков, похожих на головки одуванчика, в котором прятались семена. Сеять кок-сагыз у нас начали еще в тридцать шестом, а ходить собирать пух я начала после первого класса. Для этого Тетя сшила мне полотняный мешочек с лямками, которые завязывались на шее. Собирали пух обеими руками, складывали в мешочки, а вечером шли сдавать звеньевой в клуню. Там она его взвешивала и вела учет. Частенько мы с Валей просыпались пораньше и успевали до школы сбегать на поле и насобирать пуха с чужих участков, а после школы шли уже на свой.

Напротив нас стояла хата, где, как рассказывали сельчане, во время голода тридцать третьего года дочь зарубила топором свою мать, засолила ее мясо и сложила в кадушку.

– А ты знаешь, куда она голову матери девала? – однажды спросила Валя.

– Откуда мне знать?

– Она ее в клуню отнесла!

– В какую клуню? – спрашиваю, чувствуя, как холодеет спина.

– А в ту, где мы кок-сагыз сдаем.

Сболтнула Валя и забыла. А я, как иду кок-сагыз сдавать, так и смотрю, не лежит ли эта голова в клуне. В одиночку заходить туда я теперь боялась.

Сначала за собранный пух кок-сагыза не полагалось ничего, потом стали выдавать по сто граммов конфет-подушечек за килограмм. В конце недели я шла в магазин, куда заранее передавались списки, и продавщица насыпала мне конфеты в кулек. Несу, а они так пахнут, так манят, что никаких сил нету. Так и хочется хоть одну попробовать! Нюхаю – но не беру. Прижму кулечек к груди – и быстрее домой. Дома Тетя (она была за старшую) прятала их в сундук, на котором я спала, чтобы потом выдавать всем по пять штучек к чаю. А чай из чего? Из веточек вишни и смородины.

Казалось бы, и война закончилась, а жить легче не становилось. Сельчан обязали платить налоги. Есть у тебя скотина или нет – обязан сдать государству сорок килограммов мяса, двести семьдесят литров молока и девяносто яиц в год. И все это бесплатно. А где взять это мясо? Разве сами мы его видели? И еще заставляли покупать за деньги облигации. Хорошо, что потом разрешили выплачивать налог деньгами. Тетя шила людям понемногу всякую одежду, зарабатывала денежку, из этого и платились налоги. Мы даже яйца сами не ели, сдавали. За каждое плодовое дерево и куст тоже надо было платить. А поскольку деревья хорошо плодоносят только раз в два года, люди начали вырубать яблони, груши, вишни и сливы. Село, которое когда-то утопало в садах, скоро стало «лысым». С болью в сердце отец вырубил все наши деревья и кусты. Стало пусто и грустно.

Рядом с нами жила одна женщина, вдова. У нее была дочка Нина, моя ровесница. Мы с ней не очень дружили, потому что она была хитрая и часто меня обманывала. Наш отец помог вдове вырубить ее сад, но один куст красной смородины женщина попросила оставить. Пришло лето – а у нас ни сада, ни ягодки, ни яблочка. А у Нины на огороде – даже с улицы было видно! – закраснел ягодами куст смородины (мы называли ее поречкой). Я несколько дней подряд ходила на улицу, чтобы поглядеть через забор на этот куст. А он с каждым днем становился все краснее, все соблазнительнее. И вот, наконец, я решила сходить к Нине в гости. Как раз в тот день ее мама пошла в город на базар, так что время было самое подходящее. Пришла я к Нине, а она спрашивает:

– И чего это ты ко мне явилась, а не к своей Вале?

– Вспомнила, что ты меня сама приглашала прийти поиграть.

– А как же Валя? – подкалывает Нина.

– Подождет до завтра, – отвечаю я, а самой становится стыдно.

Поиграли мы немного во дворе, а я все исподтишка поглядываю на поречку.

– Покажи мне, что у вас на огороде растет, – хитрю я, чтобы подманить Нину поближе к кусту с ягодами.

– Пошли! – легко соглашается соседка, и мы с ней идем по узкой тропинке. Нина что-то рассказывает про огород, а я ее и не слышу, потому что уже ничего не могу ни видеть, ни слышать, – только куст, сплошь красный.

– …А тут вот – поречка! – мы останавливаемся, не доходя до куста, но я уже хорошо вижу спелые ягоды, которые густо-густо облепили ветки, а солнце в них переливается рубином, не дает мне покоя.

– Рвать ее нельзя, – словно угадывая мои мысли, предостерегает Нина.

– Почему?

– Потому что под этим кустом похоронен некрещеный ребенок.

– И что? – окончательно теряя надежду попробовать ягод, спрашиваю я.

– Мама сказала: если кто будет рвать и есть ягоды, он придет и задушит, – произносит Нина, тоже глотая слюнки.

И мы этому верили! Какие же мы были наивные, не то что современные дети, которые еще и говорить как следует не научились, а уже вовсю управляются с компьютерами.

А еще страшно хотелось яблок!