Маятник Фуко - читать онлайн книгу. Автор: Умберто Эко cтр.№ 113

— Предположим, что она срывается, — сказал я. — Но невозможно понять, почему столь подготовленные люди, имея на руках четыре шестых части окончательного Извещения, не смогли реконструировать его сами. Или почему, если уж сорвалось их свидание с болгарами, они не связались непосредственно со следующими партнерами.

— Казобон, — сказал на это Бельбо. — Вы действительно считаете, что провэнские конспираторы были такие дурошлепы? Если они хотели, чтобы Сообщение оставалось в тайне полных шестьсот лет, наверное, они приняли предосторожности, или я ошибаюсь? Каждый великий магистр, наверное, знает, где ему искать гроссмейстера следующей команды, но не знает, где искать всех остальных, а никто из остальвых не знает, где искать представителей Предыдущих эшелонов. Стоило немцам разминуться с болгарами, и они уже не знают, где искать иерусалимитян, а иерусалимитяне не знают, где им искать и кого вообще разыскивать. Что же касается реконструкции желанной Вести по имеющимся фрагментам, это зависит от того, как были нарезаны и розданы эти фрагменты. Я думаю, не в прямой последовательности. Не хватает важного кусочка — и потерян смысл всей вообще истории, а тот, у кого кусочек на руках, не знает, что ему с ним делать.

— Подумайте только, — произнес Диоталлеви, — если их встреча не состоялась, сейчас по Европе в совершенной тайне рыскают представители всех групп, желающие и не могущие объединиться. Каждому из них совершенно ясно, что вот столечко не хватает ему до мирового господства… Как зовут этого чучельщика, о котором вы рассказывали, Казобон? Может быть, действительно существует заговор, и вся история мира — это только результат состязания за восстановление потерянного Известия? Мы их не видим, а они, невидимые, орудуют вокруг нас.

У Бельбо и у меня в голове роилось примерно то же самое, так что мы все говорили хором. Накричавшись, мы обратили внимание на то, что должно было сразу броситься в глаза. По меньшей мере два выражения из провэнского завещания, а именно: пассаж о тридцати шести невидимках и рассуждение о ста двадцати годах — всплывали и в ходе знаменитого спора о розенкрейцерах.

— К тому же розенкрейцеры — немцы, — добавил я. — Придется почитать их манифесты.

— Но вы же говорили, что они фальшивые, — сказал Бельбо.

— Ну и что? Мы тоже сочиняем фальшивку.

— Ах да, — ответил на это Бельбо. — Я почти что забыл.

Elles deviennent le Diable: debiles, timorees, vaillantes a des heures exceptionnelles, sanglantes sans cesse, lacrymantes, caressantes, avec lesbras qui Ignorent les lois… Fi! Fi! Elles ne valent rien, elles sont faites d'un cote, d'un os courbe, d'une dissimula rentrte… Elles balsent le serpent… [104]

Жуль Буа, Сатанизм и магия

/Jules Bois, Le satanilsme et la magie, Paris. Chailley. 1895, p. 12/

Он действительно забывал, сейчас я понимаю. И конечно к этому времени относится нижеследующий файл, короткий и безумный.

Имя файла: Эннойя

Ты пришла ко мне домой неожиданно. У тебя была трава. Я не хотел, потому что не позволяю никаким растительным веществам вмешиваться в деятельность моего мозга (что снова ложь, потому что я курю табак и пью дистилляты из зерен). В любом случае, в шестидесятые годы, когда кто-нибудь меня втягивал в круговое сосание скользкой колбаски, пропитанной слюнями, со знаменитой последней затяжкой через булавочку, мне бывало смешно, и только.

Но вчера мне предложила это ты, и я подумал, что, вероятно, это твоя манера предлагать себя, и я накурился с верой. Мы танцевали прижавшись, как не принято уже многие годы, и вдобавок — какой стыд — под Четвертую симфонию Малера. У меня как будто бы в объятиях восходило, вызревало древнее создание, со сладостным и морщинистым ликом ветхой козы, змея, выникавшая из-под глуби моих чресел, и я тебя обожал, как старобытную и всеохватную тетку. Вероятно, я продолжал колыхаться, приединенный к твоему телу, но чувствовал, что ты возносишься в воздух, претворяешься в злато, идешь в затворчатые двери, воздымаешь тела на воздух. Я пронзал твое темное чрево, Megale Apophasis, [105] Полонянка Ангелов.

Может быть, не тебя искал я? Может быть, до сих пор ожидаю тебя? Всякий раз я терял тебя потому, что не могу знать? Всякий раз я терял тебя потому, что, узнавая, узнавал, что потеряют И куда ты делась вчера вечером? Я проснулся, было утро и болела голова.

Все мы помним, однако, секретные намеки на период в 120 лет, которые брат А., наследник Д. и последний во второй линии наследования — живший среди многих из нас — обратил к нам, членам третьей линии наследования….

Слава Братства, в: Всеохватная и всеобщая Реформа всею целого мира

/Fama Fraternitatls, In Allgemeine und general Reformation, Cassel, Wessel. 1614/

И я кинулся штудировать оба манифеста розенкрейцеров, «Слава» и «Исповедание». Не оставил без внимания и «Химическое бракосочетание Христиана Розенкрейца» Иоанна Валентина Андреаэ, потому что именно Андреаэ был предположительным сочинителем манифестов.

Манифесты появились в Германии в 1614–1615 гг. То есть лет через тридцать после встречи 1584 года между французами и англичанами и почти что за сотню лет до даты, в которую была назначена встреча французов и немцев.

Я приступил к чтению не ради того, что в манифестах реально было сказано, а ради того, что в них просматривалось «между строк». Я понимал, что чтобы заставить их означать не то, что написано, я должен буду проскакивать некоторые места, а другие почитать важнейшими, нежели прочие. Но именно этой системе учили нас одержимцы и их славные вдохновители! Передвигаясь в тончайшем времени Откровения, никто не обязан подчиняться дотошным и тупым требованиям логики, перебирать скучные цепочки причин-следствий. И то сказать, при буквальном восприятии розенкрейцерские манифесты — просто дикое нагромождение абсурда, загадочности, противоречий.

Поэтому они не могли означать то, что означали при первочтении. Следовательно, они не являлись ни призывом ко глубинной духовной перестройке, ни рассказом о жизни бедолаги Христиана Розенкрейца. А следовательно, они были зашифрованным текстом, который можно было читать наложив определенную сетку. Сетка закрывает одни пространства и оставляет на воле другие: как зашифрованное завещание провэнцев, где имели значение только начальные буквы слов. У меня сетки не было, но достаточно было вообразить ее. Вообразить сетку — значит просто читать с недоверием.