Эликсир князя Собакина - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Лукас cтр.№ 34

— Так, следующая свадьба! — дал отмашку Бабст, следивший за экипажами.

— А почему воздушные шарики черного цвета? — удивилась княжна.

— Негры, наверное, женятся, — предположил Живой.

— Опять расизм! Я напишу про тебя в Гаагский суд, в комиссию по правам человека и лично Бараку Обаме!

Тем временем из лимузина вышли жених и невеста. Он — в белом фраке и белых штиблетах, с черной гвоздикой в петлице, она — в черном платье и с черной фатой.

— Художники! — с уважением протянул Живой.

— Выпендрежники! — сплюнул Бабст.

Оказалось, что молодые — уже не очень молодые — решили развестись. Несмотря на обилие черного, бывшие супруги были веселы и по очереди сфотографировались со всеми, да еще и угостили царей и поэта шампанским.

— Сладко! — завопил захмелевший на жаре Пушкин, и тогда невеста одарила его долгим влажным поцелуем.

— Как мимолетное виденье! — простонал Паша, обмякая. — Телефончик оставьте, богиня! Я — человек бесчестный, жениться сразу не стану!

К двум часам стало сильно припекать. Ноги с непривычки гудели. Пушкин охрип, но продолжал выкрикивать свои экспромты. Вода в термосе Бабста закончилась, и он то и дело убегал к ближайшей тележке с напитками, таская царям то кока-колу, то фанту.

Петр снял кафтан и повесил его на ограду памятника. Живой пристроил рядом свой цилиндр и тут же организовал прокат костюмов. Фото в кафтане — триста рублей, в цилиндре — сто. В кафтане и цилиндре — тысяча. Совсем раззадорившись, он сорвал с головы парик и принялся махать им, выкрикивая:

Люблю тебя, Петра из меди,

Твою лошадку и змею!

Скорей сюда идите, леди,

Я вас сфотографирую.

На вашу камеру, на нашу,

Всего каких-то сто рублей.

Хотите, с Катериной спляшем?

Хотите — с вами? Посмелей

Подходим к памятнику, дама!

Вставайте тут. Смотрите прямо.

Теперь проследуйте к царю.

Премного вас благодарю!

Какой-то немец, видимо, найдя Пашу достойным собеседником, толкнул его локтем в бок и, указывая на Савицкого, с уважением произнес:

— Алегзандер Невски! — и выставил большой палец.

— Алегзандер — хундерт рубель, — тут же сориентировался Живой.

— Ух ты! Смотри! — толкнул Пашу с другой стороны Бабст.

На набережную выкатили сразу четыре автобуса, и из них посыпались китайцы. Толпа запрудила все пространство перед памятником.

— Тридцать, сорок, — считал по головам Бабст. — Лучше, чем четыре свадьбы и одни похороны.

Живой достал из кармана смартфон, потыкал в кнопки, что-то прочел и завопил, обращаясь к китайцам:

— Питодадидо! Ибай лупу!

— Ты чего, опупел? — уставился на него Бабст.

— Языки учить надо, — помахал волшебной машинкой Паша. — Вот, читай! По-китайски Петр Первый — Питодадидо. Сто рублей — «ибай лупу». Сто пятьдесят рублей — «ибай уше лупу». Да ты не отвлекайся, считай. Пусикен! Руссише поэто! В очередь, сукины дети!

Следом за китайцами явились и японские туристы. Они фотографироваться не стали, а только слушали гида, переговаривались по-своему, смеялись и указывали пальцами на Живого. Отчетливо было слышно слово «Высоцкий».

— Радуйся, поэт, за Высоцкого тебя приняли! — съязвил Бабст.

— А чего сразу не за Визбора? — отвечал тот, прислушиваясь. — Да не Высоцкий, а «усоцкэ». По-японски — врун, лжец. Аниме надо смотреть! А кого это они так?

— Да тебя вообще-то.

— Значит, фотографироваться не будут. Вот был бы я в костюме Чебурашки — сразу бы понабежали. Ну и хрен с ними. В Чебурашке я бы сварился заживо. Уф-ф, жарко!.. Пойду передохну.

Он встал у ограды, на которой висел кафтан Петра, открыл колу и принялся обмахиваться веером, подаренным китайскими поклонниками Пушкина.

Тут к нему подошел здоровенный белокурый детина явно иностранного — скорее всего, скандинавского — вида. Он был в желтых шортах, синих гольфах и зеленой рубашке с подтяжками.

— Привет, — сказал скандинав по-русски с еле заметным акцентом, — можно с тобой сняться?

— Конечно! — с готовностью ответил Живой и тут же на всякий случай представился: — Александр Пушкин, русский поэт. Знаете такого?

— Очень хорошо знаю, — улыбнулся тот. — Я даже переводил тебя на шведский. Меня зовут Свен Карлсон. Но я не тот, который живет на крыше, просто у нас это очень распространенная фамилия. Я славист.

Паша улыбнулся в ответ и расшаркался:

— Очень приятно! Павел Живой, артист. А я-то думаю — чего этот викинг Пушкину тыкает? А он, оказывается, переводчик, свой человек!

— Нет, тыкать — это такая языковая привычка. У нас по-шведски нет всяких «вы» — «ты». Но если ты хочешь, я могу говорить тебе «вы».

—Да ну, ты чего, старик? — хлопнул его по плечу Паша. — Тыкай на здоровье. Ты же почти наш. Мы тебе даже скидку сделаем. За Пушкина — всего пятьдесят рублей. А если фоткаешься с Петром, то Пушкин бесплатно.

— Нет, с Петром не надо, — поморщился Карлсон. — Я лучше с тобой. А можно сниматься не здесь, а вон там, около собора?

— Ноу проблем! Костя, топай за нами!

Фотосессия прошла удачно. Пушкин даже попытался поднять своего переводчика на руки, чтобы выразить поддержку его деятельности. Это не получилось, и тогда могучий викинг сам поднял поэта на воздух и подержал над головой.

— А у Всадника-то не хочешь? — спросил Паша, принимая гонорар. — Памятник знаменитый. Россию поднял на дыбы!

— Он не только Россию поднял на дыбу, — нахмурился швед. — Вот скажи, Павел, ты никогда не думал, что означает эта змея?

— Ну то есть как — что означает? — пожал плечами Живой. — Зло мировое.

— Нет, — покачал головой Карлсон, — не мировое. Змея-то — это мы...

Пораженный такой трактовкой шедевра Фальконе, Паша некоторое время смотрел на представителя побежденной державы молча, а потом вдруг схватил его за руку.

— Слушай, а давай мы ему отомстим! — выпалил он.

— Как это?

— Ну, тебе ведь обидно, что тебя змеей представили?

— Обидно.

— И всему шведскому народу обидно?

— Еще как!

— Ну так возьмем и отомстим. Заберемся туда и напишем ей на хвосте: «ШВЕДЫ НЕ ГНУТСЯ».

Карлсон даже подпрыгнул: