— Ты кто?
— Двадцать раз тебе повторять? Игнат.
— Живой?
— Конечно.
— Но ты же умер!
— С чего ты взяла?
— Я свечку за упокой в церкви поставила.
— Поторопилась. Кто тебе сказал, что я умер?
— Который приходил,
— Кто приходил?
Оксана всегда была тупой и с возрастом не поумнела.
— Который про тебя расспрашивал.
— Как его зовут? Откуда он взялся?
— Зовут… Денис, кажется, или Вася. Взялся из-за двери, пришел, позвонил.
— О чем он тебя спрашивал?
— Про нашу с тобой жизнь. А чего я помню-то? Давно быльем поросло. Игнат, ты это, правда, ты?
— Я, я! Но этот Денис-Вася как-то объяснил, почему тебя расспрашивает?
— Как-то объяснил.
— Как? — терял терпение Игнат.
— Не помню. Он еще внуку задачку помог решить.
— Ты, говорят, внука в честь меня назвала?
— Разбежалась! Внука Яшкой зовут. А у тебя к старости мантия величия?
Последнее выражение Оксана подхватила у дочери. Та ругала мать за то, что балует Яшу, у которого уже мания величия развивается. Манию Оксана переделала в мантию и вставляла выражение по каждому поводу, например, когда внук подолгу торчал в туалете — мантию величия высиживал.
— Оксана, помоги мне найти человека, который к тебе приходил.
— А чего искать, он сказал, что твой друг.
— Вот как! Он оставил визитку, свой телефон?
— Нет. Пятьсот рублей внуку на конфеты оставил. Мой охламон такой пронырливый! — не без гордости говорила Оксана. — Всегда найдет, где урвать. По нынешним временам полезное качество. И в спорте Яшка делает успехи…
— Рад за него, — перебил Игнат. — Значит, ты не знаешь, где искать того визитера? — уточнил Игнат.
— Не знаю. А зачем тебе?
— Бывай здорова! — не ответил, попрощался Игнат. С Леной Храпко он разговаривал другим тоном.
— Здравствуй, Лена! Извини за столь ранний звонок, он вызван крайней необходимостью. Это Игнат Куститский.
— О!
— Я жив, здоров, — поспешил заверить Игнат, — и слухи о моей смерти сильно преувеличены. Но до тебя они докатились?
— Да.
— К тебе приходил некий человек и расспрашивал о наших с тобой отношениях, о… — запнулся Игнат, — о ребенке?
— Приходил.
— И ты ему выдала свою версию?
— Ничего я ему не выдала и говорить отказалась.
— Но все-таки пустила в дом?
— Он представился твоим другом, передал наследство для Кати — тысячу долларов.
— Ничего я ей не передавал!
— Вернуть?
— Нет. Лена, извини! Если вы нуждаетесь, я готов…
— Не нуждаемся. Мне, наверное, следует поздравить тебя с воскрешением, но язык не поворачивается. Я тебя давно похоронила, Игнат, и это общение…
— Еще секунду, Лена! Я разыскиваю человека, который врал про мою смерть и собирал информацию. Его зовут Денис или Василий.
— Антон.
— Что?
— Его зовут Антон.
— Опиши его, пожалуйста!
— До тридцати лет, среднего роста, напористый, бесцеремонный, с молочными зубами.
— То есть?
— Он думает, что может вцепиться намертво, но ошибается, зубы у него еще молочные. Антон сказал, что пишет заказанную вдовой книгу о тебе.
«Что и следовало ожидать», — подумал Игнат.
— У тебя есть координаты этого Антона?
— Нет. Ты узнал все, что хотел?
— Да, спасибо, Лена!
Она не торопилась вешать трубку и через паузу задала вопрос, давшийся ей не без труда:
— Не хочешь спросить о Кате?
— Нет, прости! У меня ведь тоже свое внутреннее кладбище, которое не хочется ворошить. Кстати, — не удержался от хвастовства и от упрека Игнат, — два года назад у меня родился сын, совершенно здоровый.
Лена отключилась, не прощаясь.
Игнат встал и прошелся по квартире. Хотелось кофе. Отсутствие в доме кухни раньше он воспринимал как блажь Полины, в общем-то простительную, потому что ему самому требовалось следить за весом, не толстеть. Но теперь нежелание на трехстах квадратных метрах выделить место кофеварке или электрическому чайнику казалось ему издевательством жены. Чайник есть в каморке домработницы Любы, там и кофе растворимый может найтись. Комната Любы не имела окна, походила на неширокий пенал. С одной стороны стоял узкий диванчик, на котором Люба ночевала, когда хозяева уезжали в отпуск, и шкафчик для одежды. По противоположной стене шли полки с запасом моющих средств, туалетной бумаги и прочих хозяйственных товаров. Здесь Игнат и нашел чайник, дешевый кофе и сахар.
Он наполнил чайник в ванной, принес в гостиную, поставил на журнальный столик, включил вилку в розетку. Посуды в доме не было. «Начинается с чашечки чая, потом к ней печенье, конфетка, и пошло-поехало, — говорила Полина. — Никаких сервизов и чаепитий!» Гостям предлагалось только спиртное. Воспользоваться кружкой Любы Игнат побрезговал, развел кофе в стакане для виски. Немилосердно испачкал стол, рассыпав сахар, который прилип к луже растаявшего льда из мокрого носового платка. Беспорядок на обычно идеально чистом столе доставлял Игнату удовольствие. Он ждал, когда кофе остынет, помешивал в стакане трубочкой для коктейлей.
Итак, картина проясняется. Полина нашла прохиндея-писаку, который копался в Игнатовом прошлом, и дала ему карт-бланш: сочиняй любую ересь, главное — побольше грязи. Сам по себе писака — как его? Антон — только орудие в руках жены. Но на войне оружие противника следует уничтожать. Этот Антон сильно разозлил Игната, и спуска ему не будет. Когда Игнат до него доберется, писака навсегда расстанется с литературными амбициями, будет страшиться «мама мыла раму» вывести. Как про Антона сказала Лена? С молочными зубами юноша. Лена всегда была точна и оригинальна в характеристиках. Ах, какая девушка была! Умница, красавица! Угораздило ее калеку родить и всю свою жизнь под откос пустить. Ее выбор, никто не неволил. Напротив, Игнат умолял избавиться от уродки, сдать в интернат. Не захотела. Впрочем, это дела давно минувших дней. А сейчас ему нужно позвонить Юле.
Игнат невольно рассмеялся: слабохарактерную, пугливую, мягкую Юленьку автор «Скелетов» превратил в чудовище. Она, как папуаска, была раскрашена татуировками и носила браслеты от запястий до ключиц. И это жена номенклатурного работника! Полнейший идиотизм. Любительница милых собачек, в книге Юля превратилась в кинологическую бандершу, заправлявшую всеми выставками на территории СССР. Глупее не придумаешь.