Когда ты выходишь из дома, куда бы ты ни направлялся, все заканчивается долгими ночными прогулками. Оставив далеко скутер или машину, ты идешь в гетто, на площадь Навона, на Кампо-Марцио. На своем пути ты встречаешь туристов, ищешь в их глазах восхищение тем, что они видят, и тебе нравится думать, что они смотрят на тебя и думают, что ты живешь здесь, по соседству. Ты ходишь до тех пор, пока не убедишься: эхо твоих шагов — единственное эхо в округе. Или выбираешь район Гарбателла, улочки в квартале Триест, виа Джулиа. Или тихие зеленые улицы на Монтесакро. Или Сан-Саба.
Почти всегда один. Иногда в компании. И тогда ты идешь до тех пор, пока не заметишь, что начинаешь отставать от своих спутников или что они начинают отставать от тебя.
Бывает, что ты проводишь это пустое августовское время с кем-то, кого едва знаешь, с кем виделся последний раз в лучшем случае полгода назад. И с кем перестанешь видеться уже в сентябре.
В этом году ты встретил ее. Вы знакомы, ты видел ее то там, то тут. Последний раз — в июле, на какой-то вечеринке, и сейчас, идя с ней по ночному городу, уверяешь ее, что вы проговорили тогда весь вечер. Она же уверяет тебя, что разговаривали вы не весь вечер, а только сначала, и что весь вечер ты проговорил с девушкой из Израиля, которая приехала в Рим снимать какой-то документальный фильм. Израильскую девушку ты помнишь: девушка как девушка, ничего особенного. И еще помнишь, как в тот вечер один знакомый твоей сегодняшней спутницы посмотрел ей в глаза и сказал: по-моему, мы однажды целовались, правда? И она ответила да. Почему-то ты сразу понял, что запомнишь его вопрос и ее ответ.
Потом ты встречаешь ее на концерте. Перед началом вы идете выпить пива. Она говорит, что никуда не едет, потому что таким, как в августе, в другое время Рим уже не бывает. Ты не говоришь ей, что тоже так считаешь, — это было бы глупо. Ты молчишь. Но понимаешь, что проведешь отпуск в городе, с ней. Вы встречаетесь каждый вечер. Всю эту неделю, максимум десять дней. Пока не вернется кто-то, кто вернет тебя или ее домой. В Рим, каким он был до этого и каким будет потом. Не такой Рим, как сейчас.
По-моему, мы однажды целовались, правда? — сказал ей тот знакомый.
Она звонит тебе каждый вечер около половины седьмого. Вы не говорите о том, как провели день, вы видитесь только по вечерам. Бесконечно долго обсуждаете наперебой, что делать. Кино, театр, пиццерия. Всякий раз, когда кажется, что вы пришли к соглашению, один из вас предлагает новый план. Вам нравится все усложнять. Потом вы встречаетесь в условленном месте. Садитесь в машину или на скутер, доезжаете до границы того или иного района и дальше идете пешком. Ходите допоздна. Разговариваете. Иногда садитесь за столик в баре и заказываете мороженое. Она с тобой и одновременно со своими друзьями, даже если те уехали. Непрерывно отправляет и получает эсэмэски. На ходу говорит или слушает меня, отправляя или читая эсэмэски, отправляет или читает эсэмэски, говоря или слушая меня на ходу. Иногда улыбается, и, когда ты понимаешь, что не сказал ничего смешного, ты догадываешься, что ее улыбку вызвала эсэмэска. Тебя это не раздражает — скорее веселит.
Потом ты провожаешь ее домой. Вы входите в подъезд, поднимаетесь на последний этаж, у тебя одышка, у нее нет. Перед ее дверью вы останавливаетесь и долго разговариваете — не наговорились. На второй или на третий вечер, точно не помнишь, целуетесь. Поцеловавшись, ты желаешь ей спокойной ночи и скатываешься по лестнице в исступлении, в каком скатываются по лестнице после поцелуев.
И так все дни. Звонок. Что будем делать? Споры. Выбор. Встреча. Прогулка. Эсэмэски. Лестница в ее доме. Перед своей дверью она выключает мобильник. И вы целуетесь. Так все дни, если не считать одной детали: целый день тебе хочется целоваться с ней. Вы долго целуетесь каждую ночь, она не предлагает тебе войти, да ты и сам этого не хочешь, ты хочешь стоять там, при тусклом лестничном свете, в тишине, и долго целоваться — тебе нравятся долгие поцелуи. Ты не спрашиваешь, нравятся ли они ей, но надеешься, что нравятся. Судя по всему, да. Вы не говорите о поцелуях. Каждую ночь вы поднимаетесь по лестнице на самый верх, ты с одышкой, она нет, и с каждой ночью знаете друг о друге немного больше. До этого она рассказала тебе, а ты ей, кучу историй. Вы кончаете разговаривать и начинаете целоваться. Вы только целуетесь, долго, много раз, а потом ты скатываешься в исступлении по лестнице.
Однажды вечером она приглашает тебя на ужин, вы едите, пьете вино, болтаете, слушаете до глубокой ночи музыку. Потом выходите на лестницу и только тут целуетесь. Долго, много раз.
Однажды она звонит тебе, как всегда, в половине седьмого. Ты готов бороться за то, чтобы идти в любое место, куда не хочет идти она. У вас такая игра. Ты готов. У нее более естественный и непринужденный голос, чем обычно, так что ты понимаешь: никакой он не естественный и не непринужденный. Ты ждешь, что она тебе скажет. И она говорит. Ей позвонила подруга, о которой она столько тебе рассказывала. Подруга вернулась из отпуска. Сегодня вечером она пойдет с нами. Ты поворачиваешься к стене, где висит календарь. Пытаешься вспомнить, какое сегодня число. Наконец вспоминаешь. Возможно, когда ты положишь трубку, кто-нибудь позвонит и тебе, скажет, что вернулся. Алло, куда ты пропал? — спрашивает она. Ты говоришь, что, если они давно не виделись, может, им лучше встретиться без тебя. А она говорит, что ты сумасшедший, что она хочет познакомить тебя со своей подругой. Ладно, говоришь ты. Они уже все решили — ты не возражаешь, говоришь «ладно». Некоторое время она молчит: уж слишком быстро ты сказал «ладно». Алло, кричишь ты в трубку, куда ты пропала? Вы договариваетесь о встрече.
Ты на нее не идешь. Выходишь из дома поздно, садишься в машину. Едешь в район Гарбателла, оставляешь машину довольно далеко и бродишь допоздна, обходя все тамошние дворы. Когда начинают гудеть ноги, решаешь, что пора возвращаться домой. Свободных мест, куда ты можешь поставить машину, сегодня вечером уже меньше — всего два. Рядом с тем, которое ты выбираешь, загорелый мужчина выгружает из багажника чемоданы. Он весело с тобой здоровается. Сразу видно, рад, что вернулся. Дома на автоответчике ты находишь два сообщения. Вернулся Антонио. Вернулась Нина.
Ты помнишь ее поцелуи. Ты вспоминаешь о них, когда лето уже кончилось, вспоминаешь всю зиму. Как-то, после долгого перерыва, ты встречаешь ее на вечеринке. Чао! Чао! И вы обнимаетесь, как два человека, которые не понимают, что должно было случиться, чтобы они не виделись столько времени. Тут же ей приходит СМС, и она отвечает. Ты думаешь, что теперь твоя очередь посмотреть ей в глаза и сказать: по-моему, мы однажды целовались, правда? Но ты понимаешь, что не сделаешь этого, не сможешь, Хотел бы, но не сможешь. И думаешь, что ждешь не дождешься того вечера, когда это сделаешь. Однако это будет не скоро. А может, и не будет.
Театр не для меня.
Гаснет свет, наступает тишина, сейчас начнется спектакль. После нескольких секунд ожидания раздаются первые слова, и уже с первых слов, по первой фразе все понятно. И не только по фразе, но по тону, по постановке голоса, по использованию диафрагмы.