Его еще не били, но уже тормошили, обступая со всех сторон и мешая друг другу. Упорней всего прорывался рыжий.
– Ты че понтуешься? – хрипел он Далгату, тыча ему в лоб здоровую пятерню.
Сзади послышался мальчишеский крик «Махня!», и Далгат увидел, как зеваки бегут к ним с соседних улиц. Бросились разнимать. У Далгата упала кожаная папка, и кто-то наступил на нее кроссовкой. Какой-то лех в спортивках с важно-серьезным лицом пытался расцепить Далгата и рыжего. Рыжий толкнул леха локтем в нос, за что получил нежданчик по ребрам. В шуме и гвалте кто-то закричал:
– Сабур , пацаны, это Хаджика Белого брат!
Далгат почувствовал, как толпа слегка расступилась, а потом увидел самого Хаджика, сына Халилбека, и двух его приятелей. Тот, что слева, держал напоказ дорогой телефон, в котором что-то урчало. Хаджик был накачан и выглядел модно. Светлые волосы слегка отпущены на затылке, на ногах – отполированные лакские туфли с цепочкой.
– Ле, вы че моего братуху обижаете? Че за непонятки? – бросил он толпе.
– Это Русик на него наезжал, – рассерженно заорал кто-то высоким голосом.
– А че я? За родные слова отвечаю, я ему слова не сказал. Трубку попросил, он быковать начал, а потом на измены сел! – закричал Русик, подтягивая красные шорты. – Э, пацанчик, нормально делай – нормально будет, понял, да?
Он обхватил Далгата своей толстой рукой, как бы показывая, что они друзья.
Далгат вырвался, поднял пыльную, со следами чьих-то ног папку и пошел к Хаджику.
– Э, ты че кисляки мочишь, хIйван ! – заорал ему рыжий.
– Ты че сказал? – нахмурился Хаджик, нащупывая что-то в кармане.
– Я че, я ниче, – зарядил рыжий.
– Будешь еще возникать, я тебя в натуре выстегну, – погрозил Хаджик, оставив карман в покое, и отвел Далгата к черным воротам, за которыми виделся краснокирпичный домик.
– Что, уронил тебя этот бык? – спросил Хаджик. – Ты с ними не связывайся. Этот Русик – вообще камень.
– Уезжаешь сейчас? – спросил Далгат.
– С пацанами по городу проедемся, ты в дом заходи, Арип тоже дома. Цинкани, если чо, я тебя подвезу куда надо.
– Баркалла , – сказал Далгат, прощаясь с Хаджиком за руку.
– Проблемы будут – обращайся.
Хаджик пошел к друзьям, бросив крепкое словцо в сторону расходящегося сборища. Все трое сели в иномарку и рванули за угол.
3
Далгат поспешно зашел в ворота и оказался в маленьком внутреннем дворе с торчащим из земли краном около небольшого двухэтажного строения. Второй этаж был не доделан и пах известкой. Из дома вышла тетя Наида и подошла обниматься.
– Вай, Далгат! Где был? Что такой помятый? Как мама? Заходи, сейчас хинкал будет.
На стене комнаты, под лепным потолком, висел ковер с вытканным портретом имама Шамиля в папахе. Под ним, на диване, обложенном декоративными подушками, сидел тяжелобровый Арип, старший брат Хаджика. На голове Арипа красовалась темно-синяя тюбетейка, вышитая золотом.
– Где тебе футболку растянули? – спросил он, здороваясь с Далгатом.
– А, здесь, приставать начали у вашего дома. Хаджик мне помог.
– Куда он поехал снова?
– По городу, говорит, прокатится.
– В ад он прокатится, – хмыкнул Арип, – сколько я ему говорю, не езди с этими шакалами, а он хай-хуй поднимет и едет на движения… Ты, Далгат, не начал еще молиться?
Далгат тяжело вздохнул:
– Я же тебе говорил…
– Ты сюда слушай, я тебе всю дорогу говорю, чтобы ты молиться стал, ты че меня не чувствуешь? – нагнулся к нему Арип. – Вот ты этих аташек видел у ворот? Хажи, машалла́ , траву не пробует, а то я его поломаю. А эти ослы мажут, или просто сидят, бакланяться, или к девушкам пристают полуголым. Куда катится этот кяфирский мир, скажи? Клубы здесь понастроили, дискотеки, женщины посмотри, как ходят! Это что такое? Если бы у нас шариат был, этого наджаса бы не было здесь, скажи?
– Бесполезно с тобой говорить, Арип.
– Мой долг тебя наставить. Совершающий получает вознаграждение, оставляющий получает наказание. Из одного хадиса мы знаем, что человек будет семьдесят лет лететь ко дну ада лишь за одно неправильное слово, а что говорить за наказание про дела?
– Я не верю в сказки про Пророка, – сказал Далгат.
– А ты знаешь, что было с одним мужчиной, который был коммунистом, а потом поверил? Он очень молиться стал, его все мавлиды петь звали. Он очень хорошо мавлиды пел. И, раз, один день ему говорят: ле, у нас родственник умер, приезжай в Буйнакск на мавлид. А другие говорят нашему сыну сунат сделали, приезжай в Дербент на мавлид. И он, это, в один день был одновременно и в Буйнакске, и в Дербенте.
– А как узнали?
– Как узнали… Друг другу звонят: салам – салам. Один говорит: у нас тут в Буйнакске Надыр зикр читает, а другой говорит: нет, у нас он, в Дербенте… Клянусь! – говорил Арип. – А про имя Аллаха на помидорах знаешь?
– Нет.
Арип достал свой распашной мобильный и, чем-то щелкнув, показал Далгату экран, на котором крупным планом изображался помидор без кожуры. Белые прожилки на помидоре изгибались в некое подобие арабской вязи.
– Видишь? – сказал Арип, торжествуя. – Здесь написано «Аллах». Этот помидор у праведных людей вырос.
– Фотошоп, – бросил Далгат.
– Какой фотошоп! – взвился Арип, вынырнув из спокойствия. – Я тебе говорю, настоящие помидоры, ле! А про человека, который молитвы слышал, знаешь?
Далгат махнул рукой.
– Нет, слушай, мы знаем, что все – и животные, и растения – каждый день воздают хвалу Всевышнему, и этот человек, моего друга земляк он, стал слышать, как животные и растения говорят «Лаиллаhаиллалаh» . Он спать не мог, же есть, и поехал к Саиду Апанди в Чиркей, и тот ему сказал, что это великий дар. Но он попросил Апанди снять этот дар… Много доказательств есть. Тот американец-космонавт, который в космосе был, он азан слышал. Все это знают!
– Арип, дураки говорят, а ты веришь…
– Ты Камиля знаешь с Изберга?
– Знаю, и что?
– Вот он дурак. Из-за таких, как он, ислам не любят. Он за джихад говорит, только всё неправильно. Фетвы мне по аське присылал. Я ему говорю: ле, Камиль, вставай на верный путь, ты что? Не послушал он никого, в лес ушел. Все грехи, говорит, сауны, взятки, туда-сюда, от России, надо шариат сделать и неверных убивать.
– Ты тоже так думаешь? – спросил Далгат.
– Про шариат они правильно говорят, но с Россией надо быть, харам от нашей верхушки идет. Верхушку надо поменять. Одну нацию поставят, же есть, и начинают воровать от души. А если голову отрубать за каждую взятку, не брали бы.