Салам тебе, Далгат! - читать онлайн книгу. Автор: Алиса Ганиева cтр.№ 25

Хозяин, муж Нупайсат, ходил на костылях, ноги его нуждались в операции. В детстве во время джигитовки он неудачно упал с коня. Тогда его толком не вылечили, поэтому в зрелые годы ноги сильно ослабели. Хозяин мечтал вслух, как накопит денег, поедет в Москву, встанет в очередь и ему поставят аппараты Елизарова. Костыли, впрочем, не слишком затрудняли ему работу. Целыми днями он проворно передвигался от улья к улью, от грядки к грядке. Стучал, пилил не покладая рук.

Вечерами с соседнего хутора приходил крепкий мужчина в кирзовых сапогах. Он жил в километре от нас, с золотозубой женой и многочисленными детьми. Сосед много курил, пил винную брагу и вспоминал, как зимой к хуторам приходили охотиться волки, а хозяин в свою очередь рассказывал, как он от них отстреливался, и как в другой раз медведь-шатун оторвал ногу его осленку, и осленок умер от кровопотери.

В другой стороне от «Снизустояния», тоже в километре, жила семья из селения Бацада, что по-аварски как раз означает «там, где волки». Впрочем, сейчас в Бацаде никаких волков, пожалуй, нет. Глава семейства ходил с кинжалом на поясе, как в старину, и в соломенной шляпе. Он напоминал мексиканца. У него была жена с красивым тонкокожим лицом и малолетняя дочь; кроме них в доме жила Гуля.

Гуля работала по хозяйству. Она была русская – с огромными пунцовыми щеками-помидорами и самым незатейливым воспитанием. Мать в Кизляре продала ее кому-то за ящик водки, потом девочка прошла через множество рук и в конце концов попала к тому самому леснику, которого так возненавидел Али-Асхаб. У лесника Гуля служила за еду и кров, но, по слухам, лесничиха била ее, не давала житья. Почти как в сказках про работящих падчериц. Тогда Гуля сбежала от лесника вниз по склону к темной речке Бец-ор. Там ее и приютили бацадинцы.

Часто по утрам она со своей хозяйкой ходила в лес за березовой смолой, из которой варили бацадинские черные жвачки. Как-то, завидев меня, Гуля спросила, правда ли, что в Москве – одни гулящие. Я отвечала, что вовсе нет, но она не поверила. «Почему у тебя такие длинные ногти?» – не унималась она. Ногти у меня были самой обычной длины, но Гулины были обрезаны под корень. Она доила коров, выхаживала скот, косила и делала всю черную сельскохозяйственную работу. И руки, и ноги у нее были мощные и здоровые.

Однажды она мне очень помогла. Я осталась одна с хозяином на костылях и с троюродной сестрой Нупайсат, у которой внезапно поднялась высокая температура. Где были ее дети, уж и не помню. Стемнело, нужно было собрать пасущихся в горах бычков и пригнать их домой. Отправили меня. Я долго шла в кромешной тьме, нащупывая палкой край дороги, чтобы не свалиться под откос. Постепенно глаза привыкли к темноте, и уже далеко от дома, рядом с бацадинским хутором, я наконец нашла бычков. Оказалось, что собрать их мне совершенно не под силу. Они убегали от моей палки и пускались врассыпную. Я пыталась бегать вокруг бычков, чтобы сбить их в кучу, но те и не думали сбиваться, а все время разбредались, издевательски пожевывая траву. Выбившись из сил, я села на землю и готова была расплакаться. Но тут вдруг появилась Гуля и, посмеиваясь, в полминуты собрала все стадо.

Вести бычков до дома тоже было сплошным мучением. Они начинали бодаться, норовили уйти в сторону, спускались в овраги. Их все время приходилось пересчитывать и упрашивать. А дома еще предстояло доить коров в состоянии течки. Вы представьте: ночь, трещат сверчки, я дремлю, уткнувшись лбом в корову, а руками продолжаю тянуть ее за вымя. Тут сзади на корову набрасывается бык, корова лягает ведро, а я валюсь навзничь в панике.

Так вот, вернемся к Гуле. Сосед в кирзовых сапогах со смехом рассказывал, что та ходила к его жене и выпрашивала его к себе на день. Гулю можно было понять. Кроме упомянутых, других мужчин в округе не было.

На одной из вершин лежал большущий неподъемный камень. Дауд заверял меня, что под камнем хранится клад Шамиля и что, если бы сюда могли добраться подъемные краны, сомнений бы не осталось. Помню, на этот камень он высыпал крупную соль, а кони и жеребята подбежали к камню и стали лизать эту соль длинными языками.

Дауд учился в тлярошской средней школе, там, где сестра его работала пионервожатой. А родители, хотя у них и был дом в Мурухе, оставались у темной речки на зиму. Им там нравилось. Мурух – маленькое сельцо возле Тляроша – они считали слишком шумным и суетным. Зато хутора вдоль Бец-ор зимой отрезались от мира полностью. Дороги заваливало снегом и покрывало наледью. Даже сильному коню было не проехать.

Гости здесь были редкостью. Марьям говорила, что как-то приезжала их молодая родственница с длинной, по колено, косой. Потом эта родственница уехала на учебу в Махачкалу и стала там распускать свои роскошные волосы и так ходить по улице. Жених ее, узнав об этом, отказался на ней жениться. И тогда эта родственница попыталась заколоться, но только разорвала себе двенадцатиперстную кишку. Очень грустная история.

Троюродная сестра моя однажды отправилась в Махачкалу, чтобы разузнать, нельзя ли купить хотя бы маленький участок в пригороде. Добираться предстояло в три этапа. Сначала ехать на коне целый день до Бацада, оттуда попроситься с кем-нибудь на машине до ближайшего крупного села и далее на маршрутке. Мы с Даудом поехали провожать ее до могилы Тамары. Могила Тамары – святое место. Там читают мусульманские молитвы, хотя сама Тамара была христианской отшельницей, которая отказалась принимать ислам и поселилась в этом глухом месте. Ее, как положено, искушали черти, и вообще здесь, говорят, происходили всякие чудеса. Возле могилы торчал длинный шест с привязанными к нему белыми тряпками. Здесь распрощались: сестра начала свой трудный спуск, Дауд сел на кобылу, я – на ее подросшего жеребца, и мы тронулись обратно. Вернее, помчались. Я кричала, умоляя Дауда остановиться, но он несся, как бешеный, и только срывал на ходу ветки, которые могли хлестнуть меня по лицу; жеребец не отставал от матери.

Сначала Дауд заметил в ущелье, среди развалин покинутых ругуджинских селений, дикие яблони и помчался к ним. Из Ругуджи, кажется, и происходила отшельница Тамара. Около сотни лет назад сюда не смогли провести электричество, и людей переселили на новое место. Бывшие переулки густо заросли высокой крапивой, в которой мой жеребец то и дело оступался, спотыкаясь о невидимые камни.

Когда мы вернулись на тропу, Дауд помчался с новой силой. Я вопила, а он только смеялся. Жеребец взмылился, седло сбилось набок, так что я вот-вот должна была скатиться с кручи. Тут на пути очутился ствол надломившегося дерева. Конным путникам приходилось сгибаться, чтобы проехать под ним. Я пригнулась вовремя и проскакала под деревом. Пока оглядывалась, на пути возникло новое, точно так же надломленное дерево. На этот раз я уже не успела пригнуться достаточно низко и ощутимо поранила спину. Седло у меня совсем расстегнулось, и я так крепко сдавила жеребцу шею, что ему стало трудно бежать. Только тогда галоп прекратился.

Через несколько дней я вернулась в Тлярош и с тех пор ни разу не была у Бец-ор. И не знаю, как там человек в кирзовых сапогах и где сейчас Гуля.

...

2010

Самый известный женский дагестанский головной убор – это чохто́. Оно похоже на продолговатую трубу с завязками вокруг головы. Чохто защищало женские волосы от пыли и грязи во время полевых работ. На праздники сверху накалывались височные кольца и другие серебряные украшения, накидывался платок. Некоторые чохто были кожаными, со множеством карманчиков, в которых хранились мелочи вроде гребней и ножей. А вообще у каждой народности, в каждом селе головные уборы довольно сильно отличались друг от друга.