На похороны заехать обязательно, а на юбилей – это еще посмотреть надо список, кто заявлен, будет ли икс или игрек, приглашениями весь стол завален, надо все взвесить, кто сегодня важнее, к кому в первую очередь, к кому во вторую, кому просто послать букет с водителем, а кому эсэмэску от секретарши: «Помним, любим, я не в стране».
Каждый день строгий учет доходов-расходов, день прошел – не нажил ничего, настроение дрянь, на следующий день усилия утроим, добудем три нормы, способ значения не имеет. Ну, кто-то потеряет свой бизнес, который ты уже считаешь своим, человек потеряет – ты найдешь, все правильно, неестественный отбор, слабый должен посторониться.
А теперь поищем различия. А нет их в видимой части спектра на звездном небе. В электронный телескоп можно, если напрячься, увидеть полутона, а так – неотличимы, один генотип, одна система координат, вот потому они вместе – чтобы дополнить друга друга, дополняют для полноты картины. Если сложить вместе, то получается целое, а отдельно – две дроби, где числитель значительно меньше знаменателя. А если сложить, будет целое, равное нулю.
Диалоги двух полюсов
Ираида Платоновна плакала навзрыд. Только что позвонил Фима и сказал, что не придет, жена загрипповала.
В духовке томилась баранья нога, в холодильнике стыла водка. Одетая во все новое, плакала Ираида.
Ефим был ее последним другом. Ей уже пятьдесят, ждать, когда выздоровеет его жена, никакого здоровья не хватит, каждый день стоит года. Ефим не может, а Ираида может ждать неделю и получить за два часа до встречи такой удар. Сколько таких ударов у нее впереди, даже думать не хочется. Она стала накрывать на стол – не пропадать же продуктам.
Через десять минут стол сиял. Серебро, салфетки и старая посуда из бабушкиного сервиза, мерцающая в свете свечей. О еде говорить нечего – хозяйка была мастерицей, сколько желудков мужчин нашли дорогу к ее столу, ну а потом и к телу.
Она налила себе рюмочку холодной водочки, зажмурилась и выпила за своего папу, образцового мужчину и ангела-хранителя.
Папа умер два года назад, попал в лапы к женщине, которая его убила. Сначала она увела его от мамы, увезла на дачу в Малаховку, потом покрестила и стала кормить сырыми овощами. Он бегал с ней по оврагам, купался в пруду в Быкове и умер. Ведьма его тайно похоронила, даже не сообщив дочери.
А когда-то папа был совсем другим: он руководил большим гастрономом на Таганке, сидел в белом колпаке и шелковом халате в кабинете, и там всегда толпился народ.
Они сидели у папы в приемной, как у академика, и он их принимал, а потом давал по громкой связи команду Маше или Даше обслужить клиента по высшему разряду.
Клиент шел в подвал, там ловкие люди укладывали деликатесы в папиросную бумагу и пакеты, и клиент уходил с радостью, благодаря папу, как бога, за дары земные.
Папу боготворили и академики, и народные артисты, он был нужен всем. Закончив прием до обеда, он запирался в кабинете с группой товарищей, приглашенных на обед, и обедал часа три. Обед готовила ему тут же в магазине повар из «Националя», оформленная грузчиком. Она сама заезжала на рынок, все покупала и готовила.
Ираида помнила, что в кабинете папы всегда были свежие фрукты и марочный коньяк, на стене висела картина – схема разделки туши, под номерами были указаны части – «антрекот», «шейка» и т. д.
Схема была выполнена уральскими самоцветами и сияла, как космическая съемка Уральских гор. Ираида долго не могла есть антрекот – он на схеме был изумрудного цвета. До сих пор она ест только рыбу, изумрудное мясо ей так и не пошло, так же, как и мраморное.
Папа был золотой, ничего не запрещал, ни в чем не отказывал, но она знала, как себя надо вести порядочной девушке, и папу не подвела ни разу.
А он подвел, связался на старости лет с дрянью, которая свела его в могилу, опоила, осурочила, приворожила – вот он попал в лапы ее гадкие. Свела в гроб и живет теперь на их старой даче, где жила счастливо семья благородных людей, а теперь туда ни ногой. Сука там живет по завещанию с дочкой своей, мнут цветы, посаженные мамой, ушедшей еще до папы – не смогла перенести его ухода к той твари, разрушившей семью.
Сама Ираида замужем была три раза, все три раза удачно. Все мужья потом растворились по разным причинам: один ушел к другу по театральному коллективу, второй ушел в секту в тайге, где строит до сих пор храм Веры, женщины из налоговой, возомнившей себя пророком после напряженной работы по взиманию недоимок. Вера ушла в тайгу от силовых органов и увела своих недоплательщиков, как Моисей.
Третий муж просто умер от передозировки виагры, которой злоупотреблял из-за настойчивых просьб Ираиды. Она схоронила бедолагу и стала вдовой, готовой в новое плавание, как в песне Вани Кононова «Катерок»: «Рядом, рядом омуты и мели, мы до них добраться не сумели…»
Так вот, Ираида окунулась в эти омуты, понимая, что скоро окажется на мели.
Она уже выпила три рюмки и стала анализировать «это» – так она называла свое либидо. Женщина она была скромная, в пору сексуальной революции в мире она была маленькой, говорить о том, что беспокоит ниже пояса, было не принято, и она остановилась с тех пор на том, что «это» ее не беспокоит. Хотя по правде, она об этом всегда думала, даже в начальной школе «это» уже стало говорить ей, что его голос тоже надо учитывать в диалоге с холодной головой.
Первый конфликт головы и «этого» возник на выпускном балу в школе на Больших Каменщиках. Там был мальчик, которого все хотели. Он на сверстниц не смотрел, он весь девятый и десятый смотрел только между ног учителя химии – молодой аспирантки. И она два года растлевала лучшего мальчика школы на глазах у педколлектива и беспечного родительского комитета.
На выпускном вечере мальчик увидел Ираиду в почти свадебном платье. Что-то на него нашло, и он решил лишить ее невинности, потренироваться, так сказать, на ней, сейчас бы сказали – сделать тест-драйв, вот такие сейчас времена.
Ираида была безумна в тот вечер. Такая удача свалилась ей на голову, как яблоко Ньютону; она занималась в ту пору с репетитором по физике, и другого сравнения ей в голову не приходило.
Она пила шампанское из горла и за свои слова не отвечала; после салюта все разбрелись, мальчик стал активнее и повел ее на улицу Гончарную в квартиру своей бабушки для приведения приговора в исполнение.
Но перед домом Ираида застопорила, холодный разум стал стучать колоколом, что идти не надо, время не пришло. Что она предъявит будущему мужу, что скажет папа? «Это» говорило другое: «иди, он хороший, он будет настоящий первый, я его чувствую, он очень хороший, я его ощущаю. Не слушай голову, она ничего не понимает, у нее нет моей глубины. Мой генетический опыт говорит, что он подходит, поверь мне, потом будешь жалеть».
«А сердце? Как с ним быть?» – промямлила Ираида вслух. Мальчик стал говорить, что его сердце принадлежит ей. Голова стала бурно возражать: «Он все врет, он просто хочет тебя, а потом ты будешь страдать». «Чепуха, – возразило «это», – сердце просто насос, гоняющий кровь, у насоса не может быть своего мнения, надо брать этого мальчика, он сделает все нежно и бережно, от таких предложений не отказываются», – и, усилив пульс, «это» загнало Ираиду в квартиру.