Байки грустного пони - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Зеленогорский cтр.№ 41

1 января Хариков, как всегда объевшийся и разочарованный, не находил себе места. Он вернулся из клуба, где жена заставила его встречать Новый год в компании не менее тысячи идиотов и их детей, изображающих радость от того, что еще на год приблизились к смерти — охуенный повод радоваться под бой курантов с бокалом в руке.

Хариков мрачно взирал на это безумие и не понимал, что заставляет этих людей сбиваться в толпу и бить копытами до утра под музыку и взрывы петард.

Он много лет назад понял, что праздники выдумали люди, которым неинтересно с собой каждый день, — вот и придумали десять дней в году веселиться. На каждый день придумать себе повод непросто, да и не надо, надо уметь жить скучно — это требует большей выдумки.

Он вспомнил свой первый Новый год в седьмом классе, когда две сестры-одноклассницы пригласили к себе домой весь класс встретить праздник по-взрослому, с вином и с танцами.

Эти две девочки выделялись крупными формами и прославились тем, что их мама, одинокая женщина, тренировала им походку и учила прочим методам обольщения. Хариков подслушал, как они рассказывали одноклассницам, что надо ходить так, чтобы жопа выписывала восьмерки. Они советовали зажимать карандаш между ягодицами и идти так, чтобы карандаш описывал воображаемую восьмерку, или, точнее, знак бесконечности.

Много лет спустя у Харикова была знакомая модель, рассказавшая ему по секрету тайну своей головокружительной походки: их учили зажимать в то место маслинку. Хариков тогда восхитился своими одноклассницами и их мамой, которая не желала дочерям своей одинокой доли. Она была пионером в этой сфере в далеком 63-м году в Калуге, а в Париже об этом тогда не знала даже Коко Шанель.

Хариков сдал деньги на новогодний ужин, не спросив маму: он боялся, что она его не пустит в ночное, но он хотел и рискнул, разбил копилку типа «свинья» и сдал накопленное на складчину (это в далекое советское время означало праздник, где все платят свою долю, сейчас многие норовят уйти из-за стола до расчета — вот такой у них расчет, особенно у тех, кто во многом преуспел).

Из класса деньги сдали семь девочек и пять мальчиков, остальные не были готовы к взрослой жизни. Группа заговорщиков сразу повысила свой рейтинг, независимо от успеваемости и положения в пионерской дружине.

Кирик и Абазовский купили вина, мама сестер сварила холодец и настругала винегрет, еще обещали на десерт мусс из клюквы — деликатес, которого сегодня не найдешь.

Харикову поручили найти пластинки для танцев. Дома у него было две пластинки — А. Райкин и оркестр Камчатской филармонии с песнями о рыбаках. Больше в его фонотеке ничего не было, но он нашел у соседа, взял в аренду «Мелодии зарубежной эстрады» и гибкие пластинки из журнала «Кругозор». Пришлось заложить перочинный нож с крестиком — самую дорогую вещь у Харикова в седьмом классе.

31 декабря он подошел к маме и поставил ее перед фактом: он сдал деньги и надо идти. Мама повела себя странно: отпустила, получив от него слово, что он останется до утра и не будет пить.

Хариков через много лет никак не мог понять ее мотивы: он сам был дважды отцом и отпустил свою дочь на ночь из дома только в 21 год и не спал до утра, рисуя страшные картины группового изнасилования на турбазе «Связист». Сына он вообще не отпускал из дома до армии. На их доводы: «А ты сам почему в четырнадцать лет ушел?» — он им говорил: «Другое время было, ребята». Однако понимал, что врет, просто трясся над ними — вот и все.

В семь часов вечера Хариков стоял у дверей дома, где планировалась новогодняя феерия в исполнении группы пионеров средней школы с биологическим уклоном.

Дверь открыли две сестры. Хариков их не узнал — они выглядели как девушки из фильма «Человек-амфибия», а Хариков — как персонаж книги «Витя Малеев в школе и дома». Его послали на кухню резать хлеб. Пока он это делал, пришла двоечница Чернобаева в капроновых чулках и в губной помаде, над губой у нее чернела мушка. Хариков даже испугался за нее: ему показалось, что она сошла с ума, но она была весела и совершенно не переживала по поводу своей успеваемости.

К восьми подтянулись все, мама-хозяйка накрыла на стол и ушла, пожелав им счастья и мирного неба.

Хариков менял пластинки и никак не мог решить, пить ему или не пить. Решил не пить.

Все остальные выпили красненького, из девочек пили Чернобаева и сестры Бэрри — так Хариков их стал называть, он слышал эту пластинку, на конверте которой была фотография двух девушек, похожих на одноклассниц, таких же ярких и недоступных. Начались танцы. Звездой была Чернобаева: она крутила задом покруче сестер, видимо, отсутствие успехов в школе компенсировала навыками, приобретенными в общежитии, где жила с мамой в окружении настоящих мужчин. Она собиралась после седьмого класса в ПТУ и готовилась к взрослой жизни основательно.

Кирик и Абазовский, главные кавалеры класса, шли нарасхват, были пьяные и здоровые. Хариков заведовал пластинками, а Василевский и Шаров не отходили от стола: они ели холодец и винегрет, а потом сели за шахматы и играли на торт, который стоял на подоконнике и ждал, когда Шаров грохнет Василевского в пяти партиях.

Остальные девочки, кому не достались кавалеры, делали вид, что им очень весело, и шептались, поглядывая на чулки Чернобаевой и бюстгальтеры сестер, которые те нагло демонстрировали под прозрачными блузками. Остальным в те годы показать было нечего, и они осуждали этих бесстыжих дур и ходили в кухню поправлять бантики и рейтузы, чтобы не выпирали во время танцев.

Хариков тоже волновался за свой внешний вид: мама заставила надеть кальсоны, но он их снял в подъезде и теперь боялся, что они выскочат из рукава пальто, которое валялось в куче в коридоре.

Он менял пластинки и смотрел во все глаза на Чернобаеву, которую недооценил. Она блистала во всех номинациях. Когда она кружилась в своей короткой плиссированной юбке, он увидел, что она без трусов. Он не поверил своим глазам, но это было так — видимо, трусы были, но он еще таких не видел. Чернобаева заметила его взгляды и продолжала эпатировать классную общественность, потом все пошли на кухню и стали курить. Хариков решил здесь не отставать и тоже закурил; курили болгарские сигареты «Джебал», маленькие, с белым фильтром и очень противные, они пахли осенними листьями и лосьоном «Свежесть». Свежесть была такая, что хотелось на воздух, чтобы не задохнуться.

После двенадцати вышли на улицу и катались на санках. Кирик и Абазовский катали сестер и падали с ними в снег надолго и, по-видимому, с конкретной целью. Хариков стал ишаком у Чернобаевой, но она с ним не падала в снег — он затаскивал санки на гору, а запрыгнуть на ходу не успевал, так и не вышло у него цыганского веселья.

Без кальсон стало холодно, и Хариков вернулся в дом, где Шаров окончательно разбил Василевского в шахматы. Они ели торт и собирались домой, получив от праздника все, что хотели.

Девочки в рейтузах и без лифчиков тоже стали собираться домой — их время еще не наступило.