Высотка - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Завершнева cтр.№ 50

Рассуждаю о психологии, хожу кругами… Надо, наконец, разбежаться и прыгнуть. О нем.

Как это трудно, проще исписать сто страниц рассуждениями на тему научных перспектив. Я как будто избегаю о нем говорить. Это все равно, что заводить «Битлз» при всех, вообще заводить «Битлз», когда можешь прослушать прямо с подкорки. Или, например, произносить слова побуквенно. Может быть, и не надо сейчас о нем, ведь есть же вещи «по умолчанию»?

Все держится на взаимной открытости: я не объект для манипуляций и он не объект. Вижу, как он жмет на педали, когда разговаривает с людьми, от которых ему что-то нужно. Упаковывает (его словечко). Нагло, недвусмысленно, и все-таки действует — тетки млеют, тают. Но не со мной, со мной никогда. На том и стоим.

Мне не нужны ни слова, ни доказательства любви, ни одобрение окружающих, чтобы быть с тем, кого я выбираю сама. Точка, последняя на сегодня.

(Мария, ты не помнишь, какой у нее был номер?)

Танька загремела в больницу с аппендицитом, ее долго не отпускали, брали кровь, все вены искололи, что-то у нее там не заживало. Я приезжала, находила в палате одного и то же субъекта весьма привлекательной наружности, который с озабоченным видом держал ее за руку (все влюбленные глуповаты, это аксиома), ради приличия отсиживала свои пятнадцать минут и уматывала. Мне показалось или Танька не хотела нас знакомить, а познакомив, старалась развести по углам? Молодчина. Бережет свое сокровище, наверняка зная, что мне оно не сдалось. И она права, сокровище лучше поберечь. Кроме того, это комплимент в мою сторону, надо полагать. Так что обижаться не будем.

В отсутствие Таньки я внезапно осознала, что на курсе полно гуманоидов, с которыми можно вступать в межпланетные контакты. Хиппушка Даша приходила на зачеты с огромной спортивной сумкой, в которой спал ее младший сын Бублик. Если обстановка располагала, из сумки вынимались шпаргалки, бомбы или даже учебники, спрятанные под детским одеяльцем. Если списывать было неудобно, она начинала потихоньку трясти свое дитятко, подбрасывая сумку на коленках. Бублик просыпался, истошно вопя, Даша демонстративно вынимала грудь, кормила, получала свою положительную оценку и уходила на следующий зачет.

Это еще что, хвастала она. При необходимости можно задействовать тяжелую артиллерию — старшего сына Люсю, который будет пищать, размазывать сопли, проситься в туалет… Один ребенок — не ниже четырех, двое — не ниже пяти, простая арифметика.

(С третьим, подумала я, диплом должны выдавать автоматически, и ей проще завести еще одного, чем отмыть этих двух вымучивать все новые и новые зачеты.)

С Дашей было интересно поговорить о системе, она многое знала. Как правильно плести фенечки, путешествовать стопом, клянчить деньги, общаться с ментами… Потом ко мне прибился ее приятель, веселенький Мотя, мальчик с локонами пшеничного цвета, вздернутым носиком и справкой из психдиспансера, которой он тоже умело пользовался в затруднительных обстоятельствах. Не бывает плохого настроения, бывает плохая трава, говорил Мотя, скручивая косячок. Проверим?

Стайка девушек, куривших с ними на переменках. Высоченная рыжая ундина, похожая на Венеру Боттичелли в масштабе два к одному. Говорят, большого ума девка, но что она забыла на лестнице? Еще одна, амазонка, с сигаретой на мужской манер, большой и указательный палец колечком. Хрипло смеется, заигрывает с однокурсницами… Нет, эти мне совсем не нравились.

Мужчины, с ними тоже не очень. Гоша с гитарой, демобилизовавшийся из рядов СА, на общем субтильном фоне выглядел шварценеггером, однако пел печальные девичьи песенки, старательно выводя «ты ешь вишнё-оо-вое варе-е-енье». Одно это может отвратить, и отвращало, хотя в остальном Гоша был парень хоть куда. Другой демобилизованный, Мишка, автор новой теории темперамента, грозился переплавить всех меланхоликов в сангвиников. Гарантия пять лет, говорил он, предлагая потенциальным клиентам свои услуги, а мы отслеживали, кого он опять записал в меланхолики.

Нет, все не то. Я бродила неприкаянная, от лестницы к буфету, от буфета к лестнице, пила свой чай в одиночку и ни к кому не могла прибиться, пока не появилась Мария.

Почему я ее раньше не замечала? По-видимому, из-за Таньки, которая до сих пор прикрывала меня по всем фронтам и так некстати разболелась в разгар сессии. Танька умела доставать книжки, на которые в читалке записывались с раннего утра, по десять человек на сундук мертвеца. Ей давали дефицитные конспекты, а я даже не знала, у кого спрашивать, какими словами, мне почему-то не давали. Записавшись пятнадцатой на «Психологию эмоций», я разревелась прямо у окошка выдачи. И внезапно, над самым ухом — ангельский голосок, хрустальный, безмятежный (послышалось?):

— Хочешь, дам тебе свою? Только она дома.

Я обернулась. У ангела были черные-пречерные глаза и ресницы до небес. Опешив, я не нашла ничего лучше, чем спросить, откуда своя книжка.

— Дядя Сережа дал, просил не выносить. У меня к экзамену полный комплект, журналов только нет. Сейчас разберусь с журналами и приеду. Вот ключи, пиши адрес.

А кто такой дядя Сережа?

Неважно, смутилась она.

(Дядя Сережа оказался завкафедрой клинической психологии. Знаменитость, специалист по девиантному поведению, ужасно симпатичный дядька. Везет же некоторым…)

Огрызок карандаша, читательское требование, на обороте записываю: м. «Проспект Вернадского», ул. Раменки, автобус номер, дом, этаж…

Мария приехала с пачкой журналов, которые надо было прочесть и сдать в тот же день, но мы не сдали, не вышло. Слово за слово, просидели на кухне до утра, проснулись после обеда, я засобиралась было в читалку, в ДАС, восвояси, но очень не хотелось уходить. Мария, заметив мои мучения, сказала, что проще остаться здесь, и я осталась.

Мария жила в отдельной квартире, которую ей снимали родители. Хозяйку квартиры мы прозвали Сара Барабу. Почему? А просто так! У Сары был длинный нос и трудный ребенок Лёва, сорокалетний бездельник с телевидения, которого она сватала всем мало-мальски подходящим девицам, и нам в том числе, потому что мы были образованные. Под видом дружеского участия Сара регулярно наведывалась к нам и проверяла, все ли цело, обстоятельно обыскивала шкафы, делая вид, что ищет что-то остро необходимое, попутно излагая собственную точку зрения на идеального жильца или жиличку. Мы должны были слушать и мотать на ус. Также в наши обязанности входило кормить и развлекать хозяйского попугая Сеню. Дом стоял на холме, внизу был парк, а в парке лето.

Мария — только так, только полное имя. Ее улыбка — летняя ночь, волосы — темная ночная листва; она из Еревана, смешливая и серьезная, всегда немного удивленная, доверчивая; любит «Битлз», крыши и звезды, итого редкое единодушие во всем. Мы питаемся булочками, мармеладом, салатом и редиской, мы обе любим редиску, ее продают в магазине напротив; удивительный магазин, пережиток сытого прошлого; и еще — неочищенный арахис, в пыльных мягких чехольчиках, целая история его оттуда доставать; и кофе по-баевски. У него непревзойденный кофе — белая пенка, потом черная, потом кремовая; в этот момент надо снимать и разливать по чашечкам, и мы бросаем конспекты и бежим на кухню; потом, конечно, ночной треп, еще один заход на кофе, и в три часа ночи Баев отправляется домой, к Самсону, пешком.