– Нужен отвлекающий маневр. Представляете, как они там в доме запрыгают, увидев, как эта бабища висит под вертолетом. Признаюсь, я и сам бы навалил в штаны от такого зрелища.
– Аналогично. Но поскольку у нас другая задача, я хочу услышать более дельные мысли.
В соседней комнате Ева грозилась послать телеграмму с жалобой самой королеве, если ее тут же не пустят к своей семье.
– Этого еще не хватало! Нам еще массового убийства не хватало! А то пресса жаждет крови. Вот шуму-то будет!
– Шум будет, когда она влетит в окно, – резонно заметил майор. – А мы под шумок ворвемся в дом и…
– Нет! И еще раз нет! – заорал Флинт и бросился вон из комнаты.
– Значит, так, миссис Уилт! Я попробую уговорить террористов пропустить вас к детям. Если они не согласятся, ничем не смогу помочь…
Он обратился к сержанту на коммутаторе:
– Свяжитесь с копчеными и дайте мне трубку, когда закончится их обычная увертюра.
Симпер вдруг почувствовал, что обязан вмешаться.
– По-моему, следует воздержаться от подобных расистских выражений. Это противозаконно. Называть иностранцев «копчеными»…
– Я не называю «копчеными» иностранцев. Я называю «копчеными» двух кровожадных убийц. Или, может, убийцами их тоже нельзя называть?
Симпер пытался вставить хоть слово, но Флинт не давал:
– Убийца, он и есть убийца. Всегда и везде! И вообще, я сыт по горло!
Террористы, видимо, тоже были сыты по горло. По крайней мере, из трубки не неслись «фашистские свиньи» и тому подобное.
– Чего надо? – спросил Чинанда. Флинт взял трубку.
– Есть предложение. Миссис Уилт, мать детей, которых вы захватили, хочет попасть в дом и присматривать за ними. Она безоружна и согласна на любые условия.
– А ну, еще раз и помедленней. Инспектор повторил.
– Прямо-таки на любые условия?
– Да, на любые. Она сделает все, что вы говорите. – Флинт посмотрел на Еву. Она закивала.
Террористы начали совещаться. Их голоса едва слышались из-за громкого визга близняшек и периодических стонов миссис Де Фракас. Вскоре террористы вернулись к телефону.
– Вот наши условия: прежде всего женщина должна быть голая. Слышали? Го-ла-я!
– Слышал, только не пойму…
– Никакой одежды! Мы должны видеть, что она совершенно безоружна. Ясно?
– Миссис Уилт может не согласиться…
– Я согласна, – твердо сказала Ева.
– Она согласна, – неодобрительно прорычал Флинт.
– Второе: свяжите ей руки над головой. Ева опять закивала.
– Третье: ноги тоже.
– И ноги? Черт возьми, как же она станет передвигаться?
– Сделайте веревку чуть длиннее. С полметра. Но чтоб бегать не могла.
– Понял. Она согласна. Дальше?
– Как только войдет она, выйдут дети.
– Не понял? – сказал Флинт. – «Выйдут дети»? То есть дети вам больше не нужны?
– А кому они вообще нужны! – не выдержал Чинанда. – На хрена нам здесь эти грязные, мерзкие маленькие стервы, которые засрали и зассали все вокруг!
– Я вас понимаю, – посочувствовал Флинт.
– Поэтому заберите ко всем чертям этих мелких фашистских вонючек! – Чинанда бросил трубку.
Инспектор Флинт повернулся к Еве с улыбкой во всю физиономию.
– Миссис Уилт, я ничего не говорил. Вы все слышали сами!
– Он еще поплатится за это! – пообещала Ева. Ее глаза сверкнули. – Где мне раздеться?
– Только не здесь, – твердо сказал Флинт. – Пойдемте в спальню наверх. А когда спуститесь, сержант вас свяжет по рукам и ногам.
Пока Ева раздевалась, инспектор зашел к военным психологам проконсультироваться. Единого мнения по данному вопросу не было. Профессор Маерлис доказывал, что террористам будет очень выгодно с точки зрения пропаганды обменять четырех однояйцевых близнецов на одну женщину, чья польза для общества была, мягко говоря, сомнительна. Доктор Фелден с ним не соглашался.
– Вполне очевидно, что террористы испытывают сильное психологическое давление со стороны детишек. Если мы ликвидируем этот психологический фактор, у них может подняться боевой дух.
– Наплевать на боевой дух, – сказал Флинт. – Я буду просто счастлив, если эта сука уйдет отсюда к себе домой. А потом майор пусть начинает свою операцию «Море крови», я умываю руки.
– Заметано! – обрадовался майор.
Флинт вернулся на узел связи, отвел взгляд, чтоб не видеть чудовищные телеса Евы, и обратился к Госдайку.
– Адвокат, давайте кое-что себе уясним, – сказал он. – Вы должны знать: я категорически против действий вашего клиента, поэтому не намерен нести ответственность, если с ним что-нибудь случится.
Госдайк кивнул головой:
– Да, да, инспектор. Я тоже снимаю с себя всякую ответственность. Миссис Уилт, прошу вас…
Ева его не слышала. Со связанными над головой руками и короткой веревкой, привязанной к ногам, она являла собой зрелище поистине устрашающее. С такой дамой не рискнешь поспорить.
– Все готово, – сказала она. – Передайте им, я иду.
Она вышла на улицу и заковыляла к своему дому. Даже бывалые бойцы, ветераны Северной Ирландии, и то, увидев ее, побледнели. Один только майор, наблюдавший за всем из окна спальни, мысленно благословил Еву.
– В такие минуты гордишься, что родился британцем! – сказал он доктору Фелдену. – Ей-богу, сильна баба, ничего не скажешь.
В доме No 9 царило некоторое замешательство. Чинанда, увидев Еву в щель почтового ящика, уже пожалел, что согласился на обмен. Тут из кухни нестерпимо пахнуло блевотиной. Пришлось открыть дверь и взять оружие на изготовку.
– Тащи сюда девчонок! – крикнул он Баггишу. – А я слежу за бабой. В случае чего, трахну ее по башке.
– Как трахнешь? – удивился Баггиш, не расслышав до конца. Он мельком увидел огромную тушу, приближавшуюся к дому. Но девчонок уже не надо было тащить. Увидев Еву у самой двери, они бросились к ней с радостным визгом.
– Назад!!! – взревел Баггиш. – Назад, стрелять буду!
Поздно. Ева, покачиваясь, встала на ступеньку крыльца, и близняшки облепили ее со всех сторон.
– Ой, мамочка, ты такая смешная, – запищала Саманта и обхватила ее колени. Пенелопа, распихнув остальных, повисла у Евы на шее. Ева неуверенно шагнула вперед, споткнулась, и все дружно грохнулись на пол в прихожей. Девчонки отцепились от Евы и разъехались в разные стороны по начищенному паркету. От удара со стены сорвалась вешалка для шляп, угодила по двери, и та захлопнулась. Террористы молча глазели на свою новую заложницу. Тем временем миссис Де Фракас, очнувшись, выглянула из кухни и увидев, столь необычное зрелище, снова потеряла сознание. Ева с трудом встала на колени. Руки оставались связаны над головой, но ее теперь интересовали только дочери.