Крысобой - читать онлайн книгу. Автор: Александр Терехов cтр.№ 37

— Предупреждали: без прописки, судимости, приводы, сомнения — чтобы к четвертому, да? А вы упорствуете. Две недели поможете картошку убрать в Калужской области.

— Я не сяду, вас накажут! Не сметь!

Я вновь разлепил глаз.

— Сидоренко!

К Старому подкатился коренастый солдатик с нежными щеками и без замаха двинул ему прикладом в грудь.

— Полезай, туда вашу матерю!

Я приподнялся на локте, шепча:

— Старый, с кем ты говоришь?

— Двое, подсадите.

Меня подволокли к грузовику, через шаг я ступал уже сам, подняли чьи-то вцепившиеся руки, закрыли борт. Старый подпер мне голову, и я их увидел внизу: черное пальто — бывший слепец и желтый свитер — дуболом, костеривший нас в санатории.

Слепец ощерился здорово расквашенной мордой, их подтолкнул солдат — к ним пятилась вторая машина.

Старый поднял меня выше. Вдоль проспекта стояли, лежали, сидели на узлах люди, солдаты, с площади подползала змея грузовиков с калужскими номерами, мигали два вездехода военной автоинспекции, поплыло, закачалось.

— Отвернулись!

Чумазая борода этого и ждала:

— Дрюг, ты нашла?

— Заткнулись!

И поедем, калужская картошка, торопятся с уборкой, перед носом затылок. Затылок. Я злился. Затылок ядром лез из редкой поросли прямых прядей, обтянутый кожей морозно-мертвого цвета, какой не встретишь на теле нигде — похожая на блин из-за красных пятнышек, с двумя вмятинами, как на слабо накачанном мяче, с брызгами волосков, с едва угадываемой косой веной. Еще морщина перегнула складкой оставшиеся внизу космы, как зарубка. Словно дерево помечено.

Воняло вокзальными рвотными ночевками, сапогами, растирало по шее клейкую кровь. Плохо, мягко налипла в ребрах тошнота и карабкается выше, перехватывая лапки. Затылок напоминает лицо бородатое, все остальное срубили — зажило, загладилось, обтянулось воспаленной кожей, можно жить так.

Затылки-лица раскачивались в лад, пялясь в меня единоглазо макушками, тонущими в завихрении волос, на тошнотворных шеях, покусываемых воротниками, распустив безобразные кисточки, вихры, струйки. Обтесали, и заросло. Кузов встряхивал меня согласно со всеми, солдаты видели затылки — они курили у заднего борта, раздвигая брезент.

Замедлили, перевалились раз и два — рельсы, грузовик пятился, пятился по насыпи. Отвалили борт, засунули три доски.

— Вылазьте… Вон того дохлого.

Вели мимо какой-то фуражки, я встрепенулся:

— Мы не поедем.

— Шо?

— Ничего! Мы — не поедем. Не хотим! — и приказал: — Отпустите нас!

— Сидоренко, шо тут у вас за концерт? Живо в вагон!

— Да мы все равно не поедем. — Я не упирался. — Мы не поедем.

В купе сидели всюду, с багажных полок — головы.

— Мужики, сядьте — не маячьте.

Старый опустился на пол, я остался у двери.

— Ты! Кружки себе попросите у проводницы.

— Нам не нужно, мы не едем. — Никого не видел, Старый тянул за рукав: да садись.

По вагонам продернулся лязг.

— Локомотив цепляют.

Я застучал в дверь.

— Да они в тамбуре курють. Теперь пока жрать понесут. Терпи.

Поезд вздрогнул, проскрежетал, поплыл — враз загалдели, рассмеялись соседние купе, пустили по радио музыку, пробежали по коридору, гремя ключами, сызнова я забил кулаком, по двери проскальзывали тени деревьев, столбов, подсвеченные закатом, в спину сквозило, поезд катил, все утыкались в окно — где едем?

— А кто ж вон-ын строится за водокачкой?

— Беженцы, армяне чи кто. Купили Васьки Лозового участок.

— Офицер, прям: слово офицера даю — одеяла получите, фуфайки, с картохами вернетесь.

— Ты там — ежели достучишься, спроси у солдата водочки.

— У проводницы должна. Думаешь, что у ей в питьевом баке?

Сквозь стену гаркнули:

— Ножик есть?

— Слышь, ты узнай, зачем тут им ножик? Може, есть шо и резать?

— Хлебу нарезать!

— Та хлеб лучше ломать. Или кусать от целого.

— Ну хватит бить-то, мужик. Едем.

— Сидай! Да посадите его.

Устала рука. Вагоны тяжелели, выдыхая движение. Кружкой бы громче. Но надо оборачиваться и просить. Колеса простонали, больше влипая в рельс, и — вросли.

— Сортировка. Следующая — Уразово.

— Слышь, дятел?! Я ща как стукну тебе!

Дверь рванулась.

— Ну что-о?! — завопил офицер. — Еще долго?!

— Мы не поедем.

Он промолчал, облизал губу.

— Мы сходим. Старый, пойдем.

— Да идите на хрен.

Вот сумерки — солдаты обступили проводницу, та разливала чай, в тамбуре пересчитывали консервы, платформа низкая, бетонные плиты лежат на траве, залиты асфальтом, вспыхнули фонари, к ним хлопьями полетела мошка, старуха качала колонку — шипела вода, выбрасывая пену из ведра, поезд двинулся — в стекла постукивали руки, показывали твердо кулак: не сдыхать! счастливо! Недолго — поезд съехал, открыв переезд и машину, горели фары, спереди прохаживался мужик в белой шапке, покачивая красным фонарем.

Старый, дрожа, пробормотал:

— Думаешь, т-туда?

Подошли, лейтенант Заборов поднял забинтованную голову, убедился и затушил фонарь.

— Еле успел.

Дорога, ты черная, трясучая. Голая. Редко если какой-то молоковоз. Девочка торопит веткой гусей — они давятся на тропе, безного переваливаясь в травах. Последние вдруг расставляют толстые крыла и бегут по воздуху. Девочка оборачивается, чешет под коленкой — крапива. На въезде — бронемашины. Разбиваются капли в стекло. Выносят мешки и старые плащи — укрывать насыпанную перед домами картошку.

— А вы их… — наклоняется к Заборову Старый.

— Не сыщешь. Эшелон — две тыщи морд. Железная дорога ждать не может. Паскудник, что меня ошеломил, — машина поехала с горки, — пальто бросил, очки его паскудные нашли — как опознать? Черноты и подавно — шесть вагонов. — Мы потащились в гору. — Сразу ни один не калякает по-русски. Ладно. Очистили — теперь вольно пановать. На сегодня пароль «Россия», отзыв «С нами бог».

— Россия.

Нас пустили через площадь.

Навстречу в трепещущей плащ-палатке, упираясь в ветер лбом, ступал губернатор, следом гурьбой офицеры, придерживая фуражки.

— Владею ситуацией. — Крепко жал руки нам одним. — Беда, беда. Листопад — облетело в один день! — Голос его плаксивел. — Листа махонького не осталось. Четвертое сентября! А рассчитывали: золотая осень, солнце позолотило клены. Почему? Вдомек ли вам ли. — Он растопырил ладони. — В этих руках — сколько. На-пряже-ние. Какое. — Пальцы торчали деревяшками. — Самочинно. Держусь я, а чем чревато? Вы ж не знаете — как это.