Эбергард чувствовал: в кармане дрожит телефон, кто-то…
Фриц довольно откинулся в кресле и обнял себя: понял как? Эх ты…
— У меня еще с аукционом проблемы, — зачем-то сказал Эбергард, размахивая руками и ногами — не держало уже ничто, сорвался и полетел! — Звонил телефон! — еще!
— Это решит любой вопрос, в комплексе, — Фрица подсвечивала изнутри радость делающего добро, он сам еще не изучил до конца возможности изобретенной им чудо-машины, но результаты первых опытов превосходят самые смелые…
— Понял, — Эбергард оглушенно посмотрел мимо Фрица куда-то, в стены, вытащил телефон. — Слушаю.
— Тут такое… Соседка сказала, у нас на этаже возле лифта стояли два человека, — с удивлением пока, без страха, это Улрике. — Сказали: тебя ждут. Какие-то твои друзья. Но в дверь не звонили. Как-то неудобно. Почему-то ушли. Ты кого-то ждешь?
— Нет. Ни в коем случае. Слышишь: ни в коем случае! Даже если будут звонить в дверь. Я сейчас перезвоню тебе.
— А может, тебе и бизнесом заняться, — порассуждал набело Фриц, словно до этого ничего не говорил, — я бы не смог. А ты у нас — креативный!
— Не, я лучше выйду на федеральный уровень и выступлю инициатором национального проекта «Доступные женщины», — и он даже засмеялся, облегчая другу понимание: шутка, — и Фриц поддержал.
— Куда ты бежишь? Посиди! О-о, он уже не здесь, в глазах что-то движется, наш Эбергард уже где-то… Небось, опять к девчонке какой? Ну, ладно, давай не пропадай, заходи, звони… Надо бы нам опять вчетвером посидеть, сверить часики… Позвони Хассо, а? И давай не затягивай, решай свой вопрос, а то «Фриц, меня уволили… Фриц, как бы мне потише уйти…» Ну, беги, не можешь уже, беги!
Он вышатался в коридор, сразу — на аттракцион «подвесной мост», каждая дощечка внезапно проваливается, каждая дощечка поднимается, лестница резко уходит влево, веревочные поручни расходятся в стороны, растягивая руки, — к стене, к закрытой, пусть нарисованной двери, даже к двери бывшей, заложенной камнем, даже к тени, похожей на дверь, полушпагатными припаданиями на всю длину ног; сторонящимся встречным казалось: упадет, падает, но идет, значит — инвалид, идет своим способом передвижения, приноровился; Улрике не звонила, он двигался лишь потому, что кто-то из собранных в его «я», но находящийся вне Эбергарда и чуть сверху хотел, чтобы Эбергард не стоял на месте, никогда не сдавался, двигался вперед, Эбергард должен выработать ресурс… получено новое сообщение, сообщение — неважно, о важном бы позвонили; едва прочел и стер тут же, как только уловил смысл: Эрна, это Эрна ему прислала сообщение без обращения «папа», сразу суть: что «перед школой» к ней подошел человек и попросил передать привет папе, вот она после третьего урока на перемене и передает: тебе привет! — На этой неделе Эрна уже раз позвонила сама (насчет классом в Италию), вот теперь сообщение, вот что-то и начало восстанавливаться в отношениях перед судом… Эбергард стоял среди пламени — должно жечь, не жгло, он уже не жмурился, не щурился, а осторожно оглядывался: да вот же огонь, языки, вырывающиеся из земных трещин, гуд, сотрясения… он кому-то объяснил смысл всего того, что… у него оказалось мало пространства для движения, времени хватало, но пространства недостаточно, потому что Эбергард — не лично один Эбергард, есть еще люди, которые как бы тоже он, Эбергард, входят в состав, объединенная такая транспортная система, узлы связи, обращение крови и главное — ветви других нескольких жизней, корнями собиравшиеся в нем, он не мог двигаться настолько свободно, как следовало, так, как любой на его месте; не хотелось произносить «невезение», он из сильных, он выше, но вот — пространство, он не смог существовать отдельно; позвонил Роману и голосом обыкновенным, пока кожа лопалась на лице и над сердцем, открывая уровни и опоры внутреннего устройства, говорил:
— Роман. Я вас прошу: остановите. Уберите это всё. Завтра вечером я внесу из собственных средств… В полном объеме. Куда привезти деньги? Я буду один.
Поднимаясь на поверхность из потного, молчаливого, шаркающего метро новобранцем в эскалаторной колонне, новеньким, еще не привыкшим горбиться, Эбергард поднял глаза — под куполом вестибюля покачивался воздушный шарик, некуда улететь; высвободившееся место (всё меньше и меньше, о чем требовалось думать) заполняло высокотемпературное: если умрет мэр, если мэра не утвердят, если Путина взорвут чеченцы, если Лиду посадят и бизнес она подарит питерским, если Эбергард честным трудом и скромностью заслужит дружбу генерал-полковника ФСБ или сенатора, который как бы оставил бизнес и ни при чем, но из тени рулит многим… Дальше Эбергард не представлял, возвращался к началу, к этому «если» и проживал мечту еще раз.
Риелтор — его Эбергард знал, с косой подкрашенной челкой, скрывавшей стеклянный глаз, через разные временные промежутки выходил из квартиры и задавал Эбергарду вопросы, возникавшие у риелтора постарше званием — его Эбергард не знал, — белолицего мальчика, только что полученного из интернет-магазина, одетого во всё только что купленное. Эбергард думал: никогда, небось, не полол он картошки, и не тащил мешок сахара с «Бежецкой» кольцевой на радиальную, и не ходил неделю счастливым покупкой матери сотни крышечек для консервирования; Эбергард ожидал конца процедур, гуляя от грузового лифта до пассажирского, не согревались ноги, никто не звонил; риелтор незнакомый очередное спросить вышел сам:
— Свидетельство о собственности у вас с собой? Можно взглянуть? И паспорт, — мальчик что-то сличал. — Скажите, — что-то смущало его, не относящееся к бумагам, — это ваша квартира?
— Моя. Собственник я один.
— Почему вы не хотите зайти?
— Просто не хочется. Можно мне подождать здесь?
Оба риелтора что-то еще поделали там, щелкали выключатели, хлестала в раковины вода, постукивали сгибы пальцев по стенам, с кем-то уточняли по телефону и вышли хирургами, наложив швы, к поднявшейся с лавок дальней родне.
Знакомый риелтор тайком мигнул: да, срастается; и опять обезличел: я, собственно, так, консультационно, чисто помочь.
— Ну, объект, конечно, эксклюзивный, — признал мальчик. — Авторский дизайн. Мебель, скажем там, неплохая. И расположение.
— Детская вообще супер!!! — знакомый риелтор показал Эбергарду: вложился, молодец!
— И то, что никто не жил. Никто не жил, правильно я понял? Я думаю, в пределах той суммы, которую вы обозначили, мы можем ее взять, хотя это как бы предел того, за сколько можем…
Никто ничего больше не говорил, до тягости, словно Эбергард не дослышал знак вопроса, а остальным кажется: думает он, додумает и ответит.
— Только… — мальчик помолчал еще, признав молчание своим, — Эбергард, так вас? Эбергард, вы должны знать, это в плане совета: приобретая квартиру в сжатые сроки — за сутки, — агентство вкладывает собственные или заемные средства, и поэтому вы теряете — до тридцати процентов от рынка. А то и больше.
Эбергард не понимал, почему мальчик на него вопросительно взглянул, и, чтобы как-то вытолкнуть забуксовавших с топкого места, он ведь тоже участник, пожал плечами: ну, ясно.