В ролях - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Лебедева cтр.№ 58

Катя и Сергей рассеянно покивали, но не нашлись что ответить.

— Вы уж его не обижайте! — резюмировала Марья Марковна. — А я навещать буду. И позванивайте, если вдруг чего. Ну пойдем, Катенька, я тебе кухоньку покажу!

И Марья Марковна увлекла растерянную Катю прочь из комнаты, а Сергей, оставшись где стоял, начал прикидывать масштабы предстоящего ремонта. Результаты подсчетов его явно не утешали, а из кухни слышалось громкое стрекотание домовладелицы, из которого выстрачивались текущие краны, неисправная плита, треснутая форточка, искрящие розетки, и прочая, и прочая — но это все равно было лучше, чем с тещей, определенно лучше, так что Сергей старался не расстраиваться, а только высчитывал, на чем можно будет сэкономить, они ведь сюда ненадолго. Катя робко трогала одним пальцем проржавевшую кухонную «елочку», не решаясь включить воду, косилась с ужасом на древнюю четырехконфорочную плиту, от застарелого жира тоже казавшуюся ржавой, — а Сергей уже вышел на балкон и ботинком по-хозяйски подпинывал какие-то обрезки и доски в угол, чтобы не мешались на проходе, и бормотал себе под нос: «Это всё мы, конечно, выкинем…»

Попинав, прикрыл куском пленки, которая раньше, судя по всему, была занавеской для ванны, развернулся и едва не подпрыгнул от неожиданности — в проеме балконной двери стоял Тимофей и рассматривал Сергея в упор. Нехорошо рассматривал, с угрозой. Как он подошел, когда? Сергей не слышал. Было ему от этого изучающего взгляда сильно не по себе. Сергей бочком обошел Тимофея, молча стоящего на пороге, и поспешил в кухню, на голоса. И вовремя — злополучная «елочка» все-таки отвалилась при первом же прикосновении, из места перелома фонтанчиком била горячая вода, так что Сергею пришлось быстро бежать в туалет и искать вентиль, чтобы ее перекрыть. По счастью, вентиль оказался исправный.

Посадили Марью Марковну на автобус и, взявшись за руки, молча пошли к метро. Вроде и надо было обсудить предстоящий переезд, да никак не могли подобрать подходящих слов. Ясно было одно — что он, переезд, откладывается на неопределенный срок. Жить в этой квартире было нельзя, они же все-таки не Тимофей — им хочется чистую ванну, плиту с автоподжигом и чтобы краны не протекали. Когда подошли к своим дверям, Катя, робко придержав мужа за рукав, сказала почти шепотом:

— Сереж… Может, ну его, переезд?.. Столько лет терпели — еще потерпим…

Сергей в ответ неопределенно пожал плечами и, значит, был с женой почти согласен.

А по ту сторону двери их встретила теща. Она проследовала в кухню, обдав молодых холодом почти физическим, и уже оттуда сварливо поинтересовалась:

— Ну как? Хоромы-то небось царские? Да, Катенька?

— Царские не царские, — в тон ей отозвался Сергей, развязывая шнурок, — а дышится там определенно легче! — Сунул ноги в тапочки и ушел от греха подальше.

Катя вспомнила запах, царивший в квартире, и опять непроизвольно сглотнула, подавляя позыв тошноты.

— Мама, мама, смотри! — Дарька выскочила из детской и повисла на поясе у Кати, сминая белый альбомный лист. — Я домик нарисовала!

Катя чмокнула дочку в шелковую щеку, присела на корточки, расправила рисунок на коленях. Домик об одном окошке стоял на высоком пригорке — белый-белый, с красной крышей, с трубой, из которой до самого солнца вилась серая спиралька дыма, с цветами у крыльца, такими огромными, что они были выше дверного проема, с синими занавесками и желтой песочной дорожкой, убегающей вниз, за край бумаги.

— Спасибо, золотко! — сказала Катя и чмокнула дочку еще раз. — Беги, папе покажи. Ему понравится.

Дарька, громко топая, унеслась по коридору, а теща в кухне зло уронила крышку на сковороду и включила вытяжку на полную громкость. Именно в тот момент Катя окончательно поняла, что нет, не получится потерпеть еще — хоть ты обтерпись, а надо браться за работу, делать как можно быстрее этот необъятный ремонт и бежать, бежать отсюда, пока ее семья не развалилась под натиском вечных ехидных замечаний, пустых обид, злого звона кухонной посуды и бесконечных саркастических вопросов; этот Тимофей, конечно, неприятный тип, но он, по крайней мере, будет помалкивать. И Катя, переобувшись в домашние шлепки, ушла вслед за дочкой, а маме так ничего и не ответила, хоть и знала, что за свое молчание потом еще получит — тут и к гадалке не ходи.

— Ах, Ниночка Михална, — хвалила Марья Марковна в телефонную трубку, — какие ребята у вас приятные! Повезло вам с зятем — симпатичный, вежливый. И Катеньку, кажется, любит!

А теща по ту сторону провода возражала со вздохом:

— Ох, Машенька Марковна, не всё таково, как кажется, ох, не все… Катенька у меня, сами понимаете, не красавица. Думала, и вовсе замуж не возьмут. Но вот, нашла себе… Уж не знаю, радоваться за нее или огорчаться. Вы не смотрите, что Сергей с виду такой презентабельный, он не прост, ой как не прост! И не Катеньку он любит, поверьте на слово, а мою московскую жилплощадь.

— Ну надо же, какие люди… Никогда бы не подумала! — в ответ пугалась Марья Марковна.

— Видите — разъезжаться задумали, — вздыхала теща. — Это все он, Сергей. Тесно им со мной! Разве ж я когда думала, что доживу до такого?! Иной раз лягу, поплачу, да и подумаю грешным делом — хорошо бы им разойтись. Столько лет прожила я без мужика — и ничего, справилась, Катеньку подняла… Катенька до свадьбы такая добрая девочка была, вежливая. А сейчас? Иной раз и огрызнется, и голос повысит. Сергей этот ее прямо загипнотизировал. И чем взял, непонятно. Деньги-то у него, сами понимаете, учительские. А туда же — главный в доме. Генерал! Не хочу вас пугать, Машенька Марковна, но вы там за ними посматривайте, заезжайте почаще, а то мало ли что. Нет, он вообще-то хороший, непьющий, да уж больно ушлый. Вы, Машенька Марковна, слишком добрая, все-то люди вам — как чистое золото, да не всё то золото…

И Марья Марковна поддакивала сокрушенно:

— Да уж… Молодежь нынче — это вы мне не рассказывайте даже, своих двое, и всё не как у добрых людей. Машина им не машина, телевизор не телевизор. Не по-нашему молодые жить стали.

— Не по-нашему. Всё бы им на широкую ногу… Ну, побегу. А вы бы приглядели за ними, пока ремонтируются. Как бы не выбросили чего лишнего. У них это просто сейчас. Попользовались вещью месяц, и в помойку. Не они ведь наживали…

— Да пусть хоть всё выкинут, — отвечала Марья Марковна беспечно. — После бабки хлам один. Для кого хранить? Для внуков? Внукам-то сейчас не это нужно. Им компьютеры да интернеты подавай, прости Господи… Ну, побегу…

А Катя и Сергей тем временем, в краске по локоть, приводили временное жилье в порядок. Учебный год закончился, классные журналы оформлены были и сданы, дети выпущены на каникулы; Дарьку очень удачно удалось пристроить на лето к свекру со свекровью — Подмосковье хоть и ближнее, а какой-никакой воздух, и речка, и клубника своя, с огорода. Марья Марковна, когда дело дошло до расчистки помещения, всего больше напоминала смерч-торнадо. Она металась по квартире и, к явному неудовольствию Тимофея, вываливала из шкафов, с антресолей старое ненужное барахло — прямо на пол, паковала в черный полиэтилен, не разбирая, что нужно, что не нужно. Обнаружился в дальней комнате покосившийся книжный шкаф, забитый собраниями сочинений Первой образцовой типографии — так ведь едва отбили! Гоголя восьмитомник, да Чехова еще, да Гюго, да Толстого Алексея, — их тоже сгоряча собиралась в помойку, молодежь-то нынче не читает, не надо оно им, не по-нашему жить стали. А книжки эти бабка, царство ей небесное, из типографии таскала, когда помоложе была, она там на станке работала, сорок лет стажа, ей выдавали, так что у всех родственников Марьи Марковны были эти восьми- и двенадцатитомники, и даже не в единственном экземпляре, — она ими с администрацией расплачивалась, когда в дефиците были, и в больнице врачам давала вместо коньяка и шоколада, если кого-то из близких на операцию клали, а сейчас книги из моды вышли, чего уж тут… В общем, отдала Кате и Сергею все содержимое книжного шкафа в вечное пользование, только Ленина третье издание на помойку вынесли, в тридцати томах, новехонькое, кое-где и страницы не разрезаны. Потом, конечно, жалели — могли бы продать.