В ролях - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Лебедева cтр.№ 24

— Ох и дура ты у меня, ох и дура, — беззлобно бормотала Галина Алексеевна, продолжая тщетные поиски. — Как живете?! Хоть бы книжка какая! Тоже мне, интеллигенты!

Любочка пожала плечами. Зачем матери книжка? Она же сроду их не читала, только пыль с корешков протирала по субботам.

— Ну, вот что я тебе скажу, — объявила Галина Алексеевна, наконец-то усевшись за стол и взявши в руки вилку, — собирайся!

— Куда? — не поняла Любочка.

— Домой собирайся. Забираю тебя. А то совсем тут пропадешь.

— Как… Как домой?! А Илюшенька, садик? А почта? Мам, у меня же работа здесь!

— Работа! — Галина Алексеевна усмехнулась. — Тоже мне работа — бандерольки сортировать! Уволишься, время есть. За сколько там заявление нужно? За две недели? Как раз к концу отпуска успеешь.

— У меня в июне отпуск. И Гербер обещал приехать, сегодня письмо получила, хочешь, почитать дам? Он там…

— Да моего же отпуска! — рассердилась Галина Алексеевна. — Гербер-Гербер-Гербер! Только и слышно! Забудь своего Гербера! Нету его. И не предвидится в ближайшие три года, а что там дальше, это еще бабушка надвое сказала. Сама о себе не подумаешь, никто за тебя не подумает, разве что мать только!

Любочка опустила голову к самой тарелке и захлюпала носом. Она не понимала, что опять сделала не так.

— И не плачь. Я уже обо всем позаботилась. От тебя толку дождешься разве? Вот, послушай. Про училище я узнала всё, там заявление до первого июня принимают. Это мы перед самым отъездом подадим, чтобы не мотаться лишний раз. Так что в поликлинику сходи прямо завтра, справку возьми по форме… Господи, да как там ее?! — Галина Алексеевна сорвалась с места и помчалась обшаривать сумку. Откопала клочок бумаги, сощурилась, разбирая собственные торопливые каракули. — Ах, вот. Да. По форме ф-86. Запомнила? Запиши. Возьми ручку и запиши, я сказала, а то забудешь!

Любочка покорно поплелась за ручкой.

— Сфотографироваться еще надо. У вас есть где сфотографироваться хоть?

— Нету. Это надо в Шелехов.

— Как ты тут живешь?! Это же уму непостижимо! Ладно. С утра в поликлинику, потом в Шелехов. Аттестат папа вышлет, я ему с утра телеграмму дам. А теперь послушай. Мне добрые люди вот что сказали. Слишком тебе уже лет много. Да замужем, да с ребенком… Не любят там таких. Бесперспективные, говорят. Так ты про мужа и про ребенка, пока сами не спросят, чтобы ни полслова, поняла? А то зарубят на первом же экзамене. Оденешься помоднее, причешешься. И чтобы кольцо сняла, ясно? Экзамены в три тура проходят. Сначала басню там, или стишок какой, потом песни-танцы, потом этюд. Хотела прям сегодня тебе стихотворение подобрать, чтобы времени зря не тратить, да что ж с вами сделаешь, коли вы такие безответственные! Ну ладно. Остальное мы завтра порешаем. Поздно уже!

Не доев, Галина Алексеевна пошла стелиться, а Любочка так и осталась за столом в полнейшем недоумении. Вроде она все слышала, что мать сказала, и все вроде бы ясно было, но касалось как будто другого какого-то человека, ей, Любочке, незнакомого.

Этой ночью Любочке снова не спалось. Она все думала над материными словами, и чем больше думала, тем больше они ей нравились. Страхи потихонечку отступали, освобождая дорогу привычным мечтаниям, и к утру вот она, мраморная лестница, уже сияла новой белизной, вся к услугам самой лучшей в мире артистки.

С утра и до самого отъезда Любочка пела и порхала, порхала и пела, поэтому все хлопоты легли на плечи Галины Алексеевны. То и дело приходилось ей окорачивать дочь, подталкивать в нужном направлении. Если бы не Галина Алексеевна, та ни фотографий бы не сделала, ни справку нужную не взяла, ни Илюшеньку от садика не открепила бы — вообще ничего. Так бы и прыгала, дурища великовозрастная, по дому, перекладывая с места на место вещи, и по десять раз на дню чемоданы бы перебирала. Ну да ничего, Галине Алексеевне все это в радость было. Впервые за несколько лет она снова почувствовала себя главным в доме человеком, все за всех решающим и предвидящим на десять ходов вперед.

Вот и про Илюшеньку все обдумала давно. Уедет Любочка учиться, а они с Петром Василичем и без нее поднимут мальчика, на ноги поставят. С Любочкой управились, справятся и с ним. Не такие уж они старые, если разобраться. И ума — как-нибудь поболее наберется, чем у молодых. Отец, так тот даже рад будет. А то все под машиной да под машиной, слова лишнего от него не добьешься никогда.

Все, буквально все предусмотрела Галина Алексеевна. Под ее чутким руководством было составлено пространное письмо для зятя. Писала его как бы сама Любочка, но Галина Алексеевна, от греха подальше, за плечом стояла и нужные слова подсказывала. Выходило из письма, что отъезд Любочки в Выезжий Лог кругом для Гербера выгоден — и жене молодой полегче да повеселее, и под материным присмотром, а то дело молодое, мало ли что случиться может, и денег высылать не очень-то надо — копи себе на квартиру: чем меньше потратишь, тем скорее накопишь.

Вот только про поступление в письме не было. Любочка собиралась было все честно написать, ее распирало прямо, хотелось своей радостью с близким человеком поделиться, но Галина Алексеевна запретила. На Любочкин наивный вопрос «Почему?» ответила туманно: «Чтобы не сглазить». Билеты до Красноярска тоже сама покупала — дочери не доверила. Еще напутает чего или деньги потеряет, как тогда ехать?

Всего через три недели дом в Шаманке стоял запертый — ослепший и онемевший. Закрыты и крест-накрест заколочены были деревянные ставни, остыла печь, не скрипели половицы и не бряцали ведра — только дудукинская «Спидола», впопыхах забытая на кухонном столе, еще некоторое время тихонько лопотала о чем-то, да и та вскоре затихла, потому что в ней сели батарейки.

В зале, как обычно, было полно народу. Особенно много пришло первокурсников, еще не забывших, как в прошлом году, на этой же самой сцене… В помещении стоял неровный гул, словно многотысячная стая мух слетелась на гигантскую банку с вареньем. В «кармане» за сценой несколько старшекурсников поправлялись пивом после минувшей ночи. Это была их вотчина, и в «карман» никто не смел больше соваться, разве что по особому приглашению. Выпускникам суетня в зале была мало интересна, однако иногда подглядеть за происходящим из-за декораций бывало забавно. Особенно за лицом хореографички — дал же Бог человеку живую мимику! Потягивали пиво, делали ставки, чего до обеда больше начитают, «Памятников» или «Писем Татьяны к Онегину», фыркали презрительно: «Далась им эта школьная программа!», — хотя сами с той же «школьной программой» и поступали несколько лет назад; заслышав особое оживление в зале, потихонечку пробирались в конец «кармана», а оттуда — за пыльные задники, прислушивались, приглядывались, по лицам мастеров пытались прочесть вердикт. Первый тур был в самом разгаре (второй день), и мастера казались чуть более рассеянными, чем вчера.

Курс набирал сам Борис Семенцов. Выпускник Щепкинского училища, когда-то он более чем успешно дебютировал в столице, но через несколько лет вернулся на родину, в Иркутский драматический театр, да там и прослужил до шестидесяти лет, а потом пошел преподавать, передавать богатейший свой опыт. Когда московские приятели спрашивали его, почему он уехал, он отвечал: «Кем бы я был в Москве? В лучшем случае — одним из многих, до старости на вторых ролях, а здесь я всю жизнь играл что хотел. И Гамлета сыграл, и Отелло, и дядю Ваню, и короля Лира, и Тригорина, и Прозорова. Всего Чехова переиграл, всего Шекспира. Что еще нужно настоящему артисту? Роли, только роли! Артист без роли — что баба без ребенка». Мудрый человек был Семенцов Борис Иванович, не прельщало его амплуа последнего (и даже предпоследнего) в городе.