Лжец на кушетке - читать онлайн книгу. Автор: Ирвин Д. Ялом cтр.№ 83

Эрнест, изо всех сил стараясь не показать ей, какое удовольствие доставила ему возможность получить компенсацию объятий, помолчал, а потом произнес: «Раз уж мы договорились говорить об этом» — и быстро обнял ее за плечи.

Эрнест сел. Сердце его бешено стучало. Ему нравилась Каролин, нравилось прикасаться к ней: мягкость ее кашемирового свитера, тепло плеч, тоненькая скромная полоска бюстгальтера на спине, ощущение ее упругой груди. Объятие было целомудренным, но Эрнест вернулся в свое кресло, чувствуя себя грязным.

«Вы обратили внимание, что я ушла, не обняв вас?» — спросила Кэрол.

«Да, заметил».

«Вы жалели об этом?»

«Знаете, я понимал, что мое замечание относительно вашей дочери затронуло в вас какие-то глубинные струны. Тревожные струны».

«Вы обещали быть честным со мной, Эрнест. Прошу вас, оставьте эти терапевтические увертки. Скажите мне, вам не хватало этих объятий? Вам неприятно, что я обнимаю вас? Или приятно?»

Эрнест слышал настойчивые нотки в голосе Каролин. Очевидно, эти объятия имели для нее огромное значение. Они служили одновременно подтверждением ее привлекательности и его желания быть ближе к ней. Эрнест понял, что попал в тупик. Он долго искал правильный ответ, а потом, пытаясь выжать из себя очаровательную улыбку, произнес: «Когда наступит тот день, когда объятия привлекательной женщины — привлекательной во всех смыслах этого слова — покажутся мне неприятными, можно будет звать гробовщика».

Кэрол заметно приободрилась. «Очень привлекательная женщина — привлекательная во всех смыслах этого слова!» Призраки доктора Кука и доктора Цвейзунга. Теперь охотник выходит из засады. Пора добыче проглотить приманку и попасть в ловушку.

Эрнест тем временем продолжал: «Расскажите мне о прикосновениях, что они значат для вас».

«Кажется, я уже все вам рассказала, — ответила Кэрол. — Я знаю, что думаю о ваших прикосновениях часами. Иногда это очень возбуждает, я жажду почувствовать вас внутри меня, как вы взрываетесь, словно гейзер, и наполняете меня своим теплом и влагой. А иногда я просто чувствую тепло, любовь, объятия. Всю неделю почти каждую ночь я ложилась спать пораньше, чтобы представлять вас рядом со мной».

Нет, не то, подумала Кэрол. Я должна быть откровенно сексуальной, я должна завести его. Но мне трудно представить, как можно соблазнять это ничтожество. Жирный, сальный, все время в этом грязном галстуке, еще эти стоптанные ботинки — подделка под «Рокпорт».

Она продолжала: «Мне больше всего нравится представлять, как мы сидим на этих стульях, а я подхожу к вам, сажусь на пол, и вы начинаете теребить мои волосы, а потом спускаетесь ко мне и ласкаете все мое тело».

Эрнест уже сталкивался с эротическим переносом в своей практике, но ни одна его пациентка не говорила об этом так откровенно и ни одна не возбуждала его так сильно. Он молчал, покрываясь потом, взвешивал возможные варианты ответа и прикладывал все усилия, чтобы предотвратить эрекцию.

«Вы просили меня быть честной с вами, — говорила Кэрол. — Высказывать все мои мысли».

«Вы правы, Каролин. И вы поступаете совершенно правильно. Честность — главнейшая добродетель в терапии. Мы можем, мы должны говорить обо всем, высказывать все… пока мы остаемся каждый в своем физическом пространстве».

«Эрнест, мне этого недостаточно. Разговоры, слова — этого мало Вы знаете, как складывались мои отношения с мужчинами. Недоверие прочно укоренилось во мне. Я не верю словам. Прежде чем я познакомилась с Ральфом, я лечилась у нескольких терапевтов — по два-три сеанса. Они в точности следовали протоколу, придерживались профессионального кодекса, оставались корректно отстраненными. И все они разочаровали меня. Все, кроме Ральфа. В нем я нашла настоящего терапевта, который был готов проявить гибкость, говорить со мной на моем языке, давать мне то, в чем я нуждалась. Он спас меня».

«Неужели, кроме Ральфа, никто не смог дать вам что-то хорошее?»

«Только слова. Я покидала их кабинет с пустыми руками. Вот и сейчас. Когда я ухожу, не обняв вас, слова просто исчезают, вы исчезаете, если я не чувствую ваших прикосновений на своем теле».

Сегодня должно что-то произойти. Я должна спровоцировать его, думала Кэрол. Пора начинать. И покончить с этим.

«На самом деле, Эрнест, что мне действительно нужно сегодня, так это не разговаривать, а сидеть рядом с вами на кушетке и просто чувствовать, что вы рядом».

«Мне бы этого не хотелось. Это не лучшее, что я могу для вас сделать. Нам предстоит еще столько работы, столько всего нужно обсудить».

Эрнест был поражен глубиной и интенсивностью потребности Каролин в физическом контакте И, говорил он себе, это не та потребность, которая должна пугать его, которая заставит его отступить. Это часть личности пациента, думал Эрнест, и к ней следует относиться со всей серьезностью; эта потребность должна быть понята, и работать с ней нужно так же, как и с любой другой потребностью.

На предыдущей неделе Эрнест отправился в библиотеку, чтобы освежить в памяти литературу по эротическому переносу. Его поразило предостережение Фрейда относительно работы со «стихийно страстными» женщинами. Фрейд называл таких женщин «детьми природы», которые отказываются заменить физическое духовным и восприимчивы только к «логике кашки и аргументам пышек».

Фрейд пессимистически оценивал перспективы лечения таких пациенток и утверждал, что у терапевта в этом случае есть только два выхода, оба неприемлемые: ответить пациентке тем же или же навлечь на себя ярость отвергнутой женщины. В том и в другом случае, говорил Фрейд, терапевту придется признать свое поражение и отказаться от работы с этой пациенткой.

Да, Кэрол была одним из этих «детей природы». В этом он не сомневался. Он сомневался в правоте Фрейда. Действительно ли в этом случае терапевт может выбирать только между двумя равно неприемлемыми вариантами поведения? Фрейд пришел к этому выводу почти столетие назад под влиянием венского авторитаризма. Но времена меняются. Возможно, Фрейд не мог и представить себе, каков будет конец двадцатого века — время, когда терапевты стали более открытыми, время, когда терапевт и пациент могут быть действительно близки.

Голос Каролин ворвался в его размышления:

«Доктор, можем мы просто пересесть на кушетку и разговаривать там? Мне холодно, мне тяжело общаться с вами, когда вы так далеко. Давайте попробуем, всего несколько минут Просто сядьте рядом со мной. Обещаю, я не буду просить большего. И я обещаю, что это поможет мне говорить, прикоснуться к глубинным течениям. О, прошу вас, не качайте головой; я знаю все эти кодексы поведения АПА, стандартизированные тактики и руководства. Но, Эрнест, разве в терапии нет места творчеству? Неужели истинный терапевт не должен пытаться найти способ помочь каждому своему пациенту?»

Кэрол вертела Эрнестом как хотела. Она находила те самые слова. — «Американская психиатрическая ассоциация», «стандартизированный», «руководство по проведению терапии», «профессиональный поведенческий кодекс», «правила», «творчество», «гибкость», — которые действуют на терапевта-иконоборца словно красная тряпка на быка.