— Так, значит, — проговорил Якоб, — я правильно расслышал? Ты советуешь Франку не соблюдать церемониальный закон? Не посещать синагогу, не молиться, не соблюдать еврейские правила в отношении пищи?!
— Ты неправильно меня понимаешь, — возразил Бенто, прибегая к своему недавно обретенному знанию о взглядах Эпикура. — Я не отрицаю важности общественного спокойствия, но отличаю его от истинного благочестия. — Бенто повернулся к Франку: — Если ты любишь свою общину, желаешь быть ее частью, желаешь создать в ней свою семью, желаешь жить среди своих — тогда ты должен с радостью участвовать в деятельности общины, включая религиозные правила, — и, обращаясь к Якобу, спросил: — Мог ли я выразиться яснее?
— Я слышу, что ты говоришь, что нам следует следовать ритуальному закону только ради соблюдения внешних приличий, и это на деле не так уж много значит, поскольку единственное, что действительно имеет значение, — это тот, другой, Божественный закон, который ты пока так и не определил, — отозвался Якоб.
— Под Божественным законом я подразумеваю благо, истинное знание Бога и любовь.
— Это туманный ответ. Что есть истинное знание?
— Истинное знание означает совершенствование нашего разума, дабы более полно познать Бога. У еврейских общин есть наказания за неисполнение ритуального закона: публичное порицание со стороны конгрегации или раввинов или, в крайних случаях, изгнание либо херем. А есть ли наказание за отказ следовать Божественному закону? Да, есть, но это не какое-то конкретное наказание: это отсутствие блага. Я люблю эти слова Соломона, который говорит: «Когда мудрость войдет в сердце твое и знание будет приятно душе твоей, тогда ты уразумеешь правду и правосудие, и прямоту, всякую добрую стезю»
[67]
.
Якоб покачал головой:
— Эти легковесные фразы не скрывают того факта, что ты бросаешь вызов основным еврейским законам. Сам Маймонид учил, что тех, кто следуют заповедям Торы, Бог вознаграждает блаженством и счастьем в грядущем мире. Я собственными ушами слышал, как рабби Мортейра особо настаивал, что любой, кто сомневается в божественности Торы, будет лишен вечной жизни с Богом.
— А я говорю, что его слова — «грядущий мир» и «вечная жизнь с Богом», — это слова человеческие, а не божественные. Более того, этих слов не найдешь в Торе, они принадлежат тем раввинам, что писали комментарии к комментариям.
— И что же, — упорствовал Якоб, — правильно ли я расслышал, что ты отрицаешь существование загробного мира?
— Грядущий мир, вечная жизнь, загробное блаженство — повторяю, все подобные фразы суть изобретения раввинов.
— Ты отрицаешь, — продолжал напирать Якоб, — что праведники обрящут вечную радость и единение с Богом, а грешники будут посрамлены и преданы вечному проклятию и наказанию?
— Это против всякой логики — то, что мы, такие как мы есть сегодня, будем существовать после смерти. Тело и душа — два аспекта одной и той же личности. Душа не может выжить после того, как умирает тело.
— Но, — Якоб говорил все громче, явно закипая, — мы знаем, что тело будет воскрешено! Все наши раввины учат нас этому. Маймонид ясно это утверждает. Это один из тринадцати аспектов иудейской веры! Это ее основание!
— Якоб, должно быть, я плохой наставник. Я думал, что полностью объяснил невозможность таких вещей, однако ты снова забредаешь в страну чудес. Опять-таки напоминаю тебе, что все это — человеческие мнения; они не имеют ничего общего с законами природы, а в противоречии с постоянными законами природы ничто не может возникнуть. Природа, которая бесконечна и вечна, которая объемлет в себе всю субстанцию вселенной, действует в соответствии с упорядоченными законами, которые невозможно превзойти сверхъестественными средствами. Разложившееся тело, обращенное во прах, не может быть воссоздано. Бытие говорит нам об этом совершенно ясно: «В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься»
[68]
.
— Значит ли это, что я никогда не воссоединюсь с моим замученным отцом? — спросил Франку.
— Я, как и ты, жажду вновь увидеть своего отца, да будет он благословен, но законы природы таковы, каковы они есть. Франку, я разделяю твою жажду, и, когда был ребенком, я тоже верил, что когда-нибудь наступит конец времен, и после смерти мы воссоединимся — я и мой отец, и моя мать. Хотя, когда она умерла, я был так мал, что едва помню ее… И, конечно, они воссоединились бы со своими родителями, а те — со своими, и так ad infinitum
[69]
. Но теперь, — продолжал Бенто мягким, «учительским» голосом, — я оставил эти детские надежды и заместил их определенным знанием о том, что мой отец живет внутри меня: его лицо, его любовь, его мудрость. И таким образом, я уже воссоединен с ним. Блаженное воссоединение должно произойти в этой жизни, потому что эта жизнь — все, что у нас есть. Нет вечного блаженства в грядущем мире, потому что нет грядущего мира. Наша задача — и я полагаю, что этому учит нас Тора, — достичь блаженства в этой жизни, сей час, живя жизнью, полной любви и познания Бога. Благочестие состоит в справедливости, милосердии и любви к ближнему своему.
Якоб поднялся и раздраженно отпихнул стул в сторону.
— Довольно! Я наслушался достаточно ереси для одного дня! Достаточно на всю жизнь! Мы уходим. Идем, Франку.
Когда Якоб ухватил Франку за руку, Бенто произнес:
— Нет, погоди, Якоб, есть еще один важный вопрос, который, к моему удивлению, ты не стал задавать.
Якоб выпустил руку Франку и с опаской взглянул на Бенто.
— Какой еще вопрос?
— Я говорил вам, что природа вечна, бесконечна, объемлет всю субстанцию, и все сущее следует ее законам.
— Да, — лицо Якоба было сердитым и недоуменным. — Так что же за вопрос?
— А разве я не говорил вам, что Бог вечен, бесконечен и объемлет всю субстанцию?
Якоб кивнул, совершенно растерявшись.
— Ты говоришь, что слушал меня, что наслушался достаточно — но все же ты не задал мне самый главный вопрос.
— Да какой еще самый главный вопрос?
— Если Бог и природа обладают одинаковыми свойствами, то в чем тогда разница между Богом и природой?
— Ладно, — рыкнул Якоб. — Спрашиваю тебя: в чем разница между Богом и природой?
— А я даю тебе ответ, который ты уже знаешь: разницы нет. Бог — это природа. Природа — это Бог.
Оба — и Франку, и Якоб — уставились на Бенто во все глаза, а потом, не произнеся больше ни слова, Якоб рывком поднял Франку на ноги и выволок его из дома на улицу.
Уйдя достаточно далеко, Якоб обхватил Франку за плечи и от души стиснул.