— Нет, — в третий раз сказала Морган, по-прежнему глядя в окно. — Ничего подобного.
— Господи боже, Морган, — произнес после паузы Владимир. Запечатанная комната. Чокнутые бабушки. И вдруг в голове неожиданно всплыло сокращение: «семтекс». — Семтекс?
— Нет, — прошептала Морган.
Она все еще смотрела в окно на отходы городской жизни Правы: заброшенную железнодорожную станцию, завалившуюся набок телебашню, бассейн социалистических времен, забитый раскуроченными тракторами.
— Морган! — Владимир протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но передумал.
— Ты ничего не понимаешь. — Морган закрыла лицо руками. — Ты совсем ребенок. Угнетенный иммигрант. Александра тебя так называет. Да что ты знаешь об угнетении? Что ты вообще знаешь?
— О, Морган. — Ему вдруг стало грустно, непонятно от чего, но грусть быстро прошла. — О, Морган, — повторил он. — Во что ты ввязалась, милая?
— Дай мне твой мобильник… — попросила Морган.
— Что?
— Ты хочешь с ним познакомиться… Ведь хочешь? Мистер Владимир Гиршкин. Преступник-лауреат. Понять не могу, как я только высидела этот ужин. А эта дура несчастная. «Ох! Ох! Ох!» Я вам никому больше не верю… Дай телефон!
Свершилось. Знакомство состоялось. Два часа спустя. В полпервого ночи. В панеляке Морган. Он явился с товарищем.
— Это мой друг, — с важностью сообщил Томаш. — Мы зовем его Альфа.
В ожидании столованцев Владимир выпил несколько рюмок водки и теперь был склонен похулиганить.
— Здорово, Альфа! — заорал он. — Ты из этих? Ну, знаешь, подразделение «Альфа»? У-у-у, ребята… вы мне уже нравитесь.
— У меня нет денег, — обратился Томаш к Морган. — На улице ждет такси. Не могла бы ты…
Не говоря ни слова, Морган выбежала заплатить за такси.
— Налить тебе, Томми? — предложил Владимир. — А ты что будешь, Альфа? — Он привычно развалился на диване, столованцы же остались стоять на другом конце комнаты. Оба горбились и держались настороженно, будто Владимир был диким оцелотом, готовым броситься на них в любой момент.
— Я не пью, — сказал Томаш.
«И вообще мало на что годен», — подумал Владимир, разглядывая его. Невысокий, тощий парень с розовыми чешуйками псориаза на щеках, редеющая соломенная копна торчит дыбом. Одет в старый бушлат, из-под бушлата выглядывает пестрая рубашка, вероятно китайского производства, а очки со столь толстыми стеклами, что кажутся мотоциклетными. Альфа походил на своего другана как две капли воды (оба стояли сунув руки в карманы и часто моргая), разве что у него напрочь отсутствовали брови (авария на производстве?), а бушлат был подвязан телефонным шнуром. Сами того не подозревая, эти джентльмены являлись провозвестниками новой моды, которая очень скоро завоюет Нью-Йорк под девизом «иммигрантский шик».
— Я думал, точнее, только сейчас понял, — объявил Томаш, — что виновен в возникших здесь проблемах. Мне следовало прийти к вам напрямую. Да? Так говорят — «напрямую»? Извините мой английский. В отношениях между мужчиной и женщиной честность должна быть путеводной звездой.
— Ага, — согласился Владимир, с хлюпаньем высасывая лимон. — Путеводная звезда. Ловлю тебя на слове, Томми.
И с чего он взъелся на этого бедолагу? Не только ревность была тому причиной, но и… что? Ощущение чересчур сильного сходства между ними? Да, в некотором роде Томаш с Владимиром были земляками. Если подумать, за вычетом пафоса и синтетической одежонки, мало что отличало Владимира от его бывших социалистических братьев, с детства обожавших Юрия Гагарина, поглощавших ежедневно домашний кефир ради сомнительных оздоровительных целей и мечтавших когда-нибудь покорить Америку с помощью бомбардировок.
Томаш реплики Владимира игнорировал.
— Мне выпала честь, — продолжал он, — быть спутником Морган с 12 мая 1992 года по 6 сентября 1993-го. Утром 7 сентября она прекратила нашу любовную связь, и с тех пор мы верные друзья.
Томаш бросил умоляющий взгляд на бутылку водки, стоявшую перед Владимиром, потом уставился на свои разбитые мокасины. Стоило этому нелепому губошлепу открыть рот — красные уши дергались на каждой согласной, — как Владимир понял: Томаш не врет, ему больше нечего скрывать. Бедняга. Кому приятно признаваться в провале на любовном фронте. Но еще сильнее Владимир пожалел Морган, когда представил этого замухрышку с большим плоским носом и нечистой кожей с ней в постели. Чем она, черт возьми, думала? Или для нее восточноевропейский слюнтяй — нечто вроде сексуального фетиша? А если так, то кто тогда Владимир?
— Что ты об этом думаешь, Альфа? — спросил Владимир у товарища Томаша.
— Я никогда не знал любви, — признался Альфа, теребя телефонный шнур. — Женщины не считают меня подходящим парнем. Да, я живу один, но мне есть чем заняться… я очень занят сам с собой.
— Вау, — уныло произнес Владимир.
В обществе этих двоих он чувствовал себя растерянным и запутавшимся, будто его лишили законного места изгоя в социальной иерархии.
— Вау, — повторил он, пытаясь придать междометию легкомысленную калифорнийскую интонацию.
Вернулась Морган. Упорно не глядя ни на нынешнего, ни на бывшего любовника, она возилась, стаскивая галоши, на которые налип снег.
— Знаешь, твои друзья мне действительно начинают нравиться, — сообщил ей Владимир. — Но все равно не верится, что вы с Томашем когда-то делили постель. Его ведь не назовешь…
— С вашей точки зрения, я — ничтожество, — без обиняков высказался Томаш. — А может быть, придурок или зануда. — Он отвесил легкий поклон, словно желая показать, сколь комфортно чувствует себя в этих ролях.
— Томаш — чудесный человек — Сняв свитер, Морган осталась лишь в знаменитой шелковой блузке. Трое восточноевропейцев умолкли, разглядывая ее фигуру. — Тебе есть чему у него поучиться, — продолжала Морган. — Он не эгоист, как ты. И даже не преступник. Вот так!
— Простите, если я что-то путаю, — возразил Владимир, — но мне кажется, что подрыв стометровой статуи в центре Старого города является преступлением.
— Он знает об уничтожении Ноги! — вскричал Томаш. — Морган, как ты могла проговориться? Мы же повязаны кровью!
Альфу эта новость тоже потрясла. Он прижал руку к нагрудному карману, в котором скорее всего покоились столованско-английский словарь и парочка дискет.
— Он рта не раскроет, — заверила Морган столь скучным тоном, что Владимир поежился. — Я располагаю кое-какой информацией насчет его «ПирамидИнвеста»…
Рта не раскроет? Располагаю информацией? Ого, какая крутая Морган!
— Послушай, — обратился к ней Владимир, — разве мы не подвергались некоторой опасности, проживая в этом дрянном панеляке, трахаясь так, что земля тряслась (Томаш слегка нахмурился), в то время как в соседней комнате сложены сотни килограммов семтекса?