— Есть один, молодой, да зубастый. Мэтр Бальзамин. Тот еще цветочек. Вот уж кому имя не подходит! Вечно липнет к Филиппу, чтобы обратить на себя внимание, весь такой сладенький, но за спиной точит нож, ты уж мне поверь. Он хочет брать только крупные дела…
Ирис перебила ее.
— А Филипп, он к нему хорошо относится?
— Филипп считает его толковым, способным, эрудированным… Ему интересно с ним разговаривать, вот он и относится к нему пристрастно, не видит недостатков, ну, поначалу это нормально. А я на всякий случай выслеживаю эту барракуду и держу наготове гарпун.
Ирис улыбнулась и тихо поинтересовалась:
— Женат?
— Нет. Есть подружка, иногда она заходит за ним по вечерам… Если только это не сестра. Сложно сказать. Он на нее смотрит свысока. В любом случае Филиппу от него нужна работа. Результаты, а не болтовня. Хотя… в последнее время он стал помягче. Как-то гуманней… Тут я заметила, что он на общем собрании о чем-то мечтает. Нас человек десять в кабинете, все что-то строчат в блокнотах, переговариваются, все ждут от него решения… а он витает в облаках. Перед ним открытое досье, десять человек глаз с него не сводят, а он в каком-то полубреду, и выражение лица у него несчастное. Как у раненого зверя, я бы сказала… Первый раз за двадцать лет совместной работы видела такое. Вот уж я удивилась: обычно он такой бесстрастный боец.
— Я так никогда не считала его бесстрастным.
— Ну, это нормально… Он без ума от своей жены, он тебя просто обожает! Когда говорит о тебе, его глаза горят, как Эйфелева башня в ночи! Ты до сих пор волнуешь его, могу поспорить!
— Ох, это уж ты чересчур!
«Искренна ли она или пытается потопить барракуду?» — подумала Ирис, разглядывая Каролину, которая безмятежно потягивала сок через соломинку. Она не заметила и тени задней мысли на лице адвокатессы, которая, казалось, с удовольствием расслабляется после забега на двести скидко-метров.
— Он сказал мне, что ты собираешься писать книгу…
— Неужто рассказал?
— А что, это правда? Ты уже начала?
— Не совсем… Есть одна идея, я ее пока кручу так и сяк…
— В любом случае он тебя поддержит, это очевидно. Не из тех он мужей, что ревнуют к успеху жен. Не то, что этот мсье Изамбер: его жена написала роман, так он до сих пор отойти не может, чуть ли не процесс решил затеять, чтоб запретить ей публиковать книгу под своей фамилией… под ЕГО фамилией.
Ирис не ответила. Произошло то, чего она боялась: все говорят о ее книге, все думают о ее книге. Кроме нее. Ни единой мысли в голове. Более того, она ощущала, что неспособна ничего написать! Она вполне отчетливо представляла себе, как рассуждает о творческом процессе, о писательском призвании, о словах, которые вертятся на кончике языка, об упрямой и неуловимой первой фразе, о пробелах и черных дырах, о персонажах, которые начинают жить собственной жизнью и постоянно возникают рядом с вами, дергают вас за рукав… Но заняться работой, одной, за письменным столом! Невозможно. Она соврала ненароком, от скуки, чтобы на нее обратили внимание — и вот теперь эта ложь обернулась против нее.
— Мне б найти такого мужа, как твой, — вздохнула Каролина Вибер, которая думала о своем, не замечая терзаний Ирис. — Надо было захомутать его прежде, чем появилась ты.
— Ты все не замужем? — спросила Ирис, с усилием заставляя себя поинтересоваться судьбой Каролины.
— Как никогда! Моя жизнь — вечный праздник! Выхожу из дома в восемь утра, возвращаюсь в десять вечера, суп из пакетика и брык в кроватку с телеком или с книжкой… с такой, ненавязчивой, чтоб не думать. Я даже детективов не читаю, а то ведь зачитаешься до двух часов ночи, интересно же узнать, кто убил! Так что жизнь моя необыкновенно увлекательна. Ни мужа, ни детей, ни любовника, ни питомца, только мать-старушка, и та не узнает меня, когда я ей звоню! Последний раз она бросила трубку, заявив, что у нее никогда не было детей! Вот я смеялась!
Она и правда засмеялась… но как-то невесело. Засмеялась, пытаясь скрыть тоску и пустоту внутри. Мы с ней ровесницы, подумала Ирис, но у меня есть муж и ребенок. Муж-загадка и ребенок, который вот-вот тоже станет загадкой! Что же может сделать нашу жизнь интересной? Бог? Золотая рыбка? Страсть? Или Средние Века, как у Жози? Почему она мне не рассказала о переводах? И почему Филипп скрывал? Моя жизнь вот-вот развалится на части, разъедаемая неведомой кислотой, а я со стороны беспомощно наблюдаю за процессом ее распада. Свою последнюю энергию я трачу в окопах распродаж, на втором этаже торгового дома «Живанши». Я шикарная курица с куриными мозгами — причем инкубаторная, поскольку таких одинаковых беспомощных куриц полно в привилегированных слоях общества.
Каролина оставила в покое соломинку от сока.
— Вот с чего я, спрашивается, рискую жизнью на этих распродажах, если я никуда не хожу, разве что в воскресенье утром, за хлебом, и то сверху обычно пальто?
— Ты неправа. Ходить за хлебом надо именно в шмотках от «Живанши». Вдруг ты кого-нибудь встретишь, ведь все по выходным бегут в булочную.
— Да уж, место встречи! Счастливые родители покупают круассаны, старушки выбирают между слоеным и песочным тестом, чтобы не повредить вставную челюсть, и жирные детишки набивают карманы сластями. Нет, ни Билла Гейтса, ни Бреда Питта там не встретить… Остается Интернет. Но я что-то не могу решиться. А ведь некоторые мои подруги пытаются, и ничего, удачно. С кем-то встречаются…
Каролина Вибер продолжала болтать, но Ирис ее больше не слушала. Только смотрела на нее ласково и участливо. Сгорбленная усталая женщина с потухшими глазами и горькой улыбкой. Словно подержанная, заношенная до дыр одежонка… Не верится, что полчаса назад она алчной гарпией расталкивала ближних за кусочек цветного шелка от «Живанши». «Найди семь отличий, — подумала Ирис. — Которая из них настоящая? Может, она спрятана в листве дерева, как в тех загадках, которые я в детстве обожала решать. На этом рисунке спрятан злой волк, а Красная Шапочка об этом не знает, найдите волка и спасите Красную Шапочку! Я всегда находила волка. Всегда».
— Ох, пора мне, пожалуй, — вздохнула Каролина, — а то я совсем расквашусь. Вообще на меня такое находит редко. Вот думаю, не вернуться ли в бутик, снова рискнуть жизнью. Это, по крайней мере, закаляет характер. Если, конечно, та чокнутая с браслетом свалила оттуда!
Женщины поцеловались и разошлись.
Ирис побежала к такси, прыгая через лужи. Она подумала о сапожках из крокодиловой кожи и порадовалась, что их купила.
Прыгнув в машину, выглянула в окно: Каролина Вибер встала в очередь за такси. Шел дождь, а очередь была длинная. Каролина спрятала покупки под плащ, чтобы их не намочило. Она напоминала бабу на чайнике — смешную фигурку в пышной юбке, которой накрывают чайник, чтоб сохранить тепло. Ирис решила подбросить ее до дома, высунулась в окно, чтобы окликнуть — и тут зазвонил телефон. Она сняла трубку.
— Да, Александр, дорогой, что случилось? Почему ты плачешь, мальчик мой? Скажи…