Все люди - хорошие - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Волчок cтр.№ 4

Наташка пришла с УЗИ почти испуганная — из того, что сказал врач, она совсем ничего не поняла. Неизвестно — то ли плохо все, то ли на выписку завтра готовиться. А если выпишут, то куда ей идти? Возвращаться к матери, в деревню? Невозможно. Мать семь лет назад сказала, что проклянет, — и прокляла. Ни на одно письмо не ответила, ни одной весточки не прислала. Что мать жива-здорова, Наташке по случаю сообщила бывшая соседка, случайно на улице встретились. И добавила, что мать сильно злится, такой уж характер. Уж кому, как не Наташке, знать мамкин характер. Мамка у нее железная женщина.

Идти к Маратику? Второй такой корриды можно и не пережить. В прямом смысле. Что же делать? Ничего Наташка не умеет — ни на компьютере, ни машину водить, ни английский язык… Да хоть бы и умела, кому она нужна, без прописки, без жилья, без образования?

Вечером Ираиде было не до размышлений о Наташкином будущем, в котором она предполагала принять участие, — пришел сын. Во-первых, ни за что не скажешь, что сын: самой Ираиде на вид лет тридцать, а парень выглядел двадцатилетним. Но сразу видно, что родная кровь. Более того — копия. Те черты, которые в женской версии казались тяжеловесными, грубоватыми, в мужской выглядели просто идеалом красоты. Античная скульптура, музейный экспонат. Ираида была очень крупная, полноватая. Егор же казался могучим зверем, пребывающим в состоянии обманчивого покоя. Наташка как-то по телевизору видела передачу про Африку. Там показывали льва, царя зверей. Огромная мускулистая туша валялась по траве, как самый обычный котенок, с удовольствием валялась, лениво перекатывалась с боку на бок, лениво болтала в воздухе всеми четырьмя лапами, снова замирала… Но надо быть слепым, чтобы не понимать: в случае опасности или появления конкурента, например, туша неминуемо взорвется движением, бросок будет внезапным и неизбежно достигнет цели… Сын Ираиды живо напомнил Наташке того вальяжного льва.

Разговаривали в палате они недолго, ушли в любимую Ираидину курилку. Одна из трех молодых девчонок, Наташкиных соседок, томно потянулась и сказала, что таких парней она в жизни не видела. Только на картинках про Голливуд, да и то любой Бред Пит — и тот нервно курит в углу. От зависти. В дебаты на тему «на кого из звезд похож сын Ираиды» с неожиданным жаром включилась вся палата. Даже дамы, которым по возрасту приличествует думать о собственных внуках, а не о совершенно посторонних Аполлонах. Наташка молчала. Она тоже никогда не видела таких людей, даже не предполагала, что они в природе существуют. Привычные мысли о собственном несовершенстве в этот момент ее не тревожили. С таким же успехом можно было бы восхищаться бриллиантовым колье за миллион долларов на шее какой-нибудь суперзвезды. Великолепно, потрясающе, сногсшибательно. Только она-то тут при чем?

Ираида вернулась задумчивая, Егор не вернулся вовсе, ушел домой. Обсуждение достоинств ее сына не прервалось ни на минуту. Косвенная виновница переполоха на это обсуждение внимания не обращала. Только буркнула: не родись красивой, а родись счастливой. Минут через десять многочисленные истории из жизни на тему красоты вообще и влияния вышеозначенной красоты на судьбу в частности ей, видимо, надоели. Наташка была приглашена прогуляться по отделению для конфиденциальной беседы. Первый вопрос ее почти напугал.

— У тебя деньги есть?

— Да, рублей триста, я вчера днем тысячу брала, за продуктами ходила. Сдача, — стараясь не глядеть на Ираиду, сказала она.

— Это хорошо. Значица так, как говорил незабвенный Глеб Жеглов. Завтра нас с тобой выписывают. Я тебе дам адрес. Это за городом, не бойся, не далеко. Мои друзья недавно достроили дом. До этого в квартире жили, и Люська, хозяйка, все сама успевала. И по хозяйству, и готовить, и с парнем заниматься. А в доме не успевает — два этажа плюс подвал и зимний сад на чердаке. Она уже этот дом чуть не матом кроет, тяжело в одни руки. Ей помощница по хозяйству нужна. У тебя, конечно, ни специальных навыков, ни рекомендаций, однако, я думаю, полы помыть и картошку почистить — это ты сумеешь. Я ей позвоню, про тебя предупрежу. Жить там же будешь, зарплату тебе, какую-никакую, платить будут. На первое время сойдет, а там посмотрим, что с тобой делать. С детьми нормально общаешься?

— Не знаю, не приходилось как-то… А сколько лет детям? — спросила Наташка.

— Детям… Не бойся, Мери Поппинс, там одно дитя. Андрюшка во втором классе учится. Да я не думаю, что у тебя с ним до общения дело дойдет. Завтраком покормишь, проверишь, чтоб шапку надел. Люська до педагогического процесса никого не допускает. Только вот… Дело какое… Ты, в общем, не обижайся, но если начередишь там чего — спрос с меня будет. Так что не подведи.

Утром, до обхода, Наташка занялась инвентаризацией. Подсчитывать оказалось нечего. То есть совсем. Нижнее белье в одном экземпляре, старенькие джинсы, которые она носила уже несколько лет, серая куртка с капюшоном — зимой и летом одним цветом, немодный свитерок-лапша из секонд-хенда и утепленные кроссовки. Денег — триста пятьдесят четыре рубля восемьдесят копеек. Телефон, черно-белая «Нокия», раздолбанная десятком предыдущих владельцев до полного непотребства, остался дома. В смысле — у Маратика. Она просто не успела его схватить, когда убегала. Адрес-то Ираида ей дала, но если ей действительно менять место жительства и работу, то надо зайти домой — то есть к Маратику, — и попытаться выручить свои вещи. Хотя бы одежду.

Вчерашняя оттепель подразнила-подразнила да и закончилась. Весной на улице уже не пахло. В принципе рано, начало февраля. Но так хочется… Отчаянно оскальзываясь, Наташка выбралась за ворота больницы и задумалась. Как ни крути, надо искать Маратика. Наиболее вероятное местонахождение ее, теперь уже бывшего, гражданского мужа и работодателя — базар, Центральный рынок. Там, в маленьком прокуренном кафе, хозяева торговых точек и проводили время за бесконечными партиями в нарды. Всю эту компанию пестрой назвать было трудно: горбоносые, черноволосые мужчины, все как один — выходцы из одной северокавказской страны, говорили на быстром гортанном наречии, обильно приправляя его интернациональным матом, носили исключительно русские имена, не имеющие ничего общего с записями в их паспортах. С незнакомыми вели себя преувеличенно цивилизованно, но Наташка знала, что ей придется простоять рядом с их столиком, всегда одним и тем же, минут двадцать, не меньше, прежде чем кто-то из них обратит на нее внимание. Давным-давно она по глупости сунулась что-то спросить у членов этого мужского клуба, заговорила первая. Никто из них не отреагировал. Никто, кроме Маратика, к которому, собственно, она и обращалась. Тот и отреагировал — встал и влепил Наташке звонкую пощечину. Не больно. Зато дома… Эх, да что там вспоминать.

Сейчас она стояла молча, хотя Маратика за столом не наблюдалось. Ждала — может, скажут, где его искать. И действительно, десяти минут не прошло, смилостивились:

— Чего стоишь? Домой иди, дома он, — сказал Саша, которого на самом деле звали как-то по-другому, сложно.

Это было хуже всего. Если бы он был где-нибудь в другом месте, где-нибудь на людях, — возможно, проблему удалось бы урегулировать миром, без ущерба для здоровья. Она пошла как на каторгу, еле переставляя ноги. На полпути ее вдруг охватило странное, неизвестное ранее чувство. В голове стучало, без конца повторяясь: нет — так нет, нет — так нет. Она остановилась, впервые в жизни смутно жалея, что не курит, даже не пробовала никогда. Вот бы сейчас закурить и спокойно подумать. Кажется, она злится. Причем злится, кажется, на себя. Чего она трусит? Раньше было чего бояться, раньше она боялась потерять дом, мужа, работу, семью. Все в одном флаконе. А теперь-то чего? Будет ли у нее новая жизнь в чужом доме, среди чужих людей, и какой она, эта самая жизнь, будет, если все получится, — это не важно. Все, что было до сегодняшнего дня, и хорошее, и плохое, закончилось. Если бы Наташке сказали, что ничего по-настоящему хорошего у нее до сих пор не было, — она бы не поверила. Теперь у нее будет другая жизнь. Он не оставил ей выбора. И нечего бояться, подумаешь, пришла трусы свои забрать. Уж на это она как-нибудь заработала. Худо-бедно.