Глава 33
В интернате меня ожидало несколько новостей. Во-первых, уволилась Люда, повариха. Люда подрабатывала летом в ресторане, официанткой. Да там и осталась. Вместо Люды взяли поварихой племянницу кладовщицы, молоденькую девочку, сразу после училища.
Ну, а во-вторых, и в главных — увольнялась завхозиха. Пока не уволилась ещё, но слухи ходили. Эти слухи передавали друг другу все, по секрету. Все воспитатели, вышедшие на работу, и занимающиеся последней подкраской и уборкой.
Я направилась к директору и встретилась с ней во дворе, возле бухгалтерии. После обычного набора послеотпу-скных приветствий она спросила о главном:
— Ну, как там Протока?
— Нормально.
— Не воровал?
— Да нет. Хорошо себя вёл, так сказать.
— Что, так уж и «хорошо»?
— Да нет, конечно, не идеально. Бывали моменты, когда трудно было с ним, — сказала я, чтобы ей было приятно. — Бывало, и руки опускались.
Ну, вот видишь! А тебе казалось, что это всё легко! Можешь его приводить, с двадцать пятого. Уже официально будет сборная группа. Так, и пятиминутка у нас завтра, в одиннадцать. Не опаздывайте.
На этом мы и распрощались.
В изоляторе меня ждала Надежда. И мы не выдержали обе. Обнялись.
— Надя, Надя! Чего же ты не звонила? Я тебе звонила, а никто трубку не брал.
— Да я уезжала. С сыном. Почти два месяца не было нас. Пытались устроиться в Подмосковье, работали там… Да не получилось. Сын там остался, а я вернулась к матери. А ты как? Как Протока?
— Да как — жив, здоров. Ты его не узнаешь! Вырос, поправился.
— Трудно было?
— Да уж не знаю, что труднее было — воспитывать его, или прокормить. Поэтому я его и не воспитывала. Жили, и всё. А вот кормить… Андрюха в институт поступил, ему деньги нужно было дать. Пришлось мне на «Скорую» идти, подрабатывать. Но я не жалею. Даже жалко его назад вести, Тоху этого.
— Ты что?
— Да ладно, потом об этом. Но мы с Васей рассматриваем варианты.
— Наталья, только ты глупостей не наделай. Ты же не представляешь, какая это обуза! Тут своих не знаешь, как прокормить, и куда девать. А такого, как Протока, брать — это надо вообще с ума сойти. Он же будет тебя доить, всю жизнь!
— Надя, Надя, подожди. Я ведь ничего ещё не сказала. Давай лучше окна начнём мыть. Ты — в изоляторе, а я — у себя, и в процедурной. Кстати, ты слышала, что завхоз увольняется? Или это сплетни опять?
Надя вздрогнула и ответила, опустив глаза:
— Не знаю. Наверно, сплетни.
Окна я вымыла быстро и остаток рабочего дня занималась тем, что обнималась с воспитателями и учителями, техничками и кухонными, и всем рассказывала — как Протока, какой Протока, и т. д., и т. п.
Уже уходя, возле ворот, я встретила повариху Люду. Красивую, загорелую, цветущую. В короткой юбке, в открытой кофточке. Она шла в бухгалтерию, за расчётом.
— Всё, Наталья Петровна, — сказала она. — Всё, я ушла отсюда. И теперь не будет меня больше совесть мучить, что я беру от детей. А вам я желаю — сил побольше. Сил и терпения. Теперь-то уж… повара у них будут… все ручные.
— Спасибо, Люда, — ответила я. — Храни тебя Бог.
Глава 34
— Можно уже Тоху отводить, — вечером сказала я Васе. — Что делать будем?
— Оставим его, Наташа. Я не против. Пусть растёт вместе с Васькой. Как можем, так и будем ему помогать. Вырастим. Только он должен сам этого хотеть. Это ведь не грудной ребёнок. Может, позовём его, да поговорим?
И мы позвали Тоху на кухню, после ужина.
— Надо тебе уже в интернат собираться, Антон, — сказала я. — Уже с завтрашнего дня сборная группа будет. Сегодня уже двое из лагеря вернулись. В седьмой класс.
— А Витька Хорошилов, из нашего класса, когда приедет?
— А Витька — в другом лагере, его двадцать шестого августа должны привезти.
— А можно, я у вас тоже побуду до двадцать шестого? А то мне, одному, скучно будет в спальне сидеть.
— Можно. Тоха, а ты хотел бы… вообще остаться у нас?
— Как — вообще?
— Ну, сначала — на выходные приходить. А потом — и остаться, как сын. Как настоящий сын.
— Ну, Наталья Петровна! Нет, наверно. Нет! Это летом, когда нет никого… А так — нет! В интернате по выходным самая прикольная жизнь! А вы ещё меня заставите что-нибудь… Диктант какой-нибудь писать… или ещё что-нибудь… Каждое воскресенье приходить… Нет, я не хочу.
После этих слов Тохи Вася встал и закурил.
— Значит, не хочешь? — переспросил Вася.
— Нет, ну я… Я — ив армию не хочу. А вы говорите, что мне надо в армию…
— Понятно. В армию — не хочешь, и нравоучений наших — не хочешь слушать.
Тоха стоял, потупившись.
— Ладно, иди, смотри телевизор, — сказал Вася. — Иди. Не волнуйся, побудешь у нас ещё день. Досидишь, до своего двадцать шестого.
И мы остались на кухне одни. Вася курил, а я вытирала слёзы.
— Прекрати. Прекрати сейчас же.
— Как же так, Вася? Как же так, а?
— Ты же сама говорила, что на всё — Божья воля. Прекрати! О чём ревёшь?
— О нём. И о нас.
— Вот уж о нас — нечего реветь. Иди лучше, да вещи его пересмотри. Чтобы не отправлять в рваном и грязном.
Ох! Ох, ох… Что же это, Господи? Почему? А сердце-то как сжало… Вот как, оказывается. Не хочет… А мы-то думали, что дело в нас…
И, двадцать шестого, утром, мы пошли в интернат.
Собрались пораньше. Вещи Тохи я сложила в два полиэтиленовых пакета.
Мы стояли в прихожей вчетвером. Я с Тохой — у дверей, а оба Васи, и большой, и маленький, стояли напротив нас.
— А чего это вы вещи в пакеты сложили, Наталья Петровна? — спросил Тоха. — Вы же мне сумку обещали дать!
Я обещала ему сумку. Но накануне Вася-старший ездил с ней на работу, и сумка была не разобрана. Сил у меня не было — её разбирать.
— Бери-ка ты пакеты, и иди, — сказал Вася-старший.
Вот, придётся через весь город их тащить, «голимые» пакеты эти, — проворчал Тоха и поднял свои пакеты. — До свидания.
До свидания, коли не шутишь, — сказал Вася.
Я ещё ждала. До последнего мгновения я ждала, что Антон, то есть наш Тоха, скажет нам что-нибудь. Может, скажет, что раздумал, и решил остаться с нами. А может, скажет просто «спасибо». Простое, незамысловатое «спасибо».
И Вася старший, и Вася младший — тоже этого ждали. Но Тоха молчал. Потом он толкнул двери, и вывалился со своими пакетами на лестничную площадку.