Звезды, души и облака - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Шипошина cтр.№ 30

А теперь вот — я иду домой голодная. Что произошло со мной? Почему перестала брать?

А потому, что — «не укради!» Заповедь.

Я стала верующей, вот что произошло со мной. Как-то потихоньку вызревала во мне вера.

Долго я определялась. Кто я, что я, зачем я… Долго думала. Наверное, можно было бы думать и побыстрее. Всё я искала, в чём смысл жизни. Сколько себя помню, с самого детства.

А вот верующей стала, когда уже за тридцать перевалило. Вернее даже будет сказать, что не за тридцать перевалило, а к сорока приблизилось.

Трудно было решиться в церковь прийти, особенно в первый раз. Ведь взрослая уже. И всё-таки я крестилась.

А вот теперь иду и думаю: «Как же я могла? Как я могла брать эту дань, эти интернатские продукты?» Как будто пелена спала с глаз, и стало мучительно стыдно прежней себя. Той, «берущей», себя…

Сколько, как я крестилась? Скоро год? Пока разбиралась, пока решалась…

Месяца три, как перестала брать. Не велик срок.

Так вот я и шла с работы, в таких вот невесёлых рассуждениях. Поздняя весна, скоро конец учебного года… Тепло, воздух чист и свеж. Почки, первые листочки. Как же хорошо кругом! Как будто нет на свете ни интерната, ни пищеблока… Благодать!

Уже вечерело, и кое-где мерцали огоньки. Не улице было совсем немного людей.

В ларьке, на углу, мне надо было купить сахару.

После того, как я перестала продукты из интерната домой приносить, в семье стало жить труднее. Материально, конечно. Масла нет, мяса нет. Раньше приносила, а теперь — необходимо стало всё это покупать. Шпроты, сгущёнка… Сыновья пострадали. От отсутствия сгущёнки.

Сахар — тоже раньше из интерната носила. Теперь вот — покупаю.

Я подошла к ларьку. На прилавке стояла всякая продуктовая мелочь. Пакеты макарон, сахара, печенья. Но главным было не это.

Главное — это был, ничем не прикрытый, лоток с жирной, лоснящейся, призывно пахнущей копчёной селёдкой.

Я была единственным покупателем.

Ух ты! В желудке засосало. В голове даже помутилось! Мне показалось, что ещё немного, и я потеряю сознание.

Как мне хотелось селёдки! Боже мой, как я хотела этой селёдки!

— Пакет сахару, — сказала я продавщице и протянула ей наш семейный бюджет. На неделю. Одной бумажкой.

— Ой, — сказала продавщица, — нету сдачи. Постойте, пожалуйста, я сбегаю в магазин, разменяю.

Продавщица убежала, и я осталась одна, наедине с лотком, полным селёдки. Я проглотила слюну, и услышала внутри себя явственный, уверенный в себе голос.

«Укради селёдку, — сказал голос. — Укради селёдку».

«Что?» — не сразу поняла я.

«Укради селёдку! Быстренько, быстренько! Возьми, и укради селёдку!»

В голове у меня по-прежнему мутилось, а челюсти сводило.

«А что? — подумала я. — Никого нет, никто не увидит. Раз, одну селёдку — ив мешок!»

«Правильно! — поддержал меня голос. — Укради селёдку! Сейчас её дома разделаешь, с лучком, с подсолнечным маслицем… Или даже — просто так нарежешь… Картошки сваришь… Укради! Укради селёдку!»

И тут мне стало смешно.

Я такие усилия предпринимаю, я отказалась от всех, практически, продуктов! Я вступаю, да нет, вступила уже, в борьбу с теми, кто ворует у меня на работе — и вот, на те бе! На какой-то селёдке! Так проколоться на какой-то селёдке! Уже почти в сумку положила…

«А вот тебе! — сказала я этому голосу, этому примитивному нахалу. — Вот и не украду!»

«Укради селёдку… — сказал он уже не так уверенно, а как бы просяще. — Укради… Смотри, какая жирненькая…»

«Нет», — сказала я, и тут вышла продавщица с деньгами, положив конец нашему диалогу.

«Ну и ну! — думала я по пути от лотка. — Вот это да! Это мне было… как это верующие говорят… искушение. Точно, это у меня было искушение. Но как грубо, как примитивно! И то я чуть не попалась. Правильно пишут святые отцы: выходя на борьбу, готовься к искушениям. Это я выступаю против воровства, и поэтому искушение у меня такое — воровством. Против чего борешься, тем и искушаешься».

Я перешла дорогу, и вступила в свой собственный двор. Но успокоиться я не могла.

«Почему же это искушение такое простое было, такое было примитивное? Как анекдот, честное слово! Может, и борьба моя — такая же примитивная? Такое явное искушение — явно и побороть, оно всё на виду. Ответь мне, Господи, ответь, что же это такое со мной было? К чему это, а?»

И уже когда я нажала на кнопку звонка, в тот короткий миг, когда я слышала за дверью топот ног моего младшего сына, бегущего открывать мне дверь…

Короткая, как молния, мысль промелькнула в моём мозгу: «Это сигнал тебе! Первый сигнал! Будь готова! Готова будь…»

Во вторник я работаю после обеда. Только пришла, только переоделась, слышу — ищут меня. — Где Наталья? Где Наталья?

Голос воспитательницы седьмого «Б», женщины хорошей, «понимающей», только очень эмоциональной.

— Да тут я, тут.

Я выглядываю из своего кабинета. Кабинетик у меня маленький, но уютный. «Келья» моя. Тут у меня любимая моя икона — «Умиление».

Причём я выбрала эту икону — просто так, за красоту. Выбрала, рамку купила и поставила икону под стекло.

Потом только узнала, как эта икона знаменита. Узнала, что именно перед такой иконой молился преподобный Серафим. И стала я к батюшке Серафиму обращаться, через эту икону.

Я перекрестилась на свою икону ещё раз и открыла дверь.

— Тут я, тут.

Воспитательница седьмого «Б», Татьяна Васильевна, стояла на пороге моего кабинета, держа в руках тарелку с нашим, интернатским пловом.

Сзади выглядывали две любопытные и живые мордочки — дети из её седьмого «Б». Они тоже держали тарелки.

Татьяна поставила свою тарелку мне на стол и не сказала, а всхлипнула:

— Нет, ты смотри, Наталья Петровна, ты смотри! Смотри, чем они сегодня детей кормят! Смотри, смотри!!

Смотреть, и правда, было на что, вернее — совершенно не на что. По тарелке что-то такое было размазано. Причём, в небольшом количестве.

Разваренный, размазанный рис, с точечными вкраплениями морковки. Вместо мяса — кусочки каких-то жил, хрящей. И тоже — совсем немного, чуть-чуть.

— Нет, Наталья, ты смотри, смотри! Можно так детей кормить? Посмотри, что это за порция! И посмотри, какая она, эта порция! Это седьмому-то классу! Они же растут!

Да… — сказала я.

Всё, идите отсюда! — прикрикнула Татьяна на сво их детей. — Тарелки ставьте, и идите в столовую, ждите меня!