Кисло-сладкая журналистика - читать онлайн книгу. Автор: Матвей Ганапольский cтр.№ 69

Но поверьте мне, если у вас есть тема действительно интересного разговора и достаточно респектабельное СМИ, где интервью появится, то вы можете смело звонить любому известному человеку.

И он согласится, не спросив вашего возраста и биографии.

А если откажет, то не стоит расстраиваться, ведь отказ, это не более, чем слово «нет».

А теперь вернемся к началу, к истории передачи про мои любимые книги.

Ах, если бы вы слышали, как я рассказывал о них. Я был максимально подробен, я листал любимые страницы, сопровождая все это чтением фрагментов.

Любимые стихи я читал с придыханием, картинно закатывая глаза.

Я знал, что у меня есть время.

Жаль сознавать, что я все это делал зря.

Вспомните опыт с вашей бабушкой. В нем я продемонстрировал вам примеры разной плотности мысли и, соответственно, изложения.

Если бы эта дама предупредила меня, что передача будет двадцать шесть минут, то я бы уложился точно в это время.

Мы бы определили оптимальное количество книг, выбрали бы самые важные. Я бы рассчитал приблизительное время рассказа на каждую, и все было бы записано именно так, как надо. Я бы говорил о каждой книжке сжато, оставляя самое главное. И даже учитывая то, что передачу, обычно, пишут на двадцать процентов времени больше, чем она идет в эфире, я бы точно справился.

Но она поступила иначе. Она писала ее два часа, причем перебивала меня уточняющими вопросами.

Все это не войдет в передачу.

Она будет состоять из набора обрывков моих мыслей, не имеющих ни начала ни конца, размером в двадцать шесть минут. Просто потому, что я говорил это для другого временного формата.

Когда она уходила, то сказала мне: «С вами было так интересно!..» Я готов был ее убить.

Хотя теперь я осуждаю эту эмоцию. Но совсем не потому, что я передумал прекратить ее недолгую журналистскую жизнь, а совсем по другой причине. Если устранять всех тех, кто с улыбкой и молодым задором губит интервью, то нужно стать Рэмбо и, с мрачной улыбкой и огнеметом, выкосить половину молодых дарований.

Ровно в тот момент, когда я писал эту главу, моя дочь включила телевизор, чтобы посмотреть что-то в ее стиле. Как известно, сейчас на экран со своими передачами пошли модные журналы. С тем же бессмысленным задором, с которым делается их журнальное варево, они лепят свои телевизионные поделки.

И в этот раз, загнав в студию очередной десяток гламурных кошечек и парней с надписями модных марок одежды на лбу, вместо мыслей, они слепили очередной шедевр, вызывающий стойкий рвотный эффект.

Записано это было следующим образом: вначале их посадили и сказали, чтобы они разговаривали, только посмешнее. Они это и делали, демонстрируя пещерный интеллект. Периодически, от неизвестных, никак не связанных с разговором причин, им становилось смешно, и они смеялись. Потом их нехитрую беседу смонтировали, оставив, естественно, эти смешные моменты, но подклеив к другому тексту.

Лозунг передачи, как я понимаю, был таков: больше красок от «Beneton» и больше белых зубов от «Blend-a-Med».

На экране получилось следующее:

ГЛАМУР 1: А где ты собираешься отдыхать? (Смеются.)

ГЛАМУР 2: В Майами, там у моего папы дом. (Плохая склейка, смех, все закатываются.)

ГЛАМУР 3: А ты будешь кататься на яхте? (Первый гламур вдруг впадает в истерику и со смехом сползает со стула.)

ГЛАМУР 2: Да, он торгует нефтью, так что купить яхту для него не проблема. (Общая истерика, в которой неожиданно проскальзывает сказанная кем-то за кадром фраза: «Нюхать, только чтобы мама не узнала! Ой, не могу!..», ярко демонстрирующая о чем именно была эта часть разговора. И что осталось за кадром.)

Я спросил дочь, что обозначает это телевизионное преступление, и когда этих молодых людей арестуют.

Дочь объяснила, что я слишком радикален, а смысл этой программы не в разговоре, а в новых моделях одежды, в которых все сидят. Вот, например, этот парень, – она показала на экран, где очередной гламур бился в приступе беспричинного хохота, – он сидит в свитере от Fabrizio Graziano. Это хороший свитер, пояснила дочь, и я вполне мог бы подарить ее мотоциклисту на день рождения. А слушать разговор в передаче нет смысла, добавила она, и пояснила, что вообще не слышит текст, а только смотрит картинку.

– Я пойду принесу тебе пепси, – мрачно сказал я. – Наверное твоим отцом был не я, а эта алюминиевая банка.

– Спасибо, папочка, только похолоднее, из морозильника, – пробормотала дочь, не отрываясь от экрана.

К сожалению, эта передача типична. Профессиональная журналистика вымирает быстрее, чем, в свое время, динозавры, причем без всякого мифического метеорита. У молодежи слишком много денег, у домов моделей слишком много модной одежды, а у продюсеров слишком большие аппетиты, чтобы противиться логичному перетеканию денег в свои карманы. А в заложниках оказываются те, кто случайно включил телевизор на канал, где это перетекание происходит.

Остается надеяться только на ту молодежь, которая воспринимает журналистику, как профессию, а не как способ пиара нового костюма или кроссовок.

И тут есть надежда, потому что самое лучшее интервью у меня взял один молодой провинциальный журналист. Я до сих пор рассказываю это студентам, как пример профессионализма и осмысленности.

Он пришел ко мне с блокнотом и диктофоном и сказал, что хочет мне что-то прочитать.

Я нервно попросил, чтобы чтение было недолгим.

– Послушайте, вот несколько исторических фактов, – сказал он.

Эдмунд Хилари завоевал Эверест. Конец войны в Корее. Умер Иосиф Сталин.

Александр Флеминг, открывший пенициллин, женится в возрасте 71 год.

Выходит первая книга о Джеймсе Бонде.

Первый мужчина делает операцию и становится женщиной.

В Мозамбике родился будущий тренер национальной футбольной команды Португалии Карлос Куэйрос, один из лучших футбольных технарей.

– Ну и что, – спросил я. – Я-то тут при чем?

– Дело в том, что все это произошло в 1953 году, когда вы родились, – сказал журналист. – И я хотел вам задать вопрос: как, по-вашему, с того времени изменился мир.

Я не знаю, сколько «на выходе» было мое интервью, но говорил я больше часа. И у меня горели глаза. Возможно, в основном, я говорил для себя.

Этот журналист не сосал мою кровь. Он просто дал мне несколько фактов для моей фантазии. Говорить об этом мне было необычайно интересно.

И он задал мне один конкретный вопрос.

И то, что он спрашивал, а я отвечал, не было ни в одном моем интервью в Интернете.

Он не писал интервью на века, он просто спрашивал меня о том, что ему было интересно. Но он дал мне новую, непривычную модель размышлений.