Ногти - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Елизаров cтр.№ 34

Князь сочувствующе кивнул:

— Вся загвоздка в том, что человек — совершенно не то, что думают о нем другие или он сам. Мы опираемся на симптомы своих ощущений, которые как физическая сущность отсутствуют. Они — продукт психического, комплекс эмоций. Стало быть, и мир — следствие ощущений.

— Нечто идеальное? — проявил вялый энтузиазм Глубинин.

— Идеальное или высшая форма организованной материи, — уточнил князь. Он с явным удовольствием углубился в тему. — Предположим, что мир — совершенный способ движения материи, обладающий свойством постоянного отражения. Отражение — оно же познание. Человек познает или отражает мир, и жизнь — лишь взаимоотражение, стремящееся в ничто…

Князь учащенно задышал, закатил глаза, очевидно, предвкушая скорый оргазм. Глубинин из деликатности отвернулся и полминуты вслушивался в рев падающей с гор реки. Потом осторожно посмотрел на князя. Тот, как ни в чем не бывало, продолжал свои непристойные манипуляции.

— Не получилось, — приветливо пояснил князь, меняя руку. — А приходило ли вам на ум, штабс-капитан, под чьим влиянием вы находитесь? — спросил он, интригуя. — Кто заранее определил вашу волю и судьбу?

— Я и не предполагал, что наша беседа сведется к проблемам теологии, — сказал Глубинин со скрытым ехидством.

Князь словно и не заметил.

— Тогда для вас станет неожиданной новость, что вся история человеческой цивилизации есть эстафета обожествленных иудеев!

— Вы — черносотенец, — разочарованно вздохнул Глубинин.

— По вашему тону заключаю, что вы на религиозном распутье. — Князь отставил незанятую пятерню и начал перечислять, загибая пальцы: — Народы прозябают в счастливом язычестве, но, откуда ни возьмись, заявляется иудей и приносит познание истинного Бога. Он обрастает прозелитами, морит их голодом в пустыне, те испытывают благочестивое недомыслие, именуемое верой, и нелепую благодарность за своевременное открытие. Потом сваливается второй иудей, — князь загнул палец, — и говорит, что все от любви. Пустыни кишат отшельниками, истязающими плоть. Земля покрывается кровью и трупами. Иисус оказывается деспотом, преисполненным нежности… — Князь перевел дыхание. — Третий иудей говорит, что все от желудка, прибавочной стоимости и средств производства. — Глаза князя лихорадочно искрились. — Представьте, солнечная энергия — источник всего живущего, и солнце тоже должно питаться, чтобы отдавать ежесекундно такое огромное количество энергии. Гигантский образ мира требует непрерывного питания. Желудок управляет Вселенной!

— Пафос материалистической концепции с гастрономическим уклоном, — холодно сказал Глубинин, — но продолжайте…

Князь рассмеялся:

— Как вам угодно. Приходит четвертый иудей и уверяет, что все от гениталий. Он идеалист и сексуальный мистик. В его представлении жизнь — череда конфликтов похоти с моралью.

Князь торжествующе поиграл кистью с поджатыми пальцами, похожими в темноте на обрубки.

— Маркс имеет дело с коллективом и абстрагируется от индивида: на индивиде, дескать, закона общественного развития не охватишь. Маркс отвергает внутреннюю суть человека, оставляя его перед лицом мира без Бога, перед лицом Ничто! Фрейд в своей основе материалистичен, он изучает подсознательное как последствия влияния среды, — развивал мысль князь, — но среда — очередной миф. Пустите идиота в государственную библиотеку, в высший свет — он останется идиотом! И, напоследок, — подытожил князь, — Фрейд утверждает, что человек прежде всего жаждет покоя, это желание глубоко в психике человека. Абсолютный покой — та же смерть. Фрейд создал религию мертвецов…

— В качестве салонного анекдота недурно, но в целом… — Глубинин пожал плечами.

— И вот мы подошли к самому главному. Мастурбация и революция, — пояснил князь, — по сути одноприродные явления, результат дисгармонии страстей, с той разницей, что моя дисгармония чище и идеологичней! — Он покосился в сторону. — Комиссар говорит, что руководство страной произойдет путем уничтожения онанистов. Даже декрет специальный выпустили… — По направлению его взгляда Глубинин заметил связанных спинами красноармейцев, весьма символически, на бантик, и рядом комиссара в кожанке, подвязанного бархатным шнурком, чтоб не резало запястий. — Настоящий психопат! — весело сказал князь. — Состояние стойкой депрессии, возникшее на основе политической неполноценности. — Комиссар с ненавистью глазел на юношескую неутомимость князя. За все время тот не прервал своего занятия ни на миг. — Предположим, что понятие «личность» — это некий уровень индивидуальности, — продолжал рассуждения князь. — Комиссар — средний уровень, подразумевающий отношения конкретно-личного характера, то есть симпатию. Он нам не интересен. Взгляните-ка на этих… — Князь свободной рукой указал на красноармейцев. — Филя и Спиря, низший уровень, включающий примитивные ситуативные отношения или влечения. Они изъясняются преимущественно простыми речевыми конструкциями, им доступен счет и простейшая арифметика… — Филя и Спиря, заслышав свои имена, как по команде, подняли головы. — Вы думаете, за что меня комиссар ненавидит? — с издевкой сказал князь. — Он полагает, что я их растлил! — Красноармейцы, пользуясь некоторой свободой, помаленьку дрочили. — Я перевоспитал их в русле естества. К примеру, Филя оказался негоциантом духа…

Филя маслено сказал:

— Не хочу кушать, а вдруг голод появляется, или чуть съем, а уже сыт, а иногда наоборот. Я-то знаю, что наелся, а мне еще хочется.

Князь жестом похвалил его.

— Спиря — ходячая парадигма народного представления о добре и зле.

Спиря хмуро прокомментировал:

— Добрый последнее пропивает, а злой в чистом ходит и норовит за чужое выпить.

— Вот молодец! — крикнул князь. — Люблю!

— Рады стараться, — отозвался угодливый Спиря.

— Спирька! — приказал шутливо князь. — Насмеши!

Спиря поймал зубами себя за член и стал надувать.

— Ну не потеха разве?! — Князь, заливаясь смехом, повернулся к Глубинину.

— Самодурствуете, — сказал с легким отвращением Глубинин, — ваше поведение лишний раз доказывает, что социальная жизнь в России была устроена уродливо и жестоко!

Князь помрачнел:

— Довольно, Спирька. На вот тебе, — он вынул из кармана мятую папироску и бросил Спире.

— Премного вам благодарен, — красноармеец поймал папиросу и пристроил за ухом.

— Ничего не понял штабс-капитан, — загрустил князь.

— А не русский он человек, — сподхалимничал Филя.

— Не понял, — сокрушался князь, — что прожил поддельную жизнь, кем-то предложенную. Нажрался суррогата без вкуса и запаха, а думал, что на пиру побывал. Неизвестный определил для вас законы и нормы, и вот вы здесь, обреченный на гибель, я вместе с вами и комиссар со своим неоконченным образованием — все мы обречены на смерть только потому, что кто-то решил облагодетельствовать мир равенством! — Князь удивительно воодушевился. — Среди личностей высшего уровня борьба должна происходить на идейной основе. Мой суррогат существования осуждаем из-за своей ультраприродности. А заметьте, трудненько придумать штуку, идейно противоречащую сразу четырем иудеям!