Госпиталь - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Елизаров cтр.№ 38

Доносились выкрики солдата Прохора:

– Сдурел, Захар?! Через дыру в мотне! Это ж противоречит идеологии, это ж прямая, мать твою, емитация, князь обидится! А ну сымай портки, а после воюй…

Картина не рождала ощущения безумия или срама. От нее веяло умиротворением и порядком. Глубинину вдруг захотелось стать частью этого порядка, раствориться в нем. Он не испытывал ни малейшего чувства возбуждения, но расстегнул ширинку и пристроился между князем и черкесом.

Князь прочувственно заговорил, и горы размножили его слова:

– Милость неба заслуживается бесполезностью, верный путь к спасению – созерцание вечной истины. Вы поняли, что есть жизнь? – Он напрягся, быстро заработал рукой и со стоном разрешился в пропасть. – Летите, отпрыски знатного рода. – Князь проводил взглядом сперму, потом медленно застегнулся.

Князь развернулся и оглядел Глубинина с ног до головы. По выражению его глаз Глубинин мог бы поклясться, что князь удивлен.

– Вы, штабс-капитан? – Он выдержал паузу. – Оправлялись? В этом месте склон довольно крут…

Глубинин не нашелся, что ответить. Метаморфоза была слишком стремительна.

Князь по-иному истолковал молчание Глубинина.

– Полковник Ставровский, – отрекомендовался он.

– В вашем полном распоряжении, господин полковник, – вытянулся Глубинин.

– Ситуация не из лучших, штабс-капитан, – сухо сказал Ставровский.

– Я в курсе. – Глубинин постарался озвучить голос спокойствием.

– Боюсь, лавров Суворова нам пожинать не придется, – он сдержанно улыбнулся. – Как в песне: «This is our last and decisive fight…» В вульгаризированном переводе российских санкюлотов: «Это есть наш последний и решительный бой». – Князь напел мотивчик. – Комиссар встрепенулся и выдавил слезу умиления. – А вас, голубчиков, мы повесим, чтоб не тратить патронов, – сказал с мрачной иронией Ставровский.

Красноармейцы напоминали обросшие мхом изваяния. Уведомление о скорой смерти совершенно не взволновало их.

Ставровский обратился к черкесу:

– Повесить сумеешь? – Князь изобразил захлест веревки вокруг шеи с оттягиванием ее вверх. Черкес хитро подмигнул и дополнил пантомиму соответствующим хрипом удавленника. – Исполняй, – сказал князь. Черкес подхватил комиссара и куда-то уволок. – Ах, черт, – Ставровский прищелкнул пальцами, – запамятовал ему про паровоз идейку подбросить. Комиссар все твердил про какой-то аллегорический паровоз, основное транспортное средство марксистского будущего, – пояснил Ставровский. – Я придумал прекратить сжигание топлива в котле. Паровой котел с электрической пружиной, пар поднимает электричество…

Глубинин промолчал, чувствуя на себе испытующий взгляд князя.

– Вы – молодец, обошлись без гуманистических истерик, – не выдержал Ставровский. – Правильно, они бы нас не пожалели.

– Разумеется, – сказал Глубинин.

– Вы полагаете, конечно, я должен был их отпустить!

– Ни в коем случае.

– Ну и отлично, – успокоился князь. – Моя человеческая деятельность оказалась сопредельной божественному деянию!

– Сменим тему, – Глубинин с деланной заинтересованностью уставился на известняковые развалины.

– Архитектурный памятник четырнадцатого ве ка, – сказал князь. – С внутренней стороны – следы предыдущей кладки. В грузинских средневековых источниках вскользь упоминается, что фундамент монастыря был заложен в этом месте еще в шестом веке нашей эры. Если порыться хорошенько, тут можно насчитать по меньшей мере четыре археологических слоя. А справа – молодые руины русского форта начала двенадцатого века, исторической ценности не представляют…

– Откуда у вас такие сведения? – удивился Глубинин.

– Роковое совпадение, – пояснил князь. – Еще до войны я возглавлял военный эскорт палестинской экспедиции. При раскопках мы обнаружили несколько пещер-книгохранилищ. Я наткнулся на записи, датированные одиннадцатым веком, причем четко указывающие, что они – копия с более древнего документа. В записях говорится об одной христианской секте, построившей монастырь именно здесь, в Дарьяльском ущелье… – В князе проснулся исследователь. – Очевид но, что члены секты не являлись христианами в обычном понимании, хотя и впитали основные догмы. В представлении отцов монастыря образовавшаяся в познании пропасть между Богом и действительным миром разделила человечество на два враждующих лагеря. Зачарованно взирают люди в бездну, обретая надежду, каждый на своем берегу. Христианские философы той поры утверждают, что истинно лишь божество, а мир – обитель зла и царство сатаны, истинно потустороннее существование, а земное достойно отрицания и осуждения. По мнению патриарха секты, пропасть побеждается тем, что она объявляется злом, ибо зло лишь видимость, разделяющая Создателя и создание, и приобщение к Богу происходит в доказательстве иллюзорности пропасти. Дарьяльское ущелье оказалось топографическим макетом данного постулата. Но Терек – реален, и признание несуществования пропасти равносильно самоубийству, что осуждается христианством. Монахи разрешили противоречие тем, что спускали семя в Терек как частицу самих себя, чем приближались к Богу. Этот обряд назывался «превращение мутного в чистое»…

Послышалась россыпь винтовочных выстрелов и нарастающий гул голосов. В ответ ударили трескучие цикадные очереди.

– Давайте вторым номером к «максиму», – предложил Ставровский. – Ваше состояние позволяет?

– Вполне, – сказал Глубинин.

Тихого нрава и покладистого характера, секретарша Лариса Васильевна рассчитывала прожить долгую жизнь. Для этого она избегала всего короткого: носила только длинные платья, отпускала волосы и ногти, делала при ходьбе широкие шаги, читала многотомные эпопеи, а встречающиеся в речи маленькие слова увеличивала ласкательными суффиксами.

Однажды Лариса Васильевна поела постного борща и вспотела запахом фасоли. Она приняла душ, и у нее заболело горло. В зеркальце она увидела, что гланды облеплены коричневыми корками, полость рта воспалена, а основания десен тронуты язвочками, похожими на творожные крошки.

Лариса Васильевна растолкла в стакане таблетку фурацилина и приготовилась залить ее кипятком, но от полоскания отвлек телефон.

– У тебя «Маяк» ловится?! – спрашивала подруга. – Включай немедленно!

Лариса Васильевна повертела колесико регулятора радиочастот. Из мембраны отошли влажные, обильные хрипы, и бодрый диктор сказал:

– …обязаны помнить! Какая бы ни сложилась ситуация: горе, радость, обида – вы не должны брать в рот.

Ничто не сможет заставить вас изменить своему решению. Мы проводим наши беседы, чтобы навсегда избавить вас от этой пагубно-губной привычки. От вашей воли зависит благополучие в семье и на службе. Итак, настроение у вас отличное, брать в рот вам противно! Слушайте и исполняйте: сверните газету в трубочку, поднесите ко рту… Вас стошнило! Вы здоровы!