Жизнь без Роксоланы. Траур Сулеймана Великолепного - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Павлищева cтр.№ 29

Сулейман смотрел все так же тяжело и неотрывно, словно желая проникнуть в мысли великого визиря.

– Нет, он просто не поехал, собрав вокруг себя других недовольных. Сообщили мне об этом другие.

– Повелитель, может, вы позволите мне съездить к шехзаде и убедить его не противиться вашей воле?

– Нет! Не стоит уговаривать принца.

Рустем пытался понять другое:

– Повелитель, почему шехзаде Баязид должен был переехать в Амасью?

Взгляд султана стал ледяным.

– Потому что мы так решили! Сделайте то, что мы приказали, не мешкая.

– Как прикажете, Повелитель. – Рустем больше не задавал вопросов, таким тоном султан давно с ним не разговаривал.

Едва покинув султанские покои, вызвал к себе нужного человека, распорядился насчет Фатьмы и детей. К себе возвращаться не стал, позвал секретаря, заставив снова подробно рассказать обо всем, что происходило в Топкапы и в Стамбуле в его отсутствие.

Великого визиря не было в столице больше месяца, за время столь долгого отсутствия что-то случилось, хотя днем султан был спокоен и приветлив. Видно, весть о неподчинении шехзаде принесли вечером. Но Рустем не понимал самого решения вдруг отправить Баязида из Коньи в Амасью. Зачем? Что подвигло султана на такое странное перемещение? Подсказал кто-то недобрый?

– Искандер, рассказывай подробней, кто и когда встречался с Повелителем, от кого приходили письма.

Этот секретарь больше занимался разведкой, чем собственно секретарскими делами, знал все и обо всех. Но так ли это?

– Да, Рустем-паша.

Последовал долгий подробный перечень встреч и занятий султана в последний месяц.

– Подожди… еще раз: о чем шла речь на встрече с венецианским послом?

– Это была просто встреча, не прием. Говорили о многом…

Секретарь, заглядывая в свои записи, перечислял темы разговора. Одна заставила Рустема остановить Искандера.

– Повтори.

– О том, что если кто-то долго правит в одном месте, то либо становится ненавистен тем, кем правит, либо приобретает много сторонников.

– Все, дальше можешь не рассказывать. Когда Повелитель отправил распоряжение шехзаде сменить место правления?

Искандер почти растерянно протянул:

– На следующий день…

– Но шехзаде Селим не воспротивился замене Манисы на Конью?

– Нет, он вообще ничему не противится.

– Отправишь к шехзаде Баязиду человека с письмом. Тайно.

«Только бы послушал совет», – вздохнул Рустем, когда посланник уехал. Он советовал не противиться воле султана, чтобы не навлекать на себя его гнев. Даже если послание перехватят (так и случилось, разведка Ахмед-бея тоже работала хорошо), то бояться нечего, визирь просил всего лишь о послушании.

Но Баязид не послушал совет не только потому, что тот не дошел, он увидел в своем назначении в Амасью желание унизить, кроме того, в Конье и впрямь было немало сторонников и друзей, если они вообще были у Баязида.

А Сулейман размышлял о сыновьях. Баязид строптив, как всегда. Селим послушен, тоже как всегда. Раньше Селиму было все равно, что бы ни происходило, он твердо уверовал, что все бесполезно, а потому не стоит стараться, учиться, чего-то достигать.

Это началось давно, еще в детстве.

Когда Селиму не было и пяти, ему было сделано обрезание. Рановато, но Хуррем схитрила, праздник был в честь сразу трех шехзаде – уже почти взрослого Мустафы, старшего сына Хуррем любимца отца Мехмеда, которому шел восьмой, и Селима. Конечно, обрезание Селиму и следующему сыну Хуррем Баязиду можно бы устроить через пару лет, но роксоланка оказалась ловкой, в результате на празднике она оказалась выше Махидевран, ведь обрезание проходили два ее сына против одного Махидевран.

Праздник тогда получился роскошным, не только площадь Ипподрома, но и весь Стамбул неделю пил-ел, гулял и соревновался, празднуя взросление сыновей любимого султана.

Но Сулейману запомнилось не это, а ответ Селима после обрезания. Мустафа совсем взрослый, ему четырнадцать, Мехмеду почти восемь, все понимали, что трудней всего вытерпеть боль и не испугаться малышу Селиму. Мехмед подбадривал братишку, напоминал о том, что настоящие мужчины не подают вида, что больно…

Селим в ответ фыркнул:

– Вон Мустафе скажи, у него коленки трясутся!

Старший шехзаде разозлился:

– Ничего у меня не трясется! Лучше на себя посмотри, слизняк.

Селим принялся дразниться:

– Трясутся, я видел… И писал ты три раза, пока мы здесь ждем.

Будь Селим постарше, получил бы оплеуху, но не драться же четырнадцатилетнему с малышом? Мустафа, фыркнув, отошел подальше. Он не боялся, просто наставник посоветовал не допускать желания помочиться хоть чуть, чтобы этого не произошло во время церемонии.

Мехмед урезонивал младшего братца, при этом тихонько посмеиваясь. Мустафа всегда ненавидел детей Хуррем, считая их незаконнорожденными. Почему? И сам бы не мог объяснить, нутром чуял, что соперники.

Но тогда султану рассказали, что после обрезания у Селима спросили, очень ли было больно. Малыш пожал плечами:

– Какая разница?

И вдруг поинтересовался:

– Когда родился Мехмед Фатих, случилось много всяких чудес. А когда я родился, чудеса были?

Наставник смущенно развел руками:

– Не припомню…

Селим махнул рукой:

– Значит, я не буду великим, мне ни к чему стараться!

Вокруг с облегчением рассмеялись, а надо бы насторожиться. Но кто тогда мог знать, что именно Селиму предстоит принять меч Османов после Сулеймана?

О чем спрашивал Селим?

В тот год, когда родился будущий, седьмой султан Османов Мехмед Фатих (Завоеватель), во всех землях Османов произошли дивные события, которые сочли за счастливые предзнаменования (правда, эти предзнаменования никто не связал с рождением у султана Мурада очередного сына, шехзаде и без Мехмеда хватало): много кобыл принесли по два жеребенка сразу, также овцы, козы, верблюдицы, созрели четыре урожая за год, плодов было столько, что у деревьев ломались ветки, а виноград лежал на земле…

Только позже такие предзнаменования связали с рождением Фатиха, который сумел захватить твердыню христианского мира – Константинополь, то есть совершить то, чего не могли сделать до него очень сильные султаны.

Нет, когда родился Селим, такого не было, Константинополь, давно ставший Стамбулом, с трудом оправлялся от бунта янычар, в предыдущий год перевернувших свои котелки и разграбивших половину города.

Сулейман вместе со всеми посмеялся над пересказанным ему ответом малыша Селима: