Жизнь без Роксоланы. Траур Сулеймана Великолепного - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Павлищева cтр.№ 20

Новый главный евнух склонился перед султаншей ниже некуда, остальные последовали его примеру. По гарему поползли разговоры:

– Что теперь будет?

– Теперь Хуррем всем покажет, кто хоть слово сказал против нее.

Хотела Роксолана или нет, а праздник состоялся. Сулейман не заставил ее красоваться перед народом, сидела, когда желала, за ажурной решеткой, не показывала дорогие подарки, роскошные наряды, старалась не привлекать внимание. Тут же по Стамбулу пополз слух, что гнушается, не считает возможным дать на себя посмотреть, презирает простой народ…

На всех не угодишь, но на сей раз Роксолане было все равно, не ради праздника или богатых даров просила Сулеймана об обряде по шариату, а ради самого обряда. К тому же, несмотря на шавваль и праздник разговения, на сердце лежала печаль из-за смерти валиде.

А еще, как ни прятала сама от себя такие мысли Роксолана, не могла не думать о гареме и том, что будет дальше. Сулейман готовился в поход на восток в земли шаха Тахмаспа. Ибрагим всячески намекал, что справится и сам, но султан решил, что пора показать и себя в седле.

Он уедет, а как же гарем? Шел третий день праздника, посвященного их свадьбе, а султан молчал, словно чего-то выжидая. Чего?

И снова гарему не давали спать пересуды, разговоры, сплетни…

Гарем действительно затих в предвкушении важных событий, вопрос о том, кто победит и будет следующей хозяйкой гарема, затмил даже пересуды о свадьбе Повелителя и Хуррем. Все с нетерпением ждали открытой войны между двумя женами султана – матерью наследника и законной женой. С такими событиями не могло сравниться ни одно развлечение, никакие акробаты или купцы с дорогими безделушками.

Гарем жужжал, как растревоженное осиное гнездо, готовый всем роем вцепиться в ту, которая окажется в проигрыше.

Если султан назовет главной женщиной Хуррем, дружная ненависть ей обеспечена, хотя за что, никто объяснить не сможет. Ненавидели, и все тут! Зазналась, слишком ей везло, получила милости не по заслугам, в гареме есть женщины куда красивей, а эта пигалица захватила все внимание Повелителя…

Если таковой станет Махидевран, то даже помимо воли кадины гарем сгноит Хуррем, изведет насмешливой ненавистью. Тот, кто высоко возносится, обычно низко падает, положение второй женщины при Махидевран не могло сулить Хуррем ничего хорошего.

Вот когда Роксолана вполне осознала, что потеряла со смертью валиде. Даже больная, не встававшая с ложа и почти не выходившая из своих покоев, Хафса Айше означала для гарема спокойствие и уверенность в том, что порядок будет соблюден. Все понимали, что приход к власти в гареме Махидевран будет означать изменение этого привычного порядка, даже если баш-кадина ничего не предпримет для этого. Просто были устои, которые держались на авторитете валиде, как и сам порядок тоже. А еще был авторитет прежнего кизляра-аги, опытного и ловкого, умевшего угодить и валиде, и султану, но при этом держать в узде всех обитательниц беспокойного царства за воротами Баб-ус-сааде.

Теперь нет ни кизляра-аги, ни валиде. Если Махидевран и Хуррем сцепятся меж собой, то волосы полетят не только у них, но и у многих их сторонниц и противниц.

Удивительно, но обитательницы гарема не замечали, что и Махидевран, и Хуррем сильно изменились за прошедшее время. Метившая на место валиде Махидевран уже не та, что когда-то не погнушалась вырвать клок волос зеленоглазой рабыне, которую Повелитель держал в спальне до самого утра. Баш-кадина стала мудрой и спокойной, несмотря на сложное положение, она держалась с большим достоинством и могла стать хорошей валиде в будущем.

То, что его решения ждут с замиранием не в одном гареме, но и за пределами женского царства, Сулейман понимал не хуже остальных. И был удивлен непонятливостью подданных. Он назвал Хуррем уже не просто Хасеки, но и своей женой по шариату, это ставило ее на недосягаемую высоту над остальными женщинами империи, кому, как не Хуррем, возглавить гарем?

Но и сама Хуррем удивляла султана не меньше. Сначала она попросила не устраивать праздник, опасаясь большого количества завистливых взглядов и слов. Хуррем права, зависти, причем черной зависти, было много, но Сулейман не испугался, напротив, устроил большой праздник, как только позволило время.

Сложилось сразу все: предстоял поход на шаха Тахмаспа, умерла валиде, и он назвал Хуррем женой перед кадием. Считал свою миссию почти выполненной. Почти… И вот это «почти» не давало покоя и самому султану. Будь в гареме прежний кизляр-ага, он бы уже придумал, как заставить замолчать все болтливые языки, навел бы порядок. Но новый главный евнух таким авторитетом не обладал, на него надежды было мало.

А тут еще Махидевран приехала! С этой что делать?

Сулейман легко решал вопросы, разрубая узлы и рубя головы, но здесь так нельзя. Он терпеть не мог разбираться с женщинами, тем более любимыми, пусть одна из них любимой была раньше, а вторая ныне. Конечно, он предпочел бы переложить эти разговоры на других, но интуитивно чувствовал, что доверить Ибрагиму в данном случае не может.

Оставалось ждать. Чего? Никто не знал, наверное, начала похода, когда придется решать сразу и резко, не оставляя время на раздумья и нерешительные колебания. Как большинство мужчин, Сулейман был готов лучше с боем взять очередную крепость, чем разговаривать с женами. А уж если слезы начнут лить…

Сулейман предпочитал решать другие вопросы, например, брать ли с собой в поход Мехмеда, который очень просил об этом. Мальчику тринадцатый год, с одной стороны, рановато и опасно, с другой – пора. Мустафу он в походы не брал ни в тринадцать, ни в пятнадцать. Хуррем, конечно, против, но здесь не ее слово главное, поход – дело мужское.

Тогда они сумели решить все вопросы мирно, Махидевран уехала к сыну, а гаремом стала управлять Хуррем. О, какая это была сложная задача! Вовсе не из-за объема работы или неготовности самой султанши, а потому что с нее особый спрос. Это валиде могла поступить так, как поступила, ничего не объясняя и не ожидая осуждения, Хуррем должна сто раз подумать, прежде чем принять какое-то решение, быть безукоризненно справедливой и мудрой, потому что малейший промах был бы раздут до вселенских размеров. Она не имела права не только на ошибку, но и на мелкую оплошность. И это притом, что помогать никто не собирался, зато осуждать или искать недостатки готовы все.

Поход был очень долгим и очень сложным. Почти два года Сулейман отсутствовал, гоняясь в горах за неуловимым Тахмаспом. Едва не погибла вся армия. Но произошло что-то еще, кроме походных трудностей и опасности гибели было нечто, о чем султан говорить не желал. Он вообще вернулся страшно нелюдимым и угрюмым.

Хуррем не находила себе места, Сулейман вернулся из похода совсем не таким, каким уходил. И дело не в занятости или усталости, было что-то другое. Когда в Стамбуле Барбаросса строил новые корабли, султан тоже не знал покоя, но его усталость была иной – радостной, а сейчас он словно выжатый лимон.