— Слушаю вас, Степан Дмитриевич, — холодным тоном, настраивающим на деловой лад, ответил Абакумов.
— Совершено покушение на товарища Сталина! — выкрикнул Марков.
— Что?! — невольно вскочил Абакумов. — Где?! Когда?!
— Подробности мне пока неизвестны… Только что сообщили. Покушение произошло на Васильевском спуске. Товарищ Сталин ехал после работы…
— Что с товарищем Сталиным?
— С товарищем Сталиным все в порядке.
— А те, кто покушался? Сколько их? Кого-нибудь задержали?
— Один убит. Только что закончилась перестрелка. Я пока не знаю всех подробностей…
— Поднять всех! И на Васильевский спуск. Усилить охрану всех объектов, в которых может появиться товарищ Сталин. Не исключаю, что нападение может повториться и там.
— Уже усилили, Виктор Семенович. На «ближнюю дачу» отправили дополнительное усиление. Весь гарнизон Кремля находится в боевой готовности.
— Выезжаю! — Абакумов бросил на рычаги трубку. — Ты все понял? — спросил он у Пюхавайнена, направляясь к двери. По пути он взял со стола недокуренную пачку папирос и сунул ее в карман брюк, небрежно сорвал с вешалки фуражку.
— Да, понял… — Тойво поднялся, выжидательно глядя на Виктора Семеновича.
— Поедешь со мной. Возможно, понадобишься.
— Понял.
— Из машины зря не высовываться.
— Не буду. — Тойво поспешил следом за Абакумовым.
Лейтенант, дежуривший у подъезда, с интересом посмотрел на человека, с которым так долго разговаривал начальник контрразведки. И тут же потерял к нему интерес, уложив его образ в одну из самых дальних ячеек памяти.
Быстро сбежав по лестнице, Абакумов широко распахнул дверь и размашистым шагом направился к черному легковому автомобилю.
Глава 39 ГЛУБОКИЙ ТЫЛ
Для него это был очередной рейд в глубокий тыл русских. Первый произошел три года назад и больше напоминал обыкновенную прогулку. Нужные разведданные он собрал, не отходя от станции, рядом с которой приземлился, старательно пересчитав количество эшелонов, следовавших на фронт. Выяснил, какие именно части дислоцируются в округе, узнал пропускную способность железнодорожных путей.
Его отметило командование, и вскоре он отправился в свой второй рейд.
В тылу у русских он пробыл тогда полгода, и под видом армейского курьера, с хорошими документами, успешно переходил из одной части в другую, выясняя состояние железнодорожных и шоссейных дорог, ведущих к линии фронта, мощность оборонительных укреплений, места сосредоточения танков и артиллерии.
Но главной своей заслугой он считал то, что сумел точно выяснить дислокацию резерва русских. Именно это обстоятельство позволило немцам впоследствии разорвать линию обороны на этом участке.
В то время, как это ни странно, он находил помощников всюду — от словоохотливой бабки, копавшейся на огороде, до пацанов, бегавших по улицам. Всем казалось, что какой-то месяц — и Советская власть рухнет. Поэтому люди охотно рассказывали обо всем, что знали, ничего не опасаясь. Многие мужчины шли в полицаи. Но большевики, вопреки ожиданиям, сумели удержаться и даже крепко потеснили немцев под Москвой. Только после этого многие всерьез засомневались в несокрушимости немцев. Те, кто какую-то неделю назад рассчитывал служить в полиции, теперь уже подавались в партизаны.
Вернувшись в Германию, Сергей Маликов в аналитической записке подробно изложил свое видение ситуации. После изучения этой записки командование предложило ему место старшего преподавателя в одной из разведшкол под Мюнхеном.
Целый год он был на преподавательской работе, подготовив за это время четыре диверсионные группы, а потом, как-то заскучав, попросился на «оперативный простор». Начальство не смело его задерживать и отправило в глубокий тыл к русским, на этот раз под Вологду, где в то время формировался пехотный корпус. Оказавшись вновь в России, Маликов, к своему удивлению, почувствовал необыкновенный подъем духа — здесь ему уже не надо было напрягаться, слушая людей. Он понимал все до последнего слова, чувствовал малейшие оттенки и интонации, чего никак не мог уловить в немецкой речи. Он вдруг сделал для себя важное открытие — что очень привязан к России. Большевики, с их бескомпромиссным максимализмом и мрачным давящим режимом, казались ему главной помехой на пути к свободной, сильной и независимой России.
Маликов не переставал убеждать себя в том, что его нынешняя работа на немцев просто необходима для новой будущей России — без немцев и большевиков. Следует признать, что в период освободительного движения от большевизма русским придется идти с немцами рука об руку. Но это будет продолжаться ровно до тех самых пор, пока наконец ярмо большевиков не будет сброшено.
А там Россия заживет свободно, без коммунистического режима и, конечно, без немцев.
В России Маликов пробыл ровно год, создав за это время мощную разветвленную агентурную сеть. Своих осведомителей он имел даже среди представителей дипломатических миссий Англии и Америки, правительство которых отчего-то решило выбрать для своего дипломатического корпуса этот дальний северный городок.
После возвращения в Германию Маликов был приглашен в гестапо, где его подробно расспрашивали о связях с «Всероссийской национальной партией», чем-то вызвавшей неудовольствие немцев. И только вмешательство всемогущего Кальтенбруннера и прошлые заслуги Сергея позволили ему не попасть в Бухенвальд.
Как бы там ни было, но о своих взглядах Маликов предпочитал больше не распространяться. Он продолжал люто ненавидеть большевиков и с настороженностью относился к немцам.
К преподавательской работе его более не привлекали. Сам же он почувствовал острую необходимость поменять свою прежнюю специальность (агентура и сбор информации) на другую — террор. Его деятельная натура требовала активных, решительных действий, тех, что приносят ощутимые и наглядные результаты. Для руководителей «Предприятия „Цеппелин“ такое решение было неожиданным, и только Ханц Грейфе, с которым у Маликова с первых же встреч установились доброжелательные отношения, без колебаний дал свое согласие.
Цель они определяли вместе — Сталин!
По тому, как Грейфе вводил его в курс дела, становилось понятно, что над устранением Сталина в «Предприятии» думали давно и основательно. По тем финансовым вливаниям, что вкладывались в данную операцию, было понятно, что она по своему масштабу была сопоставима со значительной войсковой операцией. Вот только эффект от устранения Сталина будет куда значительнее, чем самый широкомасштабный прорыв на фронте.
В случае устранения Сталина менялась целая политическая система!
Операция готовилась долго и тщательно. Маликов внутренне был готов ко всему, пусть даже и к смерти. Лишь бы все на благо России. И только перед самым его отлетом Грейфе неожиданно признался, что, кроме него, готовится еще одна группа — главная, а его вояж в Москву должен будет выявить все недостатки в охране Сталина. Заметив, как Сергей Маликов изменился в лице, добавил, что все-таки они рассчитывают на реализацию плана.