Pasternak - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Елизаров cтр.№ 53

Любченев, показав предупреждающим выстрелом мощь своего оружия, за секунду меняет заряд.

Слух возвращается ко Льнову.

— Развяжите его! — оглушительно верещит Любченев, ловя фигуру священника в развилке своей рогатки. Нечаев в нерешительности помахивает кистенем.

— Успокойся, — говорит Любченеву священник. — Я не причиню вреда твоему другу.

Священник перерезает складным ножом веревку, которой связан Льнов, потом спокойно возвращает ему пистолет.

Под прицелом недоверчивого Любченева Нечаев помогает Льнову подняться из подвала наверх. Цыбашев идет последним.

В мастерской имеются спирт и вата, припасенные для очистки станочных деталей. В переносной аптечке Нечаев находит бинт и пластырь, которым он сразу подклеивает свою раненую щеку. При помощи того же пластыря священник латает вымоченной в спирте ватой кровоточащую рану на затылке Льнова.

Затем, присев у верстака, Льнов, насколько позволяет дурман в голове, внимательно слушает священника. Если боль особенно мешает пониманию, он остужает ее, прикладывая к голове холодную сталь топора.

Наступает черед исповеди Льнова. Неутешительные прозрения дарит священнику этот рассказ. С каждым словом проступает страшная истина.

«Он уже здесь», — шепчет священник.

Масса демона колебалась между одной своей частью, распыленной по книгам и душам, и второй, что обреталась в бездне. Имя мертвого поэта как троянский конь укрывало зло. Через оболочку Pasternak демоническая туша в достаточной мере овладела миром человеков, чтобы перетянуть свой остаток из бездны в материальность.

Угрюмый от рокового прозрения, молчит и Льнов.

Не осознают опасности только беспечные как дети Любченев и Нечаев. Любченев доволен тем, что все закончилось хорошо и Льнов не очень пострадал, а враги оказались если не друзьями, то союзниками. Поэтому он с мальчишеским увлечением рассказывает новому знакомому, Лехе Нечаеву, о взрывном составе в пулях. Леха с интересом слушает и не сердится за поврежденную рикошетом щеку, а, наоборот, показывает кости своих мистически огромных кулаков, еще большие чем кругляши к рогатке.

Священник встает из-за верстака, за ним тянется кровавый след. Нечаев, оставив разговор, кидается к другу. Выпущенная Льновым еще в подвале вторая пуля засела у Цыбашева в ноге, но тот, не обращая внимания на боль и кровь, неотрывно с нарастающей тревогой смотрит в окно, потом говорит Льнову: «Не ты нас выследил, а Он. Не мы заманили тебя сюда, а Он заманил нас и окружил…»

Льнов вслед за священником смотрит в окно.

По ту сторону котловины виднеется здание завода. Цеховые витражи из мутного стекла тускло блестят, как пробитый во многих местах стальной панцирь, надетый на черноту. Перед цехом видны залитые смолой цистерны, создающие впечатление, что завод, как умирающий рыцарь, опустился на черные колени.

Высится труба, похожая на сторожевую башню. Дыры зияют в ней как бойницы. Всякое производство несколько лет назад прекратилось, но столько было сожжено за это время, что труба по инерции до сих пор слабо дымится.

От завода тянутся овраги, поросшие бледными цветами. Они по-своему красивы, если бы только ветер не приносил от них гниловатый кладбищенский запах. Промышленные отходы проложили себе мертвые русла на склонах. В них вместо воды медленная как масло жижа, впадающая в небольшие озерца на дне котловины. Вокруг них — никакой растительности, кроме сгнивших на корню, тонких и высохших как кости камышей. Химическая пленка затянула поверхность озер. Когда идет дождь, они тихо шипят и пенятся, вступая в реакцию с водой. Летом в жару там, наверное, не продохнуть от ядовитых испарений. Зимой они практически не замерзают, потому что в них уже нет ничего, что может становиться льдом.

Здание бывшего склада окружено плотным кольцом людей. Смрадные скаты, много лет назад засеянные отходами, словно, наконец, дали всходы человеческим бурьяном. Непонятно, когда они успели подойти. Их около сотни, но постоянно подходят новые группы, занимают свое место на склоне и замирают.

Но не эти люди привлекают внимание Льнова. Он видит косо воткнутый в землю электростолб. Провода, точно стальные тросы, удерживают его, этим он похож на крест соборного купола. На перекладине неподвижно сидит огромное существо. Оно распахивает рваной формы крылья. Перепончатая их изнанка лунно-белесого цвета и покрыта надписями. Конской формы гигантский череп еще носит искаженные человеческие черты мертвого поэта. Глаза его горят бледным гнилостным свечением. Черная слизь струится с крыльев, но не капает на землю, оставаясь внутри сущности, словно это не демоничекая плоть сочится, а ветер колеблет мазутный шелк мантии на птичьих плечах трупа.

Льнов пытается прочесть надписи на крыльях, слышит голос священника: «Не читай дактиль на этих птерах!»

У Льнова кружится голова, меркнут глаза, и он чувствует, словно незримая сила пытается одолеть его волю.

Серые тени показываются на вершине котловины. Демон в трупе поэта расселся на столбе-распятии. Трепещущие крылья как полковые штандарты собирают под собой новые отряды.

Льнов разложил на верстаке все имеющиеся боеприпасы. В пистолете оставалось тринадцать патронов. Имелась запасная обойма. К «Хеклер-Кох» было три магазина по тридцать патронов — всего сто восемнадцать. И секира. Как бы сейчас пригодились гранатомет и штуцер. Но гранатомет и стволы четвертого калибра лежали дома, и разве только они… Льнов сидел, обхватив голову руками, и удивлялся, как могло получиться, что он, обладающий сокрушительным арсеналом, вдруг оказался практически безоружным перед этими людьми за стенами здания, безмолвными и неподвижными.

Их вчера еще деревянная безжизненность вдруг сделалась агрессивной, когда в дверях появились Льнов и Нечаев. Толпа двинулась ко входу, медленно переваливаясь, словно шли бревна, а не люди…

Возможно, еще вечером можно было прорвать окружение. Но, ослабленный сотрясениями, Льнов все равно был не в силах пробиться через этот заслон. К утру он почувствовал себя лучше, чего нельзя было сказать о священнике.

Цыбашев так и не сомкнул глаз, рана в ноге все больше давала о себе знать. Он стоял возле окна и видел, как в сумерках, потом при свете луны стекались к котловине новые отряды.

* * *

На рассвете Льнов подошел к священнику:

— Растревожили осиное гнездо… Знаешь, кто эти?

По склону спускалась очередная колонна — десять рядов по пять человек. Всех отличала одинаковая бесноватость лиц.

— Пятидесятники, — сказал Цыбашев. — Видишь, рядом с адвентистами заняли место.

Адвентисты стояли небольшими группами по семь человек.

— А вон те, которые закрытыми ртами воют?

— Лжехристовы трезвенники. Чуриковцы и колосковцы. Они сейчас жуткую муку адова похмелья испытывают. Они умереть пришли.