Сейчас, оказавшись на полу, он на мгновения почувствовал себя вне этого мира, и от этого ему стало легче. Как и все, кто живёт только в естественнонаучной или только в экономической вселенной, Александр Боуэн мечтал об освобождении, и сейчас лицо Маделен напоминало ему об иной реальности.
— Последний вопрос, — сказала она, — сколько будет стоить разрешение вскрыть вашу черепную коробку и покопаться в ней в поисках сострадания? Если оно там вообще имеется.
На мгновение врачу показалось, что он лежит на лугу своего отца, на острове Джерси, под голубым небом.
— Ещё, — пробормотал он. — Сделайте так ещё раз.
Маделен отпустила его и достала карточку из кармана пыльника. Абстинентная смесь фатальной решимости, ненависти к самой себе и физического отвращения придавали её действиям и словам характер остро отточенного лезвия.
— Прочитайте это, — сказала она. — Обещаю, что тогда ударю вас в живот.
Это была карточка инспектора Смайлса. Врач прочитал её медленно, с трудом. Потом желание, боль и замешательство слетели с его лица, и оно протрезвело.
— Он ждёт в машине на улице, — сказала Маделен. Она сняла тёмные очки.
— Миссис Бёрден, — произнёс врач.
До этого мгновения он был уверен в том, что эта ситуация, как и все предыдущие нестандартные ситуации в его жизни, в конечном итоге окажется под контролем. Что в следующий момент примчатся два санитара и выведут эту безумную женщину, позаботившись о том, чтобы она заплатила солидную сумму в качестве компенсации за боль и унижение в обмен на то, что клиника не заявит о ней в полицию, а сам он вернётся на конференцию, с которой отлучился четверть часа назад, и единственным напоминанием о случившемся останется гематома, только что заработанная при ударе о покрытый линолеумом пол. Теперь он видел, что ситуация ускользнула из его рук.
Маделен показала на сканированные снимки.
— Это обезьяна?
— Это человек.
— Это здесь ей должны вскрывать черепную коробку? Если у Адама ничего не получится?
Лицо Александра Боуэна побелело, став немногим темнее стенного кафеля.
— Вашингтонская конвенция, — произнесла Маделен. — Вас посадят в тюрьму. И вы заплатите огромный штраф. Запретят практику.
Врач облизал губы.
— Это маленькая операция. За десять лет многое изменилось. Она ничего не почувствует. Она будет спокойно жить дальше и никак не пострадает.
— Вы обследовали всех животных Балли?
Врач не ответил.
Маделен собрала купюры и положила их обратно в карман плаща.
— Я буду должна вам за Самсона, — сказала она.
Собака спрыгнула с кушетки.
— Позвоните мне, если передумаете, — сказала Маделен.
Врач тупо смотрел на неё.
— Я имею в виду: если вы по зрелом размышлении всё-таки согласитесь позволить мне приоткрыть верхнюю часть вашего черепа. Это будет всего лишь маленькая операция. Вы потом будете нормально функционировать.
Фургон Джонни стоял у края тротуара. Маделен и Самсон забрались в машину.
— Животные могут думать? — спросила Маделен.
Они были на полпути к Саут-Хилл-Парк, когда Джонни ответил.
— Лошади, работающие в шахте, — ответил он. — Я присматривал за ними в детстве. В Мортоне. Шахта была длиной десять километров, уходила под Атлантический океан. Доставлял нас туда дизельный поезд. Но в забое проходы были такие узкие, что дальше пробраться могли только люди и лошади. На последнем участке и пони не могли. Там приходилось ползти на животе. С фонариком и ручным гидравлическим буром. На расстоянии десяти километров от берега и на глубине один километр под дном океана. Невозможно было не думать о крепи. Той, что держала потолок. Она была такой хрупкой. Но если в голову приходит такая мысль, то тогда оборачиваешься назад. И смотришь на лошадь. Лошади чувствуют перемещение земли задолго до людей. Они могут подавать знаки. Как люди. Но их труднее понимать. Если лошадь спокойна, значит, всё в порядке.
— Почему вы не уехали оттуда?
— Куда?
Маделен неуверенно махнула рукой в сторону света, деревьев, окружавшего их благополучия. Джонни посмотрел вдаль сквозь лобовое стекло. На дома, обнесённые стенами, на охранников у чугунных ворот, на ограду вокруг Парламент-Хилл.
— Было бы лучше? — спросил он.
Третий раз за несколько дней представления Маделен о свободе накренились, а потом перевернулись и рассыпались.
— Можно было привыкнуть к жаре. К работе в лежачем положении. К воздуху. К тесноте. Трудно было находиться в одиночестве. Ведь ничего не слышно. Полная тишина. И вдруг начинаешь чувствовать себя покинутым. Как будто ты последний оставшийся в живых на Земле человек. На глубине один километр. И тогда ты поворачиваешь фонарь назад и смотришь на лошадь. Морда у неё была чёрной. Как и твоё лицо. Её глаза блестели, как и твои. Она была такой же, как и ты. Но совершенно спокойной. Не потому, что глупая. А потому, что у неё нет лишних мыслей. Она не думает о вчерашнем дне и не думает о завтрашнем. Не думает об окончании рабочего дня и о Третьей мировой войне. Она думает только о настоящем моменте. И когда ты смотришь на неё, то можешь почувствовать то же, что и она. И тогда ты совсем успокаиваешься. И иногда… бываешь почти счастлив. Как когда везёшь животных для Балли. Обычно ведь мысли скачут с одного на другое. Вчера. Завтра. Проблемы, проблемы. Но когда я возил зверей для Балли, то я думал только о дороге. Никакого одиночества. А за спиной, в темноте, с блестящими глазами, чувствуешь их. Прекрасных, сильных, удивительных. Которых надо защищать. Нельзя совершить ни малейшей ошибки. Иначе всё обрушится. Ты на сто процентов внимателен, и там, в пути, ты … ты становишься…
— Почти счастлив, — сказала Маделен.
Некоторое время они сидели в молчании.
Наконец Маделен открыла дверь.
— Завтра, — сказала она. — Мы должны забрать её до завтрашнего дня. Чтобы её мозг остался на прежнем месте и в нём не появилось никаких лишних мыслей.
Она посмотрела на Джонни и собаку.
— Вы будете здесь сегодня вечером? — спросила она. — Да? Не уедете неожиданно назад в Мортон?
— Шахту закрыли в восемьдесят пятом году. В Мортоне не было ничего, кроме шахты. Там нет ничего, к чему бы стоило возвращаться.
13
В этот вечер Адам впервые за пять дней ужинал с Маделен, и, если смотреть со стороны, он был ласков и внимателен.
Но Маделен не смотрела на него со стороны. Она смотрела на него с близкого расстояния, и даже ещё ближе, она смотрела на него изнутри, с точки зрения любовницы, и видела она его отсутствие. Адам, хотя и сидел перед ней за столом, лично к столу не явился. Его сознание осталось в лаборатории с обезьяной.