Если разобраться, жизнь складывалась как-то не так, стоило ли уходить из чекистской школы лишь для того, чтобы раздеваться перед публикой, которая в глубине души тебя презирает? По большому счету, мир создан несправедливо: одна часть людей, очень маленькая, устроилась в нем хозяевами, а вторая, по численности подавляющая, выполняет лакейскую роль для обслуживания первых. Горько, но сам себя Гера причислял именно ко вторым.
Он посмотрел на часы, оставалось всего несколько минут. Ивашов не любил выскакивать из гримерной в самый последний момент — предпочитал выходить незадолго до выступления, чтобы внутренне подготовиться к танцу и унять волнение.
Неожиданно дверь распахнулась. И через порог с неторопливой хозяйской небрежностью вошел Стась Куликов в сопровождении высокого неулыбчивого парня.
— Похоже, ты не рад нашей встрече, Гера, — удобно расселся в кресле Кулик.
Безмолвной статуей в дверях застыл телохранитель.
Страх парализовал танцора, Ивашов не мог двинуть ни рукой, ни ногой.
— Сейчас сюда придут и увидят вас, — наконец сумел совладать с собой Гера.
— Все так заняты выступлением твоего коллеги, что и не думают сюда заглядывать.
— У меня через пять минут выход.
Стась согласно кивнул головой:
— Да, мы знаем об этом. Мы не отнимет у тебя много времени.
— Что вы от меня хотите?
В первую встречу Куликов показался ему куда более симпатичным, а сегодня через доброжелательную улыбку ему мерещился зловещий оскал мертвеца.
— Вот человек не даст соврать, я редко обращаюсь с просьбами. — Стоявший рядом Славик молча кивнул. — И если это все-таки случается, то люди ценят. Ты не забыл, о чем я тебя просил?
— Нет, но…
— Значит, не забыл. Тогда почему ты встречался с Ольгой?
— Стась, ты пойми, так получилось…
— Ты должен был забыть ее раз и навсегда, — тем же равнодушным тоном продолжал Кулик.
Было бы не так страшно, если бы во время разговора он стукнул кулаком по столу или в сердцах опрокинул стоящую у входа вазу, но Стась говорил совершенно спокойно, не повышая голоса, и от дурного предчувствия у Геры захватывало дух, будто он с разбега бухнулся в колодезную воду.
— У нас с ней ничего не было, просто…
— Ты не должен был подходить к ней вообще. Для тебя она умерла. Так вот, я хочу у тебя спросить: почему ты нарушил свое слово, тем более, я тебя предупреждал, что эта женщина мне дорога, и даже больше того.
На лбу Геры выступил холодный пот. Наверное, так же скверно чувствует себя обреченный на смерть, увидевший своего палача. Животным инстинктом он осознавал, что никакие, даже самые клятвенные заверения не смогут убедить Стася, и лучшее, что он может сделать, так это покаяться со всей искренностью.
— Прости, Стась, не удержался, все так по-глупому вышло…
Куликов поднялся, посмотрел на часы:
— Кажется, через две минуты твой выход. Знаешь, по-моему, тебе не нужно торопиться. Для тебя уже все кончено. Славик, займись своей работой.
Последнее, что увидел в своей жизни Гера Ивашов, так это «прайз», револьвер с переломной рамкой, на ствол которого был накручен длинный глушитель. Одновременно с хлопком из ствола плеснуло яркое белое пламя, и Гера ощутил сильный удар в грудь. Повалившись на зеркало, он опрокинул его на пол. Зеркальное полотно разлетелось на множество крупных режущих кусков, создав на полу сюрреалистическую картину.
Ивашов лежал прямо поверх стеклянных облаков, которые сильно изрезали его красивое лицо.
— Пойдем, — приказал Стась, заглянув в открытые глаза Геры, — больше нам здесь нечего делать.
Славик бросил револьвер на грудь Ивашова и, стянув перчатки, шагнул в коридор следом за патроном.
Глава 15
Ольга сумела обставить квартиру со вкусом. У девочки определенно был талант дизайнера и художника. С навесных потолков, выполненных в европейской манере, мягко струился дневной свет. Двери раздвижные, под самый потолок, придавали помещению чувство пространства. Над стенами тоже изрядно поработали: во-первых, они были заметно сдвинуты, поэтому комната приобрела форму трапеции, во-вторых, в них были вырублены узкие высокие оконца, очень напоминающие бойницы крепости, где хорошо вписались фарфоровые вазы с цветами.
— Ты что, подняла потолок? — перешагнул порог Стась.
— Наоборот, стало немного ниже, — призналась Ольга. — Просто это навесные потолки, а они зрительно поднимают высоту.
— Неплохо придумано, — сказал Стась, обнимая девушку левой рукой. — А вот это тебе.
— Боже мой, какая прелесть! — всплеснула она руками, принимая охапку роз. — Это же голландские. Они стоят целое состояние.
— Ты же знаешь, для тебя мне ничего не жалко.
Паркет был дубовый, а рисунок наверняка позаимствован с одного из залов Эрмитажа. Русские цари любили окружать себя красотой.
— Пойдем за мной, — потянула Ольга за руку Стася. — Посмотри, — распахнула она дверь спальни.
Балдахин над кроватью впечатлял: он был огромен, ласкового светло-зеленого цвета, из плотного и одновременно очень мягкого бархата. Под стать была и кровать — большая, можно сказать, необъятная, на таком ложе любви царствующая императрица могла разместить одновременно дюжину своих любовников.
— Нравится? — с нежностью в голосе спросила Ольга.
— Да, ты умеешь делать сюрпризы.
— Это Франция восемнадцатого века.
— Вот как! — удивился Стась. — Я случаем там не увижу какого-нибудь любовника с колпаком на голове и в ночной сорочке?
Ольга непринужденно рассмеялась.
— Ты же знаешь, что, кроме тебя, мне никто не нужен, — обхватила она руками шею Стася.
— Мне приятно это слышать, — произнес Куликов, пытаясь освободиться от ее объятий.
Ольга сцепила пальцы в кулак и произнесла:
— Не пущу! Ты мой!
— А если я тебя очень об этом попрошу? — мягко настаивал Стась.
— Ну, если только очень, — неохотно разжала Ольга пальцы. — Как ты находишь наше место для свиданий?
— Оно просто великолепно. Давай присядем.
— Только на кровать, — потребовала Ольга. — Ты единственный человек в этом мире, с которым я не могу спорить.
Откинув полог, Стась сел рядом с ней.
— Что с тобой? Ты сегодня какая-то грустная. Я прав или мне это просто показалось?
— Ты прав, — призналась Ольга, — сегодня мне не по себе, и я очень рада, что ты пришел.
— Так в чем же дело, малышка, рассказывай, — проговорил Стась, обхватив хрупкое плечико девушки.
— Помнишь, я тебе говорила о том, что до тебя у меня были два парня… Ну, что я была с ними близка, — пряча взгляд, виновато промолвила Ольга.