Вот тут-то Сьюки обычно и сдавалась, но теперь, – быть может, из-за болезни и высокой температуры – впервые в жизни не отступила.
– Знаю, мама, ты не желаешь этого слышать, но я не могла выйти замуж за кого хочу. Думаешь, я не пыталась найти кого-нибудь такого, кто придется тебе по нраву? Да я встречалась с каждым, кто меня звал на свиданье. По шесть штук на дню. Ты представляешь, каково это – быть задорной шесть раз в день? Я не такая красавица, как ты, мама. И мальчики не сходят от меня с ума, как сходили от тебя. Я так больше не могу. Эрл любит меня такой, какая я есть, и, да, мы оба не подарок. Он ушастый, а я ни умная, ни красивая, и, если тебе это невыносимо, я схожу за саблей, и делай с ней что хочешь. А я пойду замуж за Эрла Пула-младшего.
Ленор так ошеломил внезапный отпор дочери, что она оторопело воззрилась на Сьюки. А затем села и сказала:
– Что ж, вижу, ты с каждым днем все более походишь на своего отца. – Здесь она обиженно шмыгнула носом. – Это упрямство – точно не с моей стороны семьи. И раз ты отказываешься внимать голосу разума, я ничего поделать не могу, но вот родишь Хауди-Дуди
[15]
– не говори потом, что я тебя не предупреждала.
Сьюки вышла замуж за Эрла, но на том дело не кончилось. Когда родилась ее первая дочка, Ди Ди, а Сьюки везли в палату, она услышала, как Ленор, стоя у окна родильного отделения, надрываясь, вопит на весь коридор:
– О боже мой, Олтон, у нее уши Пулов! Я знала! Я так и знала!
К несчастью, Пулы, сидевшие в приемном покое за углом, тоже это слышали. После этого семейные сборища никогда не бывали приятными.
Когда Сьюки сообщила матери, что вновь беременна, Ленор откликнулась менее чем восторженно.
– О нет, – вздохнула она. – Что ж, остается надеяться и молиться, что это мальчик.
Через восемь месяцев Сьюки везли по коридору, вымотанную и квелую после рождения не одной, а сразу двух девочек, Ленор шагала рядом с каталкой и нашептывала:
– Мама не хочет, чтобы ты переживала. Я все устроила, моя приятельница Пёрл Джефф знает лучшего пластического хирурга в Новом Орлеане. Говорит, это очень простая процедурка, а сравнивать будет не с чем.
Господи… если б Эрл не вмешался, Сьюки, быть может, позволила Ленор сдать детей пластическому хирургу!
А Эрл любил Сьюки все их школьные годы, и они даже недолго встречались в старших классах, но он знал, что планы у Ленор на будущее дочери куда масштабнее его персоны. И потому, когда Сьюки уехала в ЮМХ он, в общем, махнул рукой.
Но в то Рождество 1966 года, услышав, что она приехала на каникулы и болеет дома, он собрал всю отвагу в кулак и пришел повидаться. Ленор отперла ему и неохотно впустила:
– Только ненадолго, Эрл, ей надо отдыхать.
– Хорошо, мэм.
Сьюки, обложенная подушками, дремала весь день, но вдруг услышала стук в дверь. Через секунду она увидела Эрла Пула-мл. в синем костюме, с букетом цветов и коробкой конфет.
– Привет, Сьюки. Я узнал, что ты дома, и вот зашел поздороваться.
В тот же миг Сьюки вдруг расплакалась. Он был такой нелепый в этом своем галстуке-бабочке и с дурацкой прической. Он всегда ей нравился, но влюбилась она в него именно тогда.
Пойнт-Клиэр, Алабама
Пятница, 10 июня 2005 года
Наутро зазвонил телефон. Сьюки тем временем кормила Ку-ку и от этого звонка чуть из кожи не выпрыгнула. Проверила, не Ленор ли. Если мать, она не будет снимать трубку, однако высветился номер Си Си – та звонила из свадебного путешествия, которое они проводили в Кэллэуэй-Гарденз, Пайн-Маунтин, Джорджия.
– Привет, милая, – поздоровалась Сьюки со всем доступным ей жизнелюбием.
– Привет, мам, ты как?
– Все в порядке, милая.
– Я звоню сказать, что добрались мы отлично и нам тут все нравится. Как папа?
– Прекрасно.
– Ку-ку тебе не докучает?
– Вовсе нет. Она тут, рядом, милая, завтракает, и нам отлично.
– Ну здорово. Ладно, люблю тебя. Папе привет.
– Хорошо, дорогая. И мы тебя любим. Развлекайтесь, увидимся, когда вернетесь.
Повесив трубку, она осознала, что рано или поздно придется рассказать детям, что их бабушка – не очень-то им бабушка. Но, ясное дело, такие вещи человеку в медовый месяц не сообщают.
Во второй половине дня, прихватив бинокль, она забралась на второй этаж и дождалась, когда Ленор докатит чайную тележку до конца пирса – у них с подругами из клуба «Закат» имелась традиция чаевничать в пять часов пополудни. Тогда Сьюки позвонила Энджел и сообщила, что ее свалил ужасный грипп и врач сказал, что он страшно заразный, а для пожилых людей и вовсе смертельно опасен, и порекомендовал не менее двух недель и близко к матери не подходить. Врать Энджел ужасно не хотелось, однако Сьюки было совершенно плевать, встретятся ли, потолкуют ли они с Ленор в этой жизни еще хоть раз или нет.
Вид Ленор расстраивал ее даже издали. Сьюки желала лишь одного – спуститься, достать бутылку водки и всю ее выпить. Она поразмышляла над этим замыслом: искушение было велико, но велик и страх совершенно слететь с катушек и публично опозорить мужа и детей. Увы, в сложных обстоятельствах Сьюки всегда шла вразнос и делала глупости. При первом выходе в свет она так нервничала и столько выпила, что на торжественном ужине принялась метать ложкой мороженое через стол и угодила одной доброй подруге матери в затылок. В тот же вечер наступила на оливку, проехала по всему танцполу и оказалась под чьим-то столом.
Да и не только с алкоголем такое бывало. В колледже она так огорчилась, когда кто-то из мальчишек не позвал ее на большую вечеринку братства, что съела два десятка пончиков «Хрумкий Крем», которые стянула из кладовки сестринства. Ее соседка вернулась со свиданья и обнаружила Сьюки на кровати в отключке – с недоеденным пончиком в волосах.
Сверх того ей вечно везло на всякие неприятности. В день своей свадьбы, шагая в церкви по проходу, она умудрилась запутаться в фате и упасть; а из всех ее знакомых только ей удалось сломать ногу, упав с неподвижной карусели. С чего Ленор решила, что Сьюки может стать балериной, оставалось для нее загадкой.
Сьюки сидела на кровати, гладила Ку-ку – и тут ее озарило. Все эти годы она ела себя поедом, а может, она тут вовсе и не виновата! Кто знает, вдруг поляки – плохие танцоры.
Эрл поразился новостям почти как и Сьюки, но на следующий день, по дороге на работу, вдруг вспомнил разговор, случившийся у него с тестем. И теперь, задним числом, он думал, не пытался ли мистер Крэкенберри околично сообщить ему, что Сьюки – удочеренная.