На бензоколонке только девушки - читать онлайн книгу. Автор: Фэнни Флэгг cтр.№ 12

– Станислав, уймись и учись.

День главной гордости всей жизни Станислава – когда он отправился в Грин-Бей получать гражданство Соединенных Штатов. Не успел он принести клятву, как тут же схватил жену за руку и помчался к громадному дому суда по соседству – подать заявление на американский паспорт. Ленка, едва за ним поспевая, спросила:

– Зачем тебе паспорт так скоро, Станислав? Мы еще невесть когда поедем куда-нибудь.

– Знаю, – сказал он. – Но когда окажусь в Польше, я хочу, чтобы они видели, как давно я уже гражданин.

Через несколько недель, когда паспорт наконец прибыл по почте – с радостной фотокарточкой внутри, Станислав обошел весь город и показал паспорт всем, кого встретил. Он тыкал в графу с ростом и спрашивал:

– Вы знаете, у кого рост шесть футов четыре дюйма? У мистера Эйбрэхэма Линколна, вот у кого!

Через несколько недель Ленка родила их первенца – темноглазую малютку с черными кудрями, которую они назвали Фрици Уиллинкой Юрдабралински, и она стала отцовой гордостью и радостью. К досаде Ленки, тот по временам приходил с работы, сгребал дочурку из кроватки и тащил в город, в таверну «Тик-так» – хвастаться.

Двумя годами позже родился сын, его назвали Венцентом Станиславом Здиславом Юрдабралински, а еще через год родились дочери-близнецы. Одна появилась на свет за несколько секунд до полуночи 31 мая, а вторая – через пол минуты, уже 1 июня, и потому девочки получили имена Гертруд Мэй и Тула Джун. Два года спустя родилась младшенькая, Софи Мари.

Близнецы и их младшая сестра пошли в мать – рыжие, а Венцент, которого в семье звали Винком, вышел крепким блондином. Станислав гордился всеми детьми, но старшая, Фрици, была ему звезда очей. Когда ей было пять, он сажал ее на плечи и гулял с ней по Главной улице, а всем встречным показывал купчую на землю, за которую он так тяжко работал.

– Глядите, – говорил он. – «Продано Станиславу Юрдабралински, два акра». У меня теперь есть земля… что скажете?

Люди в городе любили Станислава. Он всегда был дружелюбным славным малым, на такого можно было полагаться.

Через несколько лет они получили ссуду в банке, и с помощью друзей Станислав отстроил двухэтажный кирпичный дом с большой кухней и длинной просторной верандой. В ближайшие годы, желая еще подзаработать, Ленка, отличный повар, взялась продавать польскую выпечку и колбасы окрестным столовым и готовить для больших церковных событий, а кроме того – растила детей. Было непросто. Оказалось, что старшая, Фрици, – не фунт изюма. Вечно заводная, она прыгала и носилась, играла в мяч с мальчишками, висла на деревьях, прыгала с двадцатифутовых лестниц на спор и вообще оказалась хвастушкой. Но в глазах отца Фрици была ангелом. Ленка рассказывала ему, что успела натворить за день его дочь, а он только смеялся. Даже когда монахини призвали их побеседовать о манере Фрици затевать со старшими мальчиками драки на игровой площадке, Станислав, добрый католик, кивал и делал серьезное лицо. Но потом не сказал Фрици ни слова.

Ну и что с того, что она чуточку буйная? Чуял он, что эта девчонка еще заявит о себе. Он знал, Ленке хотелось бы, чтобы одна из дочек стала монахиней, но Станислав был почти уверен, что это не Фрици.

Эрл все еще сидел со Сьюки, изо всех сил пытаясь ее успокоить, но без толку.

– Ой, Эрл… моя жизнь кончена. Пока я жива, ничто уже не будет как прежде.

– Ох, милая…

– Я не та, кем себя считала… и никогда больше не буду.

– Понимаю, это большое потрясение. Для меня тоже, милая. Но давай найдем в этом хорошее.

– Что именно?

– Ну, для начала, разве ты ни капельки не рада, что ты все-таки не Симмонз?

– Нет, не рада! Пока была Симмонз, я, по крайней мере, знала, кто я такая и о чем мне беспокоиться. А теперь не знаю, кто я… и о чем мне беспокоиться. Меня будто похитили инопланетяне. – Сьюки вдруг задохнулась и схватилась за грудь: – О господи… Кажется, у меня сердечный приступ. О господи… Я умру и так и не узнаю, кто я!

– Сьюки, успокойся. Нет у тебя приступа. Все с тобой хорошо.

– Нет, Эрл, не все… Я чужая в собственном доме!

Эрл дал ей подышать пару минут в бумажный пакет, она немного успокоилась, но сердце у нее все еще колотилось, кружилась голова. Она вдруг стиснула его руку:

– Эрл, ты теперь знаешь, что я – это не я… ты меня разлюбишь?

– Нет! Ты моя жена, я тебя люблю. Ты всегда будешь тем же чудесным человеком, каким всегда была. Ничто не изменилось.

– Как ты можешь такое говорить? Изменилось все. Я теперь совсем другой человек, даже не тот, кем была несколько минут назад.

– Вот и нет.

– Вот и да! Вчера я была человек английского происхождения и южно-методистского вероисповедания, а сегодня – польско-католическая личность и безотцовщина.

– Ой, милая, ну вдумайся. Если бы ты ничего не узнала, разве не была бы ты тем же самым человеком?

– Но я же узнала… и теперь знаю, что я – не я. Как же теперь опять стать собой? Да я собой вообще никогда не была! Не понимаю, как ты можешь так спокойно говорить. Ты был женат на мне все эти годы, а сам и не знал, кто я такая и кто мои родители.

– Милая, это не имеет значения. Я люблю тебя. А не твоих родителей.

– Но… а как же дети? Я, может, дочь преступника или серийного убийцы. Кто знает. (Эрл рассмеялся.) Ничего забавного, Эрл. Ты смейся, конечно, но это у меня гены двух совершенно чужих мне людей носятся по всему организму. Я знаю про ДНК – это имеет значение.

– Ох, милая…

– Нет, правда, вот ты бы как себя чувствовал, если б не знал, кто ты такой?

– Но, милая… мы же знаем. Тут вот прямо написано, что ты – дочь Фрици, фамилию произнести не могу, но она-то и была твоей матерью.

– Да, но я с ней незнакома. И не опознала б, даже если бы на нее упала. Она могла быть Дорис, продавщицей помидоров, запросто!

Чуть погодя Эрл наконец смог усадить Сьюки и скормить ей немного супа и кусок тоста, но она ревела и сморкалась весь ужин напролет.

– В голове не помещается, что я не Симмонз. Неудивительно, что я никогда не была хорошенькой.

– Сьюки… ты очень хорошенькая.

– Не как Ленор…

– Нет, иначе… но настолько же, если не более. Не понимаю, почему ты никогда мне не верила.

Но Сьюки не слушала.

– Я даже не Крэкенберри. Неудивительно, что я никогда не была такой умной, как Бак.

– Сьюки, милая, ты умница.

– Нет, не умница. Я проваливала алгебру три года подряд. Это, по-твоему, умница, Эрл?

После супа Сьюки все перечитывала и перечитывала документы, час за часом, и чувствовала себя как в «Сумеречной зоне» [10] . Все казалось нереальным. Она понимала, что ребенок со странным именем, указанный в свидетельстве о рождении, – вроде бы она, но ей никак не удавалось в это поверить. Эрл ужасно маялся и все заглядывал к ней, спрашивал, не помочь ли чем, но чем тут поможешь.