Конец фильма, или Гипсовый трубач - читать онлайн книгу. Автор: Юрий Поляков cтр.№ 89

— Дедушка, неужели ты испытывал это на себе?

— Конечно, умница моя. А как же?

— Это не больно?

— Нет. Легкое головокружение, как от шампанского.

Кирилл тем временем взгромоздился на стол и переминался, по-штрафному прикрывая пах руками. Дед вытряхнул на розовую внучкину ладошку таблетку, и она бережно поднесла ее своему окончательному мужчине… Через минуту на полированном столе обнаружилась фигурка не больше оловянного солдатика, весело размахивавшая руками. Юля склонилась, чтобы получше рассмотреть уменьшенного любовника.

— Дыши в сторону, а то собьешь его с ног! — предостерег дед.

— Ой, какой малюсенький! — вскричала она.

Заслуженный нелегал тем временем достал из тумбочки прозрачный пластмассовый цилиндрик, вытряхнул из него но-шпу, влажной салфеткой тщательно вытер внутренность, а потом, накалив над пламенем зажигалки иглу, проделал в крышке несколько отверстий — для воздуха.

— Ну вот, домик готов. У тебя есть что-нибудь мягкое?

— Косметические тампоны…

— Отлично, давай! Так. Проверим.

Кирилл, сообразив, что от него требуется, забрался в прозрачный цилиндр и улегся там, как на мягкой перине, изобразив курортную расслабленность. Юлия засмеялась и погрозила ему пальцем. Художник вылез наружу и задрал голову, вопрошая, мол, что же дальше? Его голоса, конечно, слышно не было — так, еле уловимый писк. Генерал кончиком иглы подцепил несколько фиолетовых мучинок из второй ампулы, осторожно, чтобы не поранить, приблизил острие к лицу уменьшенного человечка. Через минуту Юлию и старика шатнуло так, будто они стояли на краю платформы перед выстрелившей из тоннеля электричкой. Раздался звон стекла и крик боли. Люстра под потолком раскачивалась, а Кирилл, принявший свои обычные размеры, держался за голову.

— Перед увеличением необходимо убедиться, что над головой чистое небо! — наставительно произнес старый генерал, словно повторяя параграф инструкции по применению.

— Ну и как это, быть маленьким? — спросила Юля, повиснув на шее у любимого.

— Знаешь, очень интересно! Сильнейшие запахи, а муравей размером с кошку. Вас вообще не различить, огромные размытые цветные пятна, как на полотнах Ротко…

— Да, муравьи иногда заползают с лоджии на сладкое… — озабоченно подтвердил старый разведчик.

— А порошок горький? — спросила Юля.

— Напоминает стрептоцид…

— Это ваше спасение, дети мои! — генерал протянул вскрытые ампулы влюбленным и крепко завинтил крышку контейнера. — Остальное надо отнести назад, в тайник. Лилипутин еще понадобится, когда Россия поднимется с колен и начнет восстанавливать агентурные сети. А теперь слушайте меня внимательно…

Булькнула «Моторола». Писодей радостно вскрыл конвертик и огорчился:

Хочешь, я возьму отпуск и поеду с вами в Сазополь? Н. В.

Пришлось отвлечься от работы и сочинить сагу про то, как Жарынин дорожит творческим уединением и как ему, Кокотову, будет плохо в Болгарии без Нинки. Бывшая староста дурой никогда не была и ответила мгновенно:

Ты врешь! Конец связи! В.

Автор «Преданных объятий» вздохнул и вернулся к делу.

…По плану, разработанному старым разведчиком, влюбленные, зная, что за ними следят, разыграли ссору в «Аптекарском огороде» и расстались со словами: «Все кончено!». Юля на глазах у «наружки» дала милому звонкую пощечину и гордо ушла домой. А Кирилл, как ни в чем не бывало, сел на скамейку, открыл альбом и начал рисовать симпатичную юную мамашу, явно скучавшую в обществе младенца. Со стороны это выглядело так, будто художник умело втирается в половое доверие с помощью изобразительного искусства. Тоскующая мамаша была выбрана совсем не случайно: она жила в одном подъезде с Юлией. Кирилл вызвался проводить, помог втащить по ступенькам коляску и довел до самой квартиры, но от призывов продолжить рисование на дому уклонился. Он спустился в холл, уменьшился, приняв лилипутин, и спрятался в пустом спичечном коробке, заранее положенном под батарею. «Наружка» тщетно дожидалась, когда он выйдет из подъезда, и строго осуждала похотливую неразборчивость кормящей матери. А Юля, выждав, спустилась вниз, присела, пошарила рукой под радиатором и похолодела: в заветном месте было пусто. Зато в холле орудовала шваброй консьержка в синем халате и оранжевых резиновых перчатках, рядом с ней стоял черный полиэтиленовый мешок с мусором, а вокруг терлась, выгибая полосатую спину, кошка с взволнованными желтыми глазами.

— Потеряли что-нибудь? — спросила уборщица.

— Коробок там был…

— Не там, а вон там! — она показала в противоположный угол холла. — Вам-то он зачем?

— Я… я… — растерялась Юлия. — Я собираю этикетки…

— А-га-а, — женщина сверкнула золотым зубом. — А мой дурак пробки собирает — скоро дособирается до цирроза! — и стала шарить в мусоре.

…Не помня себя, Юлия метнулась к лифту и на бегу приоткрыла коробок, где скребся, словно спрятанный жук, Кирилл. Он высунул в щель крошечную ручку, давая о себе знать. Войдя в квартиру, влюбленная женщина промелькнула в ванную, включила на полную воду, послюнявила кончик булавки, подцепила из ампулы фиолетового порошка…

Через минуту они уже страстно обнимались, шепотом рассказывая друг другу о пережитом. Оказалось, подъездная кошка, почуяв съестное, выцарапала коробок из-под батареи и гоняла по всему холлу, пока не появилась уборщица…

— Боже, она ведь могла тебя съесть, как мышь!

— Ты за меня боялась?

— Конечно! Ты моя жизнь!

— Ты чего там кричала? — спросил, не отрываясь от телевизора, Черевков, когда жена, пошатываясь и сжимая в кулачке прозрачный цилиндрик из-под но-шпы, вышла через час из ванной.

— Я пела… — улыбаясь чему-то своему, ответила она.

Утром «наружка», переодевшись сотрудниками милиции, перерыла весь дом. Допросили кормящую ветреницу и уборщицу, заглянули под видом сантехников к Черевковым. Безрезультатно. Художник как сквозь землю провалился. Вероятно, ушел через мусоропровод.

Стрюцкий был в бешенстве. Тибриков рвал и метал, а влюбленные вели тем временем жизнь молодоженов: едва муж отбывал на службу, Юлия прихорашивалась, доставала прозрачный цилиндрик из косметички и увеличивала милого до взаимных размеров. Он откупоривал шампанское, и они ныряли в постель, которая в первые месяцы любви всегда кажется неизведанной планетой, а потом превращается в одиночную камеру на двоих. Проголодавшись, любовники обедали с хорошим вином, а на десерт Кирилл съедал лилипутин, залезал в свое жилище и без сил засыпал на мягком тампоне.

Иногда для экономии таблеток и разнообразия Юлия не увеличивала своего окончательного мужчину, а кормила его детским питанием и угощала шампанским, капнув в пистон для пневматического ружья. Потом выдумщица, раздевшись, ложилась в постель, а Кирилл бегал по ее животу как по футбольному полю, гоняя вместо мяча гомеопатический катышек. Но однажды Черевков забыл дома бумаги и вернулся среди дня. Услышав грохот и увидев надвигающуюся расплывчатую громаду, художник кубарем скатился с любимой груди, стремглав помчался по животу, провалился в пупок, выбрался и наконец укрылся в заросли.