Одиссея Гомера - читать онлайн книгу. Автор: Гвен Купер cтр.№ 56

Я уже готова была рассмотреть варианты переезда в другой район, но тут случилось то, что не могло не случиться: не прошло и двух месяцев со дня сентябрьских событий, как я потеряла работу. Моя компания, занимавшаяся обслуживанием крупных финансовых фирм, на «Ground Zero» враз утратила каждого десятого из своих клиентов и теперь попросту боролась за выживание. О поисках новой квартиры нечего было и думать. Даже если бы я собрала нужную сумму, начиная от задатка и заканчивая последним центом за квартплату, плюс, естественно, деньги на страховку и, само собой, на переезд, то и тогда без соответствующего письма от работодателя о новой квартире можно было и не заикаться.

Но что говорить о моей компании, если, покачнувшись, вся экономика стала сползать в рецессию. Моя следующая постоянная работа, как оказалось, ждала меня лишь восемь месяцев спустя. А пока я гонялась за любой, самой призрачной возможностью заработка и напоминала себя юную, когда готова была хвататься за все, что угодно, лишь бы закрепиться в моем профессиональном поле деятельности — маркетинг. Работа, которая наконец подвернулась, тоже была, прямо скажу, не ахти. Ставка «фрилансера» при отделе онлайн-маркетинга в компании АОЛ «Тайм Уорнер», где нужно было отсидеть свои пятьдесят часов в неделю, но без социального пакета и без гарантий долговременного контракта. Страшно подумать, но целый год я прожила без медицинской страховки. Бывали дни, когда, как говорила моя бабушка, я сидела на «одних бутербродах с горчицей», только… без горчицы. Но квартплату я вносила исправно и счета от ветеринара оплачивала без задержки.

Забавно то, что в моем решении продолжать «цепляться» за Нью-Йорк меня поддержали мои родители, несмотря на все свои треволнения по поводу тех опасностей, что таила в себе нынешняя жизнь на Манхэттене. Они понимали, что стояло за моим переездом и как он был важен для меня, поскольку и в профессиональном плане, и в личной жизни в Майами я зашла в глухой тупик. И то, что я, несмотря на все тяготы нью-йоркской жизни, осталась, а не вернулась домой с поджатым хвостом, было предметом их гордости.

Один из уроков, который я усвоила благодаря Гомеру за годы общения с ним, заключается в том, что если ты не видишь выхода из затруднительной ситуации, то это еще не означает, что выхода нет. Но чтобы найти его, нужно искать, а чтобы искать, нужно упорство. В этом мы с Гомером были единодушны — мы были не из тех, кто — чуть что — готов сложить лапки. И спустя несколько месяцев у меня появилась очень веская причина не покидать Нью-Йорк.

Нью-Йорк был городом, где жил Лоренс. Лоренс Лерман.

Впервые мы с Лоренсом встретились за месяц до одиннадцатого сентября. Он был близким другом Стива, жениха Андреа, его «Большим Братом» со времен студенческого братства, и на предстоящей свадьбе был свидетелем со стороны жениха.

Тот август был для меня самым спокойным месяцем со времени переезда. У меня была работа, и работа хорошая. Я уже уверенно ориентировалась на местности. Кошки окончательно примирились с изменениями в своей жизни и вполне освоились в новом доме. Более того, Гомер даже обрел нового друга в лице разносчика пиццы, который появлялся у наших дверей регулярно — два раза в месяц, а иногда и чаще. Как раз сегодня, когда он завозил мне маленькую пиццу с сыром и двойным соусом, он заодно сделал и очень приятный подарок Гомеру: банку с тунцом, и благодаря этому они, кажется, сдружились еще больше.

В таком вот приподнятом настроении в поиске новых друзей и для расширения связей с общественностью тем вечером я и приехала на вечеринку, где мне суждено было встретить Лоренса.

Поводом для вечеринки был день рождения общего знакомого, а местом проведения — крыша небоскреба под по-летнему теплым вечерним манхэттенским небом. Я отчетливо помню, как увидела Лоренса впервые: они со Стивом стояли в сторонке и, судя по всему, вели оживленную дискуссию. На Лоренсе была белая рубашка с закатанными рукавами, синие джинсы с черным поясом и легкие черные «мокасины». Пытаясь, видно, что-то втолковать Стиву, он заметно наклонился в его сторону и усиленно помогал себе жестами. Могло показаться, будто у них нешуточный спор, если бы не одно «но» — Стив откровенно смеялся, а на лице у Лоренса было написано нескрываемое лукавство, в глазах плясали чертики. «Ты еще помнишь, кто такой Лоренс?» — спросила меня Андреа. Наморщив лоб и порывшись в закоулках памяти, я наскребла смутные воспоминания о ссылках самой же Андреа на что-то «из ряда вон “уматное”», что она попыталась было пересказать, ежесекундно то заливаясь смехом, то переводя дыхание, пока наконец не сдалась и не признала, что в ее пересказе, похоже, что-то теряется, и лучше уж послушать самого Лоренса.

На вечеринке было несколько ближайших друзей Лоренса, двое из которых были профессиональными юмористами, а один — спустя пару лет — даже прославился на всю страну. Естественно, если чего-то и недоставало на той вечеринке, то только не юмора, забавных историй, искрометных экспромтов и смеха. Интересно, что многие из тех шуток я могу пересказать даже сейчас, но совершенно не помню ни единого слова, произнесенного Лоренсом, как не помню и такой простой вещи, как: пожал ли он мне руку при первой встрече или просто приветливо помахал.

А вот что я отчетливо помню, так это то, что я не отходила от Лоренса весь вечер. Среди гостей образовывались круги или кружки общения; они то затухали, то возникали вновь, но я оставалась лишь в одном — там, где был Лоренс. Причина то была или следствие, но про себя я решила: Лоренс самый обаятельный человек на этой вечеринке; пожалуй, даже нет — самый обаятельный из всех, кого я встречала в своей жизни.

Не то чтобы он был каким-то прирожденным комиком — есть люди, у которых это в крови — смешить других; они устраивают представление, а ты попадаешь под их обаяние уже потому, что являешься частью аудитории, которая и собралась-то для того, чтобы причаститься к их обаянию; в свою очередь, понимая, что именно должно потешить публику, юморист просто вынужден в который раз играть на нее, и в этом смысле присутствие или отсутствие кого-либо из зрителей не имеет ровно никакого значения как для хода его мыслей, так и для всего шоу. Но Лоренс любил не только говорить, но и слушать. Он задавал тебе вопросы, тем самым вынуждая отвечать, а пока ты думал, что сказать, ты вдруг и сам замечал за собой внезапную тягу к остроумию, что, собственно, и делало тебя интересным собеседником. Сам Лоренс говорил быстро, чему немало способствовала острота мышления, а его мгновенная реакция могла как восхитить тебя, так и застать врасплох. При этом он никогда не задавался целью ни переговорить тебя, ни оборвать, пусть даже ради красного словца. Беседуя с ним, ты понимал, что именно ты находишься в центре его внимания, но, оглянувшись, вдруг обнаруживал, что вокруг уже собралась немаленькая толпа и прислушивается к вашему разговору. Нельзя сказать, что сам Лоренс неизбежно оказывался в центре внимания любой компании, куда бы он ни попадал, но то, что одно его присутствие делало эту компанию интересной — с этим не поспоришь.

Помимо всего прочего, было у Лоренса кое-что еще, что привлекало к нему внимание, — его голос. Голос был густой, глубокий и раскатистый, как будто его грудная клетка представляла собой некий органный зал с прекрасной акустикой. Хрипотца добавляла обертоны, и когда Лоренс смеялся, то казалось, звучит весь орган. С таким голосом, как у него, можно было рычать, как лев, а можно было внезапно понизить его до уровня доверительной шутки, которая касалась лишь вас двоих. Много позже Лоренс признался, что в двадцать с хвостиком он годик проработал ди-джеем на шведском радио на негосударственном канале, который транслировал в эфире рок-н-ролл; и, куда бы он ни пошел — пусть в тот же «Макдональдс» за несчастной порцией картофеля фри, его тут же узнавали по голосу: «Эй, да это же Лоренс, тот самый, что на радио!» В отношении Лоренса можно было безо всяких оговорок сказать, что его голос и впрямь был, что называется, говорящей деталью: достаточно было один раз его услышать, чтобы уже никогда не забыть.