Воровская правда - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сухов cтр.№ 69

Вместе с ответом Орех отправил в СИЗО маляву с разъяснениями, что жильцов камеры триста восемьдесят пять следует считать запомоенными.

* * *

Лука проснулся от сильного толчка в плечо. Он открыл глаза и, щурясь на искусственный тюремный свет, зло произнес:

— Какого черта!..

В последний раз подобное неуважение он испытал лет пять назад в Новосибирской транзитной тюрьме, когда в тесную камеру надзиратели затолкали более ста заключенных. Невозможно было сделать даже два шага, чтобы не задеть соседа. Спать приходилось по очереди, в три смены, менее брезгливые лежали по углам. Блатные, помня о своем высоком статусе, даже под страхом смерти вряд ли присели бы на пол.

Вместе со всеми ждал своей очереди и Лука. А когда шконка освободилась, он устало вытянул на ней гудевшие ноги, и едва голова коснулась грязной засаленной подушки, как он заснул — сказались недельное недосыпание и усталость, накопленные в дальней дороге. Раньше он чувствовал неудобства — жесткость деревянных нар, холод металлических полос шконки, но в этот раз он вырубился особенно крепко, как младенец в материнском чреве. Три часа сна показались ему мгновением — он даже не обратил внимания на легкие толчки в плечо, воспринимая их за обычное раскачивание вагона на стыках рельсов. Сон его был тяжел, снилось ему, что он едет в столыпинском вагоне в какую-то захудалую зону. Но следующий толчок был довольно сильным: похоже, машинист ударил по тормозам, увидев прямо перед собой неожиданное препятствие.

— Ты, батя, совсем одурел! Другим тоже полагается клопа подавить. А ну брысь со шконки! — услышал он прямо над собой звонкий, почти мальчишеский голос.

Перед Лукой стоял молодой парень и дерзко посматривал на него. Торс его был обнажен: литые плечи, сильные руки, он походил на спортсмена, прибывшего с соревнований, вот только огромные звезды, наколотые на широких плечах, свидетельствовали о том, что он принадлежал к высшей воровской касте. Типичный отрицала!

Парень, весело поглядывая, ждал ответа, и если бы Лука посмел возразить ему, то незнакомец наверняка задавил бы его своими железными граблями прямо на шконке. Проглотив оскорбление, Лука поднялся и, не произнеся ни слова, уступил дерзкому пацану место. После такого маленького поражения обычно следовало стремительное падение, но от бесчестия Луку спасло скорое отбытие на этап. Потом он не раз вспоминал нагловатые глаза парня и очень опасался, что однажды встретит в камере невольных свидетелей его унижения.

Обошлось.

* * *

В этот раз перед ним стоял Рваный с двумя быками.

— А ты крепко спишь, дедуся, — невольно хмыкнул он. — Ничем тебя не пронять!

Рваный чем-то напоминал Луке того давнего попутчика по транзитке — у обоих был одинаково дерзкий взгляд. Но у Рваного выражение лица было гораздо агрессивнее, не далее как вчера он с таким же выражением мокнул головой в парашу красивого молодого парня, осужденного за изнасилование, и тем самым определил его в отверженные. Конечно, это была позорная статья, но самым постыдным было то, что изнасиловал он девочку восьми лет, заманив ее в подвал собственного дома. Рваный со своими быками мог определить в опущенные любого из присутствующих.

Зэки спали, только в самом углу камеры, перекрывая общий храп, бормотал молодой голос — парень во сне звал маму.

— А ты попробуй, может, получится, — зло прошептал Лука.

Он не собирался повторять прежней ошибки. Нужно держаться жестко. Даже среди спящих обязательно найдутся две-три пары глаз, сумеющих разглядеть проявление его слабости. А это тотчас непременно станет известно всей тюрьме. А это уже позор! Такого небольшого факта будет вполне достаточно, чтобы поставить под сомнение все его былые заслуги перед воровским миром. Под изголовьем Лука припрятал заточку, которую смастерил из обломка отвертки, — в тюремных условиях очень грозное оружие. Теперь он незаметно нащупал ее.

— Замри, Лука! — Сейчас Рваный был серьезнее обычного. — Полночь не самое подходящее время для базара. А только мы побеспокоили тебя вот зачем… Вся камера, навострив уши, слушала, что ты грозился укоцать Керосина, если Орех не отмоет нас. А такими словами, как ты знаешь, не швыряются. Вот мы и ждем, когда ты на куранты его поставишь. Да и клиент твой давно заждался, — показал он взглядом на Керосина, который посапывал у дверей, не чуя беды. — Видишь, обхватил руками парашу, прямо как девчонку на танцульках. Того и гляди, целовать сейчас начнет.

Рваный сумел подловить его: обещание полагалось выполнять, в противном случае это будет косяк, а за него могли спросить строго не только блатные, но даже мужики. Если же он убьет Керосина, то мгновенно попадет в разряд мокрушников — воровская карьера очень часто обрывалась именно на этом этапе.

— А может, ты, Лука, жидковат для этого дельца? — хмыкнул один из быков по кличке Злой, крупный вислоухий парень лет двадцати пяти. Он был на редкость безобразен, голова его выглядела слегка примятой, как будто он только вчера выкарабкался из материнского чрева. Огромные уши бестолково торчали по сторонам, и казалось, что они существуют отдельно от своего хозяина. А когда он открывал рот, то видны были почерневшие осколки выбитых зубов.

Свое погоняло Злой оправдывал сполна, и на нары он попал в неполные семнадцать лет за то, что во время семейной пьянки, сильно разобидевшись на отчима за свое бесправное детство, проткнул ему горло разбитой «чебурашкой». В колонии он был «гладиатором» у весьма уважаемого вора, который толкал Злого в пацаны, и, если бы авторитета не перевели в другую колонию, возможно, он сумел бы заработать еще какое-то количество очков, что непременно сгодилось бы в продвижении по воровской лестнице. Второй срок он вновь получил за мокруху — раздробил череп сокамернику, и очевидцы, понизив голос, в котором слышались страх и уважение, сообщали, что череп бедняги трещал под его могучими кулаками, словно яичная скорлупа.

А воры после этого случая стали посматривать на Злого как на потенциального «мясника».

— Уж не хочешь ли ты помочь? — угрюмо произнес Лука, хотя прекрасно понимал, что если Злой осерчает, то Лука сделается беззащитен, словно гусеница перед танком.

— Не будем скалиться, — миролюбиво протянул Рваный, раздвигая губы в блаженной улыбке, — покажи молодежи, на что способен.

Лука свесил ноги со шконки, неторопливо вдел босые ступни в тапочки и почесал затылок: мол, ну вот, довыпендривался, бляха-муха. Его движения были неторопливыми и по-крестьянски уверенными, будто он шел не убивать, а пахать. Он хотел показать остальным, что хорошо владеет собой и ни от кого не зависит.

Керосин по-прежнему безмятежно спал, и его ровное размеренное посапывание органично влилось в дружный храп прокуренных глоток. Он спал так спокойно, как может спать младенец под боком у заботливой матушки.

Лука взял со шконки подушку и подошел к Керосину.

— Не дрейфь, Лука, — весело подбодрил его Рваный, — навались на него сразу, он и загнется.