Пианисты - читать онлайн книгу. Автор: Кетиль Бьернстад cтр.№ 26

Я спускаю на тормозах. Мне не хочется, чтобы она узнала, что я бросил школу, ничего не сказав отцу. Сама она еще учится в школе, чтобы получить аттестат. Она считает, что я оставил школу с согласия отца, и ее это удивляет.

— Но ведь нам надо еще столько учиться, — говорит она.

Как только она это сказала, мой замысел — стать пианистом — отодвигается на задний план. Я думаю о том, что мне нужны деньги, потому что деньги, оставшиеся мне от мамы, уже почти израсходованы, а я не хочу жить дома, как Катрине. Мне надо найти что-то свое, не паразитировать на отце. Может быть, продавать ноты или пластинки. Но где мне жить? Где я смогу заниматься на рояле? Все эти практические вопросы кажутся мне неразрешимыми. Я иду рядом с Аней, которая всю жизнь поступала правильно и не сжигала мостов, к тому же она гораздо дальше меня продвинулась в артистической карьере. Нет, мне больше не хочется рассказывать ей о себе. Мне хочется узнать ее историю, ее тайны.

Мы поднялись на пригорок. Отсюда нам виден Холмен-коллен и за ним — город. Чувство, что за мной наблюдают, заставляет меня поднять голову. Я вздрагиваю. Опять он. Как и два года назад.

Ястреб.

Аня следит за моим взглядом.

— Смотри, ястреб! — весело кричит она.

Я рад, что ничего не сказал ей о ястребе. Во мне просыпается какое-то жуткое чувство. Во рту появляется привкус крови. Ястреб висит над нами в воздухе, нас отделяют всего какие-то сто метров.

— К счастью, мы не куры, не кошки и не мыши, — говорит Аня.

Я киваю, но не могу вымолвить ни слова.

— Тебе нехорошо? — испуганно спрашивает она.

— Все в порядке, — отвечаю я и вдруг замечаю, что мы остановились. Я делаю шаг. — Расскажи мне еще что-нибудь о себе, — прошу я.

Мне хочется, чтобы она рассказала мне все: о своей жизни, о жизни единственного ребенка в семье, живущей на Эльвефарет, о том, когда начала играть на рояле. Мне интересно, почему она учится в частной школе.

Она начинает рассказывать о своем папе, хотя мысль купить для дочери рояль принадлежала ее маме. Говорит, что любит спорт, любит тренироваться и бегать, что она хорошо играет в хоккей с мячом. Аня рассказывает просто и безразлично, но вдруг нерешительно умолкает, словно не совсем мне доверяет. Я узнаю, что Человек с карманным фонариком помешан на проигрывателях. Аня знает все главные названия. Она рассказывает, что у них в гостиной стоят большие динамики Таnnоу. Красивые динамики AR появились позже. В цокольном этаже установлены знаменитые электростатические динамики Quad. He говоря уже о всяких усилителях от Mackintosh, которые светятся у них на подоконнике. Я так и вижу их: темные, немного мрачные, как американские индустриальные города по ночам. Я вспоминаю, что дома у Фердинанда видел нечто подобное. Аня идет рядом со мной. Мысленно она сейчас дома, в родных стенах. Наверное, она очень любит свой дом, думаю я. Она рассказывает о музыкальном центре Garrard с тонармом SME и о дорогих адаптерах Shure. Ее отец заказал их в Японии у своего коллеги, для которого адаптеры были увлечением. Он продавал их нейрохирургам во всем мире по тысяче крон за штуку.

— Таким образом в ваш дом пришла музыка?

Она кивает. Я так и вижу Человека с карманным фонариком, который ходит по гостиной и налаживает свое оборудование, доводя звук до совершенства. Она рассказывает мне о музыке, которую по его настоянию слушала в детстве. Симфонии Чайковского. Три последние. Снова и снова. Особенно скерцо из Патетической симфонии. Она пытается что-то мне сообщить, что-то важное, думаю я. Не только то, что она росла в атмосфере драматических чувств.

— А твоя мама слушает музыку?

— Конечно, она крутит пластинки и не обращает внимания на звук. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду. Песни Шуберта в исполнении Фишер-Дискау и камерную музыку. Всего Бетховена, Шуберта, Шумана и Брамса. А также немного джаза и рока, но эту музыку папа не понимает.

Я иду рядом с Аней и слушаю ее историю. Ястреб исчез. Мы мирно бредем среди высоких елей. Иногда нас обгоняют гуляющие компании, и пешком, и на велосипедах. Но у нас впереди много времени.

— Почему мы никогда не видели тебя на концертах?

— Это объясняется просто. Папа перестал интересоваться концертами с тех пор, как концертный зал появился у нас в гостиной.

Она говорит, что родители опасались отпускать ее в город одну. Отец панически боялся, что с ней что-нибудь случится. К тому же они оба, и мать, и отец, часто работали сверхурочно.

— Но все-таки? — удивляюсь я.

Аня смотрит на меня, задумывается и трясет головой.

— Не помню, чтобы мне когда-нибудь не хватало этих концертов. У нас дома было все. Папа создал для меня целый мир. Концертный зал все время был в моем распоряжении. Зачем мне «Солнце» Мунка? Для меня эта живопись чересчур конкретна. Зачем мне смотреть на шхеры Крагерё, когда я слушаю Онеггера? В таком случае я предпочитаю папины старые трубочные усилители и их таинственный свет.

Я смеюсь. Меня поражает, что она говорит так свободно, так уверенно выбирает слова. Мне хочется прикоснуться к ее руке, но, похоже, она начеку и успевает уклониться. Я делаю вид, что ничего не заметил.

— Понимаешь, папа и мама всегда очень заботились обо мне, — задумчиво и в свойственной ей немного высокопарной манере говорит она, в смысле языка она как будто пребывает в пятидесятых годах, ей как будто все время хочется обратиться ко мне на «вы».

— Может показаться, что единственный ребенок в семье должен чувствовать себя одиноким, но я никогда не была одинокой, потому что родители открыли для меня целый мир.

Человек с карманным фонариком отправил ее в частную школу, потому что хотел дать ей лучшее из того, что могли предложить культура и педагогика. Аня рассказывает о вечерах музыки, которые устраивались у них дома на Эльвефарет.

— Каждый четверг. Присутствовали только папа, мама и я. Папа часто повторял репертуар, который в тот день был в Филармонии. Тогда у него было право спросить с торжествующей улыбкой: «Что ты выбираешь, Берлинский филармонический оркестр под руководством Караяна или Оркестр Филармонического общества с этим вегетарианцем из Швеции? Он имел в виду Герберта Блумстеда. Папа не считал Блумстеда хорошим дирижером. А мне он нравился. У папы была целая сеть коллег, которые сообщали ему о новых и лучших пластинках. Но больше всего он прислушивался к словам Кьелля Хилльвега с улицы Карла Юхана, а он непревзойденный знаток музыки и исполнителей.

— Ты имеешь в виду из магазина Норвежского музыкального издательства? Мы все считаем его незаменимым.

— Да, — продолжает Аня, явно воодушевленная моим интересом. — Просто невероятно, как один человек может так много дать всей среде музыкантов и меломанов в Осло. Магазин пластинок в маленьком городе в маленькой стране. Но папа бывал и в Нью-Йорке, и в Лондоне — и не встречал никого более осведомленного, чем Хилльвег. Если бы не он, я бы ничего не знала о Марте Аргерих…