Дама из Долины - читать онлайн книгу. Автор: Кетиль Бьернстад cтр.№ 62

— Нас с тобой связывает только Брамс, — грустно говорю я.

— Ты знаешь большой коричневый альбом камерной музыки, выпущенный Deutsche Grammophon? Я попросила Кьелля Хиллвега из Норвежского музыкального издательства прислать мне его сюда из Осло. Для образования. Я не знала этих произведений. Трио си мажор, секстеты, не говоря уже о квартетах.

Я киваю:

— Если уж начал слушать Брамса, этот кубок следует выпить до дна. Может, я не случайно отказался играть концерт си-бемоль мажор Брамса и предпочел ему Рахманинова. Чтобы Брамс связал нас с тобой?

— А что связало тебя с Марианне? — спрашивает она, помрачнев.

— Джони Митчелл.

Она кивает.

— Но ведь Марианне не пела?

— Нет.

— Она только слушала пластинки?

— Да.

Мне хочется остановить ее мысли. Я обнимаю ее. Целую. Она не противится, но держится как-то отстраненно. Я начинаю наш обычный ритуал. Но все изменилось. Марианне, думаю я. Она все время стоит между нами.

Сигрюн неподвижно лежит на диване.

Я собираюсь уходить. Сигрюн нежно целует меня на прощание и уверяет, что все в порядке, просто она очень устала. В последнее время у нее было слишком много работы.

— Мы должны продолжать играть дуэтом, — говорит она.

— Да.

Вернувшись к себе в интернат, я ложусь на кровать с бутылкой водки. Но через пару глотков уже засыпаю. Мне снится, будто я в доме Скууга. Я думал, что, кроме меня, в доме никого нет, но неожиданно слышу на лестнице какой-то звук. Из подвала поднимается Марианне. Следом за ней идет Аня. На них надето то, в чем они мне особенно нравились. На Ане лиловый джемпер, черные брюки и войлочные тапочки. На Марианне зеленая куртка, потертые джинсы и коричневые старомодные резиновые сапоги. Несмотря на то что Марианне одета как для прогулки, она проходит в гостиную и садится на диван рядом со мной, Аня же подходит к роялю, садится и начинает тихонько играть. Звучит красиво. Что это она играет? Я с удивлением поворачиваюсь к ее матери. Да это же Джони Митчелл! «Blue». Из того альбома, который Марианне так и не дослушала до конца. Аня играет на память, пальцы летают по клавишам, гаммы, интервалы, спеть это способна только Таня Иверсен.

— Аня освободилась, — с улыбкой говорит Марианне и сжимает мою руку.

Она смотрит на дочь с материнской гордостью. Аня продолжает играть. Она еще никогда не была так далека от меня, как в эту минуту.

— Не жалей об этом, — говорит мне Марианне. — Ведь у тебя есть я.

До чего же хорошо сидеть рядом с Марианне и просто держать ее за руку!

Мы слушаем Аню. Она закончила играть. Встает и раскланивается перед нами.

— Иди и ложись, девочка моя, — говорит Марианне.

Аня повинуется. Я слышу, как она поднимается в свою комнату. И думаю, что она вот-вот ляжет в кровать, на которой обычно спали мы с Марианне.

— А где буду спать я? — растерянно спрашиваю я у Марианне.

— Здесь, на диване, — отвечает она.

На какое-то мгновение мне кажется, что я держу в объятиях Сигрюн. Но я узнаю шарящие руки Марианне. Мне приятно, что она меня обнимает.

— Но это уже последний сон, — говорит она. — Отныне останется только действительность.

В середине февраля Сигрюн приходит ко мне в интернат и показывает заголовок в местной газете: «Маргрете Ирене Флуед ездит с концертами по Северной Норвегии. Она одна из самых талантливых пианисток Норвегии. Ученица доктора Сейдльхофера в Вене. Приедет в Киркенес в ближайший понедельник. Будет исполнять Бетховена и др.»

— Мне об этом сообщил Гуннар. Ведь он знаком с твоим импресарио. Вот я и подумала, может, ты учился вместе с этой Флуед.

Я киваю. И думаю, что свет на Севере не подходит для лжи. Стояла полярная ночь. День прятался вдалеке на юге и дышал оттуда на нас красноватой синевой. Но вот все меняется. Световой день растет с каждым днем. Я уже давно играю для учеников жизнерадостные произведения — сюиту «Из времен Хольберга» Грига. Багатели Бетховена. Баллады Шопена.

— Мы с Маргрете Ирене были влюблены друг в друга, — говорю я. — Она была первой женщиной в моей жизни.

— И ты говоришь мне это только теперь? — Сигрюн обиженно смотрит на меня.

— Я уже тогда знал, что не останусь с ней.

— Но ты спал с ней?

— Именно это я и пытаюсь тебе сказать, — упрямо говорю я. — Можно спать с женщиной, зная, что не останешься с ней на всю жизнь.

— Юношеские бредни! — сердито говорит Сигрюн.

Но что-то в моих словах ее задевает. Как будто она сама еще не прошла эту юношескую стадию. Она как будто задумывается и смотрит на свою жизнь с той позиции, с какой смотрел я, когда все было возможно.

— Ладно, пошли, — говорю я.

Она едва заметно кивает головой.

В этот февральский понедельник мы с Сигрюн только вдвоем едем в Киркенес. Я думал, что Эйрик поедет с нами. Но у него в этот вечер репетиция с ученическим хором. Они разучивают «Hear My Prayer» Мендельсона. Я сижу в старой «Ладе» рядом с районным врачом. Сигрюн курит как заведенная.

— Почему с нами не поехала Таня Иверсен? — спрашивает она.

— У нее свои дела, — отвечаю я. — Так сказать, привилегия молодости.

— Ты говоришь как старик. Вы с нею одногодки. Могли бы даже пожениться!

— Не дразни меня!

— Потому что у тебя есть в запасе синеокая Ребекка? — спокойно спрашивает Сигрюн, глубоко затягиваясь. — Ты запутался в своих дамах, Аксель. Как я могу относиться к тебе серьезно?

Относиться ко мне серьезно, думаю я. Сколько слов я еще должен ей сказать, чтобы она воспринимала меня не как интервента или слишком молодого мужа ее сестры? Когда мы так разговариваем, мне кажется, что мы никогда не спали друг с другом.

Потому что она никогда не обнажается.

Нам о многом следует поговорить. Но слова не находят дороги между нами. Лишь когда мы уже подъезжаем к Киркенесу, Сигрюн спрашивает:

— У тебя с ней было серьезно? Ты любил ее? По-настоящему?

Что-то в ее голосе заставляет меня повернуться и посмотреть на нее. Я вижу ее профиль. И понимаю, что она вот-вот рассердится. Меня это радует. Неужели она ревнует меня? К Маргрете Ирене? К той, с которой я так плохо обошелся? Которая была первой? Была только шагом на этой дороге?

— Тебе действительно это интересно? — спрашиваю я. — Меньше всего мне хотелось, чтобы это была она, но так получилось. Я стремился уйти от нее, даже когда мы лежали рядом.