Жора Жирняго - читать онлайн книгу. Автор: Марина Палей cтр.№ 7

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Жора Жирняго | Автор книги - Марина Палей

Cтраница 7
читать онлайн книги бесплатно

Итак, тело государево еще и остыть не успевши, а Некто Прыткий, кого надо допреж сожравший, кого на кол водрузивший, кого — так, локтем отпихнувший, — ножонками суча, уже на трон золотой взлезть изволил. Говорит трубным гласом Новая Власть на коленках стоящему Петру Аристарховичу:

— А вали-ка ты, старинушка, на все на четыре сторонки. Лишаем тя нашего почету-внимания, не в фаворе ты боле. А посему — повелеваем тебе сгинуть навеки с очей наших высочайших. Займись, аки допреж, как его, мать ети, — свободным творчеством.

— Как это — свободным творчеством?.. — испросил, не понявши по-русски, Петр Аристархович.

Молчание было ему ответом.

— Как это — свободным творчеством? — вдругорядь испросил. — А устерсы как же?..

Выполз Петр Аристархович на променадный берег Невы-протоки — шаг пройдет, останавливается... А за ним холопья верные потихоньку бредут, приблизиться не смеют, знают, что господина по всем статьям разжаловали, а вот, не бросают...

А господин уж и пошевелится не может. Привалился к молодому тополю, увидел он себя, как в перевернутом бинокле — быстрого, веселого, белозубого, ясноглазого, строчащего в охотку невероятные истории, хохочущего с друзьями до упаду... А не будет этого уже никогда, Петр Аристархович. Никогда, понимаешь?..

Узрел он, в бинокле уж ближнем, и бочки с устерсами... Стояли они в бывшей его усадьбе, в холодном погребце, напрямки с Корзинкинского подворья доставленные... Стояли в темноте, голубушки, сиротели... И этого тоже больше не будет. Так что же тогда и будет-то?.. Да и уместны ли для тебя глаголы будущего времени, Петр Аристархович?

— Алешка!!!.. — во весь зев свой, жиром забитый, тоненько возопил Петр Жирняго, сын Аристархов.

И лопнула евоная жизнь в самом своем корне. И кровь черная изо всех дыр, аки вино из бочонка, мушкетами прошитого-пропоротого, враз хлестанула... Фи-ни-та.

Засуетились холопья: прах земле предавать надо, да где ж такую домовину найтить? Это ж как на пятерых боровов домовину-то... Один холоп — до ниметского гробовых дел мастера, к Невской першпективе побег, другой — в полицейский участок рванул, а четверо протчих навроде как в караул встали…

И зрят они диво дивное. Принялся Петр Аристархович, что тебе гора восковая, истаивать... Потек его тук да в Неву-протоку — да рыба-то безгласная, тем туком отравленная, брюхом кверху до самого синего моря-окияна скорбно воспоследовала... И так весь тук-то в Неву ушел, и проступили на миг человеческие черты, но лишь на миг — ибо и то малое, что осталось в нем от человека, — и то малое куда-то истаивать стало, словно испаряться... Сократился Петр Аристархович в одночасье: до индейского петуха — до кролика — до котенка — а там, как холопы вернулись да жандарм прискакал, застали они на земле уж такое... Ну, нечто такое… навроде пупсика с тыквенное семечко...

Жандарм, ясный пень, ну за плеть:

— Как это посмели вы, псы, смерды окаянные, меня — да от дел государственных отрывать?!

А тут холоп побойчее, грамоте знавший — он у Петра Аристарховича заместо секлетаря служил, депеши на фураж-провиант легулярно составлял — бает:

— То, что бывает искусственно раздуто, — то, в свой час, беспременно и сокращено будет; иной раз аж в сторону отрицательных математических величин.

Помягчел жандарм. Это ж надо так ловко варнакать! Прямо Езоп самородный, краснобай домодельный, прости Господи!..

Долго ли, коротко ли, решили уж было прах высокочинный в коробчонке для уловляемых блох земле предать. Да вовремя одумались. Это ж человек все-таки, елки-палки, семьянин, христианин, а главное, Писатель, Средоточие-и-Кульминация-Всей-Жизни-Народной, так что необходимые пышности, кровь из носу, должны быть соблюдены.

И вот ведь они, дьяволы, что удумали: ту серебряную коробчонку для уловления блох — в другую, размером поболе, заключили, а ту — в третью, еще поболе — и так дюжину коробчонок, одна другой попросторней, друг в дружку навставляли-навтискивали, вроде как матрешку смертную, прости душу грешную, ловко сварганили, — пока до размеров домовины обычной все эти вместилища в итоге не подогнали.

Но и на том не остановились. Народному сердцу размах любезен: ой ты гой еси, ходынка-кровохлёбка да лубянка-колыма-костоломка — с пряниками с виноградом-ягодой (назовем это так), с песней привольной да развеселой иллюминацией. Оно и ладно: в таком стиле, решили устроители, проще будет поддержать в почитателях, равно как и в холопах безграмотных, милую их сердцу бодягу-туфту об истинном масштабе Народного Писателя, Петра Жирняго, сына Аристархова.

А потому лица, ответственные за проведение похорон, уже и следующую порцию «матрешек» на домовину наращивать взялись: выносной вариант для Колонного Зала. Наконец получился пухлый, помпезный, устрашающе-громоздкий дубовый футляр, утопленный в глазете, кистях, лентах, венках, цветах, а заключавший в себе, напомним, двенадцать втиснутых друг в друга гробов, меньший из которых, напоминаем опять же, состоял из других двенадцати, мал мала меньше, — где, в самой сердцевине, в серебряной коробчонке для уловленных блох, — сиротел всеми покинутый желтый тыквенный трупик.

...Тут недавно, в связи с намечающимся юбилеем Жоры Жирняго, челядь его смоковенская решила презент ему, приличенствующий случаю, преподнести: задумали двухтомник его предка издать — с бумагой потолще, со шрифтом покрупнее, чтоб три строки за страницу сходило. Ну, сафьяновый переплет, ясно дело, корешок золотого тиснения, шмуцтитул с подвывертом, всякие там кренделя-монограммы на форзаце... дело за спонсорами. Время издания, решили, конечно, по-латыни обозначить, чтоб, значит, солидней гляделось.

А время, какие там палочки ни подставляй, одно и то же. Жора (затея не была для него секретом) пожелал еще куда-то там «ять» в фамилию предка зафигачить, да не знал, куда — ему подсказали в название издательства вставить...

Только одна мелкая закавыка приключилась: текстов не нашли. У челяди окололитературной ведь какой прожект был: один том — это главный текст жизни, Народный Роман, а второй — те самые письма, что молодой Петруха для земляков от резвого избытка своей жизни строчил... Писем тоже не нашли, а жаль. Даже автору сей поэмы жаль, потому как уверен он, что были там, в тех письмах, солнце и ветер, и быстротекущие воды, и живая кровь, и бессмертная горестная любовь — все — все там, конечно, и было.

А насчет Романа Народного... Его следовало, разумеется, написать наново... Наняла челядь на спонсоровы тугрики кого-то из тусующихся-грызущихся у парадного подъезда — навсегда голозадых, имманентно просветленных, амбивалентных — они все, как надо, и сделали. Так что однотомник «Ты помнишь, Алешка...» (с предисл. акад. Л. Фрауербаха) все-таки получился... И вошел А. П. Ж. в анналы отечественной лит-ры как автор одной книги.

Да зато какой.

Глава 5. Красота страшна, — вам скажут; вы не верьте этой лаже

Прямой вопрос к Тому Сплинтеру: ну чего ты к этим уродам прицепился? Неужели ничего интересней в мире не высмотрел? Ведь свободен ты, как только может быть свободен смертный в земной юдоли. И потом: неужели ты, не к ночи упомянем, еще и «моралью» (в ряду своих экзотических хобби) позабавиться вздумал? А в секту трясунов хаживать не пробовал? Неужели уж так укатали сивку крутые горки, что еще, не дай Бог, заскрипишь пером по вопросам, как ее, этики?

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению