Третье дыхание - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Попов cтр.№ 13

Она была так счастлива, что я почти забыл даже, какой мне “снился сон”. В раю оказались! Отлично же сидим!

– Рассказать? – спросила, сияя.

От волнения не мог ничего выговорить, только кивнул. Вдруг так и продержимся? Хорошо б!

– Ну… – Она смущенно потупилась, потом выпрямилась. – Как будто я приезжаю в какой-то южный город – весь в зелени, цветах. Понимаю, что это Ровно, где дядя Саша, когда я была еще маленькая, начальником станции служил. Но и где-то помню, что на самом-то деле

Ровно, особенно возле станции, вовсе не такое… Но кто-то специально мне сделал хорошо! И это я понимаю – и от этого счастье совсем какое-то… безграничное. И вот – оборвалось бряканье.

Остановился вагон. Тишина. Солнце. И я так в блаженстве лежу, сладко потягиваясь, потому что знаю, что дядя Саша самый главный тут и меня любит, поэтому можно не вставать, понежиться. Тишина. Солнце. И никого. Счастье. Потом зеркальная дверь отъезжает – “зайчики” пробежали по купе, – и входит дядя Саша, седой, в белом кителе, с ним какие-то начальники – тоже в белом все и красавцы.

– Вставай! – дядя Саша улыбается. “Не хочу-у-у!” – потягиваюсь.

– Ну, тогда, – его заместитель, красавец, говорит, – мы будем на вас брызгать!

Все улыбаются, и появляется пиала…

Пиала – я знаю откуда.

И все они окунают в нее свои пальцы и брызгают в меня. Золотые капли летят. Я смеюсь, отмахиваюсь. И просыпаюсь… Что это, Веч?

Может, это прощанье со счастьем? Вслух я этого не сказал. Мы смотрели друг на друга. Резко как-то ворвался телефон.

– Не надо, а? – вдруг проговорила она.

Вздохнув, я взял.

– Вы меня разыскивали? Что-то случилось? – строго и как-то больно громко, на всю квартиру, проговорил Стас. Нонна застыла.

– Э-э-э… – Никогда еще не было мне так неловко излагать при ней, хотя звонки неудобные бывали.

– Опять обострение? – жестко произнес он.

– Да, да! – радостно вскричал я, словно сообщая о чем-то приятном. О неприятном при ней не могу говорить! Раздирали меня в разные стороны он и она!

– И что вы решили делать?

Хоть бы потише говорил!

– С кем ты разговариваешь? – нахмурилась она.

– Да так! – Я махнул рукой. Вряд ли Стасу понравится такое отношение. А без него – вспомнил я ночку – не обойтись.

– Хотелось бы… э-э-э… встретиться, – мямлил я.

– Привозите ее сюда! – проговорил Стас жестко. – Дома это все бесполезно.

Нонна все поняла. Руки ее дрожали – особенно большие пальцы ходили ходуном.

– Веча! Ну что я такого сделала? Я тебе рассказала сон!

Ну вот и хорошо. И пора проснуться! – заводил себя я. Лепит какую-то чушь про раннее детство. А сейчас возраст немножко другой!

– Когда можно подъехать? – прямо спросил я.

Место уже знакомое: теща померла там. Надоело кривляться. У меня тоже нервы есть!

– Собирайся!

– Куда? – Теперь и лицо ее дрожало.

– В больницу! Здесь ты всех сведешь с ума… включая себя.

– Я… не пойду! Не пойду! Убей лучше меня здесь! – Она схватила узбекский ножик. – Или я тебя убью!

Улыбаясь, я выставил руку.

– Немножко погоди… А… извините – вы машину не пришлете?

Состояние… не совсем транспортабельное, – сообщил в трубку я.

За тещей присылали!

– Это я слышу, – сухо сказал Стас. – Но, к сожалению, транспортом не располагаем. Время приемки – до двенадцати. Жду вас!

Убежала куда-то. Теперь ищи! Дрожала в кладовке, вместе с ножом.

– Я не поеду, Веча. Не подходи!

Я сел за стол, уронив лицо на ладони. Ведь не может же быть, чтоб ужас конца не имел! Попробую друга Кузю подключить к этому счастью.

Занято! Хорошо устроился.

Строго глянув, прошел мимо отец. Видимо, рассчитывает на завтрак.

Оптимист. Твердокаменный оптимист, я бы отметил. И в аду потребует завтрак. “А?.. Что?!. Почему это – нельзя?” Брякнул задвижкой ванной. Водные процедуры? Это умно. Но боюсь, что сегодня будет не совсем обыкновенный день.

– Алло! – Кузя наконец прорезался.

– Салют! – весело произнес я. Нельзя отпугивать. – Ты прокатиться не хочешь сейчас?

Самое мерзкое – не в самом отчаянии, а в том, что его надо скрывать!

– На чем прокатиться?

– А на авто!

– Странная у тебя какая-то игривость с утра! И куда ж?

Нелегко игривость эта дается!

– А… Надо женку в больницу отвезти! – произнес легкомысленно.

Долгая пауза. Давал, видимо, понять. Судя по длительности – много чего. И прежде всего давал понять неуместность такого тона! В следующий раз буду рыдать. Тогда-то он точно испугается и сбежит. А сейчас, что ли, не точно? Если б хотел – таких пауз бы не устраивал!

– Извини… но она – согласна?

Вон какую высокую ноту взял! Решил отказать не просто так, а по причине своего благородства. Умно.

– Ты же знаешь конвенцию… За которую и мы с тобой, кстати, сражались: в психушку нельзя сажать без согласия клиента. Кроме… -

Кузя произнес.

– Кроме? – спросил.

– …Ну, я не помню, старик!

Измотал я его с утра непомерными своими требованиями: конвенцию наизусть знать… Но главное он четко усвоил. И я за это стоял. В общечеловеческом смысле! Но – не в таком!

Объяснить ему разницу? Впрочем, понял бы, если хотел!

– Ну, извини. Подзабыл немножко. Подучу, созвонимся. Извини.

Трубку положил.

Я на часы глянул. Пешком не дойдем. А в транспорте будет за всех цепляться – боюсь, что не хватит моих сил.

Бобу, может, звонить? Его вроде бы принципы не мучают в такой степени, как интеллигента Кузю, – боюсь, что многие в таких конкретных делах услугами беспринципных пользуются, не то замучаешься.

– На связи! – Голос Боба совсем рядом возник.

– Хелло! Это я. Твой тренер по этике.

– А-а.

– Встретиться хотелось бы…

– Голяк лепишь. Что надо-то?

– Да тут… женку в больницу закинуть!

Тут какой-то нарастающий грохот в трубке нас перебил.

– Что это? – закричал я.

– Сукодробилка врубилась! – заорал он ликующе. – Приезжай! Напишешь

– денег дам!

– Позвоню. – Я положил трубку и с гулких просторов вернулся в свою тесную квартирку. Да. Это не его масштаб. Это – твой масштаб. Ты и действуй. Никто не сделает вместо тебя. И желательно – в темпе. Как правильно тот же Кузя говорит, лучше сразу действовать жестко, чтобы потом не пришлось действовать жестоко. Вот только боюсь, что стадию жесткости я давно пропустил – осталась только стадия жестокости.