Записки из сабвея, или Главный Человек моей жизни - читать онлайн книгу. Автор: Петя Шнякин cтр.№ 18

– Петь, дай глотнуть, я с похмелья…

Перспектива допивать из горла после Сэра Васи меня не прельщала. Я предложил Наташке выпить ещё, она отхлебнула добрую половину, а остатки мы отдали соседу вместе с бутылкой, добавив и пустую – ту, что прикончили вначале. Сэр влил в себя содержимое нашего подарка, сказал «спасибо» и незаметно растворился среди вековых сосен… Красивый закат усталыми лучиками отражался на темнеющей глади воды.

– Петь, я искупаться хочу, только ты не смотри, когда я раздеваться буду.

– А ты что, вся голая под платьем? – Я уже успел определить, что лифчика на ней нет.

– Не голая, но ты всё равно не смотри…

Я прикрыл глаза, потом услышал всплеск воды и увидел её, плывущую к середине пруда. Там, метрах в пятидесяти от берега, я знал небольшой пятачок мели, где вода была по грудь. Наташка доплыла дотуда и крикнула:

– Петь, давай сюда!

А на мне – синие «семейные» трусы из сатина… Правда, уже темнело, да и до подруги моей далековато, может, и не заметит этого позора. Я бросился в воду и мерными сажёнками поспешил к ней. Почуяв твердь под ногами, я тут же почуял и Наташку. Она сразу обняла меня. Я стянул с себя трусы, второпях потерял их в воде, поднырнув, снял трусики с неё, но нанизал их на правую руку, чтобы не повторить ошибки… Нащупал её мягкие, прохладные ягодицы и двумя руками притянул к себе, легко, словно пушинку… Наташка обхватила мою шею и поцеловала в мочку уха, а я сквозь холодок замутневшей от донного ила воды проник в её горячую плоть и, как Ихтиандр, начал блаженное действо. Даже сейчас, тридцать лет спустя, моё сердце учащённо бьётся, когда я вспоминаю эти яркие мгновения счастья… Вдруг слышу голос отца с лёгким мордовским акцентом:

– Петя, сынок, выходи, пойдём домой!

Смотрю, а он стоит с велосипедом рядом с моей одеждой и Наташкиным платьем:

– Петя, тебе говорю, домой пора.

Ну и тварь этот дядя Вася – Сэр, настучал отцу, падла. Если бы меня позвал кто-то другой, пусть даже заведующая аптекой, где я работал, или, хуже того, начальник Быковского отделения милиции, – я не вылез бы ни за что из воды, не кончив. Но трахаться на глазах родителя было чересчур. Я вернул подруге трусики и голышом поплыл к берегу. Отец подал мне брюки, помог надеть рубашку и ботинки, и мы, тихо толкая велосипед, двинулись к дому. Я оглянулся на пруд. Наташка всё ещё стояла на том месте, где десять минут назад мне было так хорошо.

– Сынок, ты что, совсем обалдел! Ты же сифилис от неё подцепишь! – приговаривал отец, сочувственно глядя на меня. – Ну нельзя так!

Не везло всё же мне с реальными блядями. Наташка вскоре загуляла с каким-то уркаганом, мы долго не виделись. Лишь однажды, остановившись с ней покурить у подъезда, я спросил: а почему ты не дала ещё на участке? Она ответила: дурачок, у меня месячные были. Точно, не везло…

Хотя вру, с одной повезло. С Галкой Абузиной по прозвищу Мангуста – такая была приставучая, что только очень ленивый не познал её. Садясь на табуретку, она всегда специально оттопыривала свою круглую жопу. Мне давно хотелось её огулять, но она была подругой ГЧмже, поэтому одновременно трахать Ланку и Галку казалось мне опасным – могли друг на дружку Марине настучать. Решился я на это только после того, как у Ланки уехала крыша – мне уже привычно было иметь постоянную любовницу.

С Мангустой было хорошо. Тут-то и пригодились дурдомовские лекции «профессора» Берковского. «Ликалить» Галку мне нравилось, «пелотка» у неё была мясистая, или, по определению Коляна, «весёленькая», влагалище узкое и нежное. Кончала она только один раз за ночь, но при этом полностью теряла над собой контроль, дико кричала и царапалась или так сильно тянула меня за волосы, будто голову хотела оторвать. Кожа – бархатная, вот рожей немного не вышла и минет не умела делать как надо. Зато никогда не рожала, на теле не наблюдалось никаких складок, и даже когда ей было далеко за тридцать, небольшие груди всё ещё имели правильную, привлекательную форму. Я бы, наверно, влюбился в неё, если бы Маринка оставила хоть один кубический миллиметр пустого пространства в моём сердце.

Когда я жил с ГЧмже, мне всё время казалось, что по какой-то причине я недостоин её. Может быть, из-за моего «карандаша» – а об этом она часто мне напоминала, следуя, очевидно, своей любимой поговорке: «Если человека долго называть свиньёй, то он захрюкает». А может потому, что не было у меня приличных денег, к ним я, собственно, никогда не стремился. И, конечно, не имелось у меня машины, как у многих моих друзей и бывших её любовников. Машину я водить не научился, да и не хотел. А тем более не испытывал желания лежать под «консервной банкой» с набором ключей – грязным, в мазуте, масле и ещё в чём-то по локти, а то и ниже, и калечить руки о металлическую начинку средства передвижения.

Это сейчас я понял, что если мне и нужны деньги, то очень большие. А машина должна быть не просто машиной, а с шофёром.

Я не хвастаюсь, но должен заметить, что у меня была куча других достоинств, которые, на мой взгляд, могли перекрыть эти три существенных недостатка. У меня было высшее медицинское образование, я неплохо знал английский – учился пару лет в Мориса Тореза, был экспертом по охотничьим лайкам, хорошо пел, играл на трёх музыкальных инструментах – аккордеоне, фортепьяно и гитаре. Писал стихи – их даже публиковали в Раменской газете «За коммунистический труд», сочинял песни под гитару и участвовал в бардовских конкурсах – не побеждал, но проходил по несколько туров.

И всё же мне казалось, что я обязан сделать что-то необычное для Главного Человека моей жизни. И я решил: мы должны уехать в Америку!

* * *

Я лежу на больничной кровати. Она, вроде, и удобная – ноги можно приподнять и голову. Только кнопочки на пульте нажимай. Телевизор на шарнирах рядом. К себе подтянуть всегда можно. И три канала русских. Два – ОРТ и «Россия», а третий – музыкальный. По нему Марина Хлебникова напевала свой хит про кофе.

Вспомнил, как написал песню своей Маринке, за четыре года до отъезда, назвал её «Воспоминания о будущем»:

Я налил в губастый под обрез

Первача второго перегона:

Пей, жена, за будущий отъезд!

Там уже не выпьешь самогона.

И не надо впредь решать вопрос,

Как тому герою у Шекспира, —

Почтальон сегодня нам принёс

Два уведомленья из ОВИРа.

Разрешили нам туда лететь,

А что будет дальше – я не знаю…

Пей, жена, не бойся захмелеть,

Ничего, сегодня мы гуляем.

Чтобы сдать анкеты и пройти интервью в посольстве США, мы с Мариной летом 1988 года целый месяц в очереди отмечались. Три раза в неделю: понедельник, среда и пятница. Списком из ста человек владел Павел Абрамович, пожилой еврей, явно с коммунистическим прошлым. «Сотник», не приди мы хоть раз на перекличку, мог бы запросто зачеркнуть фамилию Шнякин и всё наше будущее.