Симптомы счастья - читать онлайн книгу. Автор: Анна Андронова cтр.№ 28

Сима приходила днем, когда Таня с мальчиком гуляли или ходили в раздаток, а родители были на работе. Приходила прямо к нему домой в супружескую постель, если не было сил терпеть. Сима пахла по́том и желанием. Она раздевалась при свете дня, перешагивая на пороге комнаты через несвежие трусики, и шла до кровати голая. Ноги у нее были тощеваты, а попы вообще никакой не было, а живот, наоборот, выпирал, и к низу собирался дряблыми складками вокруг шва от кесарева сечения. И грудь после Юльки была отвислая, а кожа сухая и веснушчатая на плечах. Она была божественна! Она была потрясающе красива.

Боря ронял ее на кровать животом вниз. Хватал с остервенением и вколачивал коричневым соском в ямку на подушке, где еще утром лежало горошчатое Танино крыло. Какая дура! Она ничего не видела, не чувствовала запаха! Один раз вернулась не вовремя, Павлуся обсикался в парке. Так Сима успела одеться и выскользнуть в другую комнату, а потом из квартиры на улицу, пока Танька охала и ворковала над мальчиком. Павлуся спросил: «Мам, а где тетя?» Какая тетя?

Очень удачно подвернулась Австрия. Отец, конечно, помог, наступил на горло собственной правильности и помог. Наверное, мать его допилила до попрания основ. Иностранная жизнь Боре неожиданно понравилась, захватила. Он легко приспособился, язык хорошо пошел, работа была интересной. В ноябре Сима приехала на конференцию. Как сопровождающее лицо. Объект сопровождения был довольно пожилой, обремененный разными регалиями. С Борей был хорошо знаком и дома у них бывал часто. У Бори кровь приливала к лицу, когда он думал, что Сима… Прижал ее к стенке в ярости: «Ты!» Она сказала: «Больной!» Вырвалась и пошла, смеясь. Он, конечно, догнал, схватил за руку, обнял. «Дурак, я к тебе приехала».

Сима была новая, красивая, яркая, в незнакомом синем пальто. Она обрезала волосы косо и пышно на одну сторону, покрасила надо лбом рыжие пряди, поэтому лицо у нее расчистилось от черноты, глаза просветлели, и стала заметна граница между зрачком и радужкой. Это была сказка, медовый месяц. Они гуляли по городу, держась за руки, болтали, целовались, незнакомые австрийцы смотрели на них с завистью, а Боря смотрел на австрийцев с доброжелательным снисхождением. Ни один из них никогда не был в Симиной постели. Даже суетливые китайцы перестали его раздражать. Боре стало спокойно и хорошо, все складывалось, складывалось и наконец сложилось.

Они красивая подходящая пара: ему уже больше тридцати, а ей чуть за сорок. Они почти в одном десятилетии, в одной весовой категории. У него Австрия, перспективы, хороший контракт. У нее дочь уже совсем взрослая теперь, не успели оглянуться – поступила на стоматологический. Больше детей у Симы быть не может, она сказала. Вот и хорошо, им вполне хватает друг друга. Юля девушка самостоятельная, тоже с перспективой, с замахом на материальный максимум. На первом курсе уже подбирает себе клиентуру, прикидывает место работы. Ноги у нее от ушей, кожа цвета полпроцентного молока, знакомая короткая челка и глаза-черничины.

И наследственность. Очень продвинутый ребенок, ходит в таких маечках, что смотреть стыдно даже Боре. Бретельки трещат под тяжестью груди. От мочки уха, по шее, и на руку через ключицу стекает сиренево-голубая тонкая вена, как будто черничный сироп из Юлиного правого глаза развели молоком ее кожи, а потом нечаянно капнули на шею. Она и волосы специально зачесывает на другую сторону. Отселить ее, чтоб не мешала, снять квартиру.

Боря иногда представляет, как зайдет просто что-то передать или занести, может же он навестить падчерицу? Вот она открывает дверь, стоит на пороге, такая тоненькая, стройненькая, гладкая, смотрит немного удивленно. Тугая лямка врезается в плечо, надо просто подставить под грудь ладони, приподнять ее осторожно, мягко и слизать губами сиреневый подтек на шее… Наваждение! Боря тряс головой, садился к компьютеру и выстукивал бесконечные послания в Россию: СИМА, СИМА, СИМА… А зимой приехала жена как снег на голову. Ахала, охала, возилась опять под боком, что-то лепетала. Зачем? Это мать придумала, не иначе. Мать тоже уперлась, делает вид, что ничего не происходит. Пусть, как хочет. Он больше в этом участвовать не намерен.

И с этой мыслью о полной и окончательной правде для всех он прилетел в отпуск, приехал на дачу. Господи, зачем? Мог пожить и в городе, были ведь дела по работе! И не было бы повода ложиться в одну постель. Как Таня ухитрилась забеременеть? Как он орал на нее потом! Вопил и бесился так, что стены дрожали. Возмущался, как будто не сам с ней спал, а кто-то другой. Вероника схватила Павлика, убежала в сад. «Ты! Ты представляешь меня многодетным отцом? Ты все испортила! Ты живешь на шее моих родителей!» Таня стояла без слез с ватными ногами и думала: «Правда, правда, все правда». «Я не могу водить тебя по врачам за ручку, я здесь не живу, я работаю с утра до ночи в чужой стране! Ну не будь же ты такой дурой, дурой!» Таня только смогла прошептать сдавленно: «Это же твой ребеночек». Даже слово не может нормальное сказать! Все у нее «котеночки», «ребеночки», «павлусеньки». Так грохнул дверью, что заложило уши, наткнулся, выбегая, на мать: «Объясни ей хоть ты, что я не бесконечен!»

Никто не бесконечен, и Таня тоже. Одно дело – их с Борей любовь. Прошла она или вовсе померещилась когда-то – не важно. Справиться можно. А дети – дети должны быть. Таня, дочка Шуры, знала, что дети должны быть, что бы ни случилось. А Боря-то думал, что Таня дурочка. Такой зверек домашний, неумный и суетливый, обрыв эмоций, кусок пластика в электрической цепи. Маленький тупой диэлектрик. А Таня не была обрывом цепи. Она как раз не прерывала, а продолжала. Она поглощала и копила, как конденсатор. Она копила, копила и копила, и в один прекрасный момент вся эта напряженная и болезненная масса пробила обшивку и разрядилась в дачном саду искрой такой мощи, что старый пес прополз на брюхе всю тропинку от досок до крыльца, чтобы положить серую морду с опаленными усами на колени своей новой хозяйки.

Это очень просто, самое начало темы про электричество в школьной физике, цепь с последовательным соединением. Бабушка Вера – лампочка, горит давно и равномерно, не дает контуру обесточиться. Если Шура совсем закисает, бабушка устраивает небольшой сердечный приступ с валидолом, тогда приходится вставать и крутиться. Лампочка моргает и увеличивает яркость, Шура тоже набирает обороты. Бабушка успокаивается и на время уходит к себе в квартиру «вздохнуть спокойно», полить цветы и посидеть у подъезда. Мысли ее, как ток, текут через Шуру – кусочек проводника, и спотыкаются о Танину критическую массу. Хотя это уже совсем другой раздел физики.

Фрося тоже была другой раздел, кошачий, но жила так давно, что была включена в цепь как полноправное звено. А тут вдруг перестала есть. Села на даче под столом и даже не выходила в сад. Бабушка сказала: «Сожрала что-нибудь». На другой день Фрося продолжала сидеть, не меняя положения. Тогда бабушка сказала: «Ей шестнадцать лет!» И добавила на всякий случай: «Шура, это кошка! Понимаешь, кошка! Вспомни, сколько ей лет! Кошки столько не живут!»

Шура вспомнила, но совсем другое, она тоже считала, что так долго, как она, не живут. На третий день бабушка перестала ставить Фросе еду. Фрося была кошка, а бабушка Вера была человек. Она за свою долгую жизнь пережила смерть родителей от тифа в бог знает каком году, собственные тяжелые болезни, два выкидыша перед войной, похоронку на мужа и чудом вывезенную с войны недокормленную Шуру от человека любимого, но тоже погибшего. Она пережила Шурину малярию, туберкулез, Петеньку, нескольких подруг… Фрося не стояла в этом ряду. «Шура, она столько жила, она уже древняя старушка, оставь ее, мы не знаем, как это у кошек, может, ей надо уйти?» А ветеринар в городе сказал Шуре: «Вы что, издеваетесь? Я ей могу помочь только в одну сторону. Ее болезнь называется старость».