Симптомы счастья - читать онлайн книгу. Автор: Анна Андронова cтр.№ 18

А до этого, Таня еще была школьницей, появился Алексей Петрович. Милый, мягкий, полноватый. Микробиолог. У него были белые, как стерильные, пальцы, огромные носовые платки. Он был человек совершенно посторонний, не из их бывшей, еще Юриной, компании. Ничего не знал. Говорил по телефону: «Сашенька, вы?» (Их уже путали с Таней.) Вечно все забывал, опаздывал, было жалко его до слез, странно, страшно.

Какая-то нереальность была в происходящем. Надо было куда-то двигаться, что-то решать. Полюбить невозможно. Познакомить Таню – ни к чему. Странно было самой за эти отношения, непонятно откуда взявшиеся, случайные. Встретились в аптеке через прилавок, поговорили. Он стал заходить за ней после работы. Пригласил в театр, потом в ресторан, на выставку японской гравюры. Целовал ее в кино, неумелый, смешной, ее, старую, раненую Шуру! Зачем? А она думала, сидя в темном зале: «Если бы мальчик был жив!» И ей казалось, что вот сейчас она обернется и увидит освещенный экраном Юрин профиль, который знала до мельчайших подробностей и неровностей кожи. Хотелось плакать, как она давно уже себе не позволяла. Таня молчала, затаившись, бабушка тоже замерла в ожидании. Нет, не вышло. Он никогда не был женат, пропустил свое время, своих женщин. Шура была не из них. Он привел ее домой, к стареньким родителям. Мама обрадовалась, заулыбалась. Засеменила куда-то в комнату звать мужа: «Петенька, к нам пришли! Да еще такая гостья!» Ну как она могла остаться? Было ли это тоже с ней?

Таня все знала. И про таблетки, и про развод. И почему мама не пошла за Алексея Петровича. И про Петеньку. Знала, но молчала, не выспрашивала, чтобы маму не волновать. Таня вообще была ребенком тихим, в том смысле, что не доставляла Шуре много проблем. Мало болела, училась хорошо, ходила в танцевальную студию. У Тани всегда было множество подружек, из которых одна или две – «любимых на всю жизнь». Их было много, каждый год они хороводом, сменяя друг друга, вились вокруг Тани. Все приходили к ней домой, примеряли сначала Танины банты, потом Танины юбки, потом туфли и кофточки Таниной мамы. Бабушка ворчала, что суп улетает за два дня, если пять голодных человек поели после школы.

Но как же не покормить Сорочкину Любу, если у нее еще два брата и сестренка маленькая? «Они, мама, представляешь, едят почти одну кашу целыми днями!

У Любки от этого и голова не работает! Мне что ей, еще и списывать давать? Ты сама говорила, что учиться надо своим умом!» Или Сомову Раю, толстую и сонную, или Машу Святкину, напротив, быструю и сообразительную, но зато новенькую и без пальца. Да, да! Таня прибежала бегом из школы, переполненная впечатлениями: «Бабушка, бабушка! Наконец-то у меня появилась подружка самая-самая, на всю жизнь! Представляешь, у нее пальца одного на правой руке нет, поэтому ее музыке не учат!»

Были и другие, Катя Дроликова, например, первая красавица в классе, принцесса и отличница. Но к ней Таня относилась довольно сурово, ей больше нравилось кормить, жалеть и учить свою убогую свиту. Таня любила жить «густо», как она выражалась. Это когда народу много, все говорят, бабушка, мама, девочки. Если бабушка уезжала на выходные в сад или у нее были свои дела, а девочек никого не было в гостях, они с мамой жили «редко» – только вдвоем.

Тогда же, в пятом или шестом классе появилась Фрося. «Мама! Райкина кошка, ну помнишь, я тебе рассказывала, родила котят. Представь! Прямо всю ночь Райка смотрела, как они выраживаются. Четыре всего, но им не справиться, придется нам взять несколько на себя!» Несколько – это и была Фрося. Всегда худая, как ни корми, большеухая, с раскосыми крыжовенными глазами, породы «помойная-ставридная» в темно-серую полоску с рыжим подпалом на пушистом животе. Чего она только не вытворяла! Гадила в бабушкины тапочки, драла обои, цепляла когтями обивку единственного кресла, по ночам отыскивала в темноте гулкие бусины и катала их по полу, мешая спать. Таня возвращалась из школы с воодушевлением – опять Фроська что-нибудь вытворила! Шура стирала половую тряпку в трех водах с порошком и Таниных восторгов не разделяла. «Всю душу ты мне вымотала, гадина!» – стыдила кошку Шура, неуверенно тыкая ее носом в очередную проделку.

Фрося смотрела внимательно, не мигала, потом отводила глаза и демонстративно чесала за ухом. Но с туалетом постепенно ситуация наладилась. Хуже было с хулиганством. На подоконниках последовательно уничтожались цветы. Фрося раскидывала землю, грызла листья, роняла горшки. Особой ненавистью пользовались фиалки, но даже вонючая герань и горький столетник не избежали печальной участи. «Нахалка ты, – безнадежно вздыхала Шура. – Десять лет цветку, рос-рос. Теперь горшок вдребезги. Выдрать тебя…» Кошка отсиживалась под диваном. Вообще, по части скидывания на пол она была виртуоз. С пяти утра, момента ее пробуждения, на пол со шкафов и столов летели всевозможные мелкие предметы. Таня с хохотом швыряла в нее подушкой, Шура, много лет страдающая бессонницей и ловящая в эти ранние часы последний сладкий ускользающий сон, страдала больше всех. Никакого спасу от нее не было. Закрытая дверь только на первых порах означала непреодолимую преграду, очень быстро Фрося научилась прыгать на ручку. Кухонная дверь, открывающаяся на себя, не поддавалась дольше других. После упорных тренировок кошка приспособилась подсовывать передние лапы в щель снизу и тянуть. Кроме того, запирать ее где-нибудь было чревато обширными разрушениями. Дни она проводила на отвоеванных у цветов подоконниках, наблюдая за птицами снаружи. Вся в напряжении, хвост яростно колотит по бокам. Бум – стекло. «Вылетишь, зараза!» – ругалась Шура. Но ругань эта была ненастоящая. Фрося прекрасно знала, кто ее любит больше всех. Кто кладет вожделенную вареную рыбку в мисочку по утрам, кто гладит спинку, чешет за ушком. «Фро-осенька, до-оченька…» Им всем было свойственно совершенно серьезно одушевлять полосатую злодейку, даже бабушке. Та на даче жаловалась соседке: «Ой, не говорите-ка, Ольга Тимофевна! Такая зверюга стала! Не поймешь, как с ней общаться! Ну ладно, колбасу краденую я ей простила. А птицы? Вчера опять поймала, мышей, что ли, мало? Я ей говорю: «Ефросинья, оставь птицу!» Так вы не поверите, она так на меня посмотрела. Лучше промолчать! Это такой взгляд – прямо презрением меня обдала, мол, не лезь в мою жизнь!»

Особая статья – котята. Фрося упорными криками отвоевала себе право выходить на улицу, где вела самостоятельную, видимо, замужнюю жизнь. Ее избранник был хоть куда, красавец – рыжий, гладкий хозяйский толстяк. Таня Фросин выбор одобряла, но от этого выбора раз в полгода обязательно бывали дети.

К восторгу Тани и ужасу Шуры. День родов всегда почти совпадал с приходом в гости бабушки и ее давнишней знакомой тети Вали. «Были тут недалеко, вот и зашли». Мама уводила Таню гулять. Возвратившись, заставали Фросю с единственным котенком.

Таня долго была уверена, что у них такая удобная кошка – рожает по одному котенку, а если и бывало три-четыре, то тетя Валя обязательно забирала к себе домой, «чтобы ее киске не было скучно». Бабушка котят топить не могла, о Шуре вообще речи нет. Не зверинец же разводить. Когда бестрепетная тетя Валя исчезла с горизонта, Фрося услышала Шурины молитвы и стала родить редко, действительно по одному котенку, а в старости и вовсе котов от себя гоняла и драла.