А жизнь была совсем хорошая... - читать онлайн книгу. Автор: Мария Метлицкая cтр.№ 39

Дай ей бог другой женской судьбы – полегче, порадостнее, что ли. Без острых ножевых сердечных ранений.

А так бывает? Вот даже интересно!

Но она знала точно: не нужно убеждать дочку, что все женские истории – это истории боли, обид, предательства и, как следствие, – обиды на судьбу. Хотелось все-таки верить, что так не у всех. Очень хотелось. Слабый уголек надежды все еще, как ни смешно, тлел в ее опустевшем и очень одиноком сердце.

Ну, и к тому же извечная женская тема – у дочки будет все по-другому. Чище, надежнее, светлее. Гораздо лучше. Ей повезет. Ведь я уже за все расплатилась… Сполна.

Конечно, разговор с дочерью, такой откровенный, горячий и доверительный, вверг мать в шок и растерянность. Ее маленькая хрупкая девочка, которой она совсем недавно вплетала в косу белый капроновый бант и пришивала кружевной воротничок к школьному платью, неожиданно оказалась женщиной… Молодой, прекрасной, полной жизненной силы и доверчиво открытой любви.

И уже успела испытать первое, наверное, самое сильное потрясение и разочарование. И любовник ее… Опытный, далеко не юный… Успевший здорово наследить по жизни, оставив двоих детей от разных женщин. К которому она, мать, испытывала что-то вроде брезгливости или ревности. Но уж точно не симпатии или сострадания.

Взяв себя в руки, она улыбнулась, обняла дочь и сказала:

– Ну и славно! То, что все это так закончилось. Без особых размышлений и истерик. А впереди, моя девочка, целая жизнь. Такая долгая, такая прекрасная, такая извилистая! И слез он твоих не стоит, ты мне поверь. Никто из них не стоит.

Вырвалось все-таки! Вот оно, чертово подсознание!

Дочь удивленно вскинула на нее глаза.

– Мам! Ты что? Я не по нему плачу, а по себе! И по своей любви. Как же ты этого не поняла?

Потом они опять пили чай, после чего, обнявшись, улеглись на диван, укрылись одним пледом и обе задремали.

* * *

В сентябре начался институт, и все закрутилось, завертелось и постепенно вошло в привычную колею. Марина почти не вспоминала об Андрее, а если случалось, сердце по-прежнему гулко ухало, сжималось и ныло. Однажды ей захотелось ему позвонить, она даже взяла трубку и набрала номер. Телефон ответил глухими гудками, и она почувствовала облегчение – не получилось, и слава богу! Интересно, а что бы она ему сказала? Да ничего, спросила бы просто: «Как, мол, живешь-можешь?»

А он бы ответил: «Живу хреново, а могу еще ого-го!» Ну, обычные его шуточки.

Однажды Марине показалось, что Андрей промелькнул в проезжающем вагоне метро. Она удивилась своей реакции – рванула вперед так, что чуть не вцепилась руками в вагон.

Потом плюхнулась на деревянную скамью и отдышалась. Чушь какая-то. Вот просто бред сивой кобылы. Что все это значит? Учащенное дыхание, холодный пот, дрожащие руки. Истеричка. Сама ушла от него, сбежала, можно сказать. Видеть его было невыносимо.

А запах его помнит. И руки помнит. И жесты. И как он затягивался сигаретой. И как отдергивал штору по утрам, а она, жмурясь от внезапного света, начинала капризно верещать.

Мать видела – не отпустило. Понятно – первый мужчина, первые серьезные отношения. Все пройдет – у всех проходило. Любовь и печаль неразделимы. Но – молодость! А в молодости, знаете ли…

В молодости все, абсолютно все, имеет другой вес и другую цену. И радости, и печали, и страдания в том числе.

Еще Марина почему-то вспоминала квартиру на Чистых прудах, в которую они попали случайно – точнее, случайно попала она. Андрея пригласили на день рождения. А он пошел с ней. Дурак! Она поняла это сразу, как только увидела именинницу – немолодую пианистку с влажными, чуть выпуклыми, очень черными глазами. Пианистка смотрела на нее с тихой грустью, признавая ее очевидную молодость и красоту. Народу было много, они припозднились, уже накрывали чай. Какая-то важная дама внесла сливовый пирог – на огромном фарфоровом блюде. И все оживились и заголосили – пирог, судя по всему, был фирменным блюдом дома. Сливы матово блестели, и в них отражались оплывшие свечи. Хозяйка, скинув шаль, играла Шопена. Андрей шепнул на ухо:

– Убежим?

Марина кивнула, с сожалением глядя на сливовый пирог. Они торопливо одевались в прихожей. Звуки фортепиано резко оборвались, и хозяйка, снова набросив шаль, вышла в коридор.

– Уходишь? – спросила она его, не обращая на Марину никакого внимания.

Он спокойно кивнул.

– И зачем приходил? – удивилась она.

Он пожал плечами и глупо ответил:

– Поздравить.

– Спасибо, – усмехнулась хозяйка, и глаза ее наполнились слезами. – Поздравил!

Марина выскользнула за дверь и сбежала по шаткой деревянной лестнице. На улице она задохнулась от злости и возмущения.

– Зачем? Зачем ты притащил меня сюда? Это же твоя бывшая любовница! Я что, идиотка? Не вижу и не понимаю? А тебе же на все наплевать! И на нее – в том числе. В день ее рождения, между прочим.

Андрей равнодушно пожал плечами.

– Тебе-то что? И чего завелась? Какая любовница? Бред, ей-богу. Ну, ладно, любовница… А какая, в сущности, разница?

Марина быстро пошла к метро, а он семенил за ней, бурча себе под нос:

– Любовница! Бред какой-то. Да и вообще – когда это было.

В тот день они крепко поссорились.

* * *

Зима была нестерпимо морозной, снежной и какой-то бесконечной. Казалось, там, наверху, весну отменили. Ну, или забыли назначить – даже в начале апреля мели метели и совсем не показывалось солнце, которого все так ждали.

Марина вбежала в метро, отряхивая с варежек и воротника снег. И тут ее окликнули. Она подняла глаза и увидела Дениса.

– Встретились, – мрачно констатировал он.

Она рассмеялась.

– Ты, я вижу, страшно этому рад.

– Ну, могла бы и объявиться, – проговорил он. – Так, между прочим. Не один пуд соли вместе съели, матушка.

– А ты? – удивилась она.

– Телефон потерял, – признался Денис. – Да и не до того было. Отец долго болел, а потом… – он помолчал, – а потом умер.

– Прости – сказала Марина.

Денис усмехнулся:

– За что?

Они доехали до центра и зашли в кафе. Погрелись горячим кофе. Потом долго болтали о жизни. Марине было с ним легко и просто – никакого напряга. Видела, что он здорово изменился – повзрослел, что ли. Он рассказал ей, что мать его в себя не пришла, совсем ничего не хочет, почти не встает с дивана и в дальнейшей жизни не видит ровно никакого смысла. С отцом они были так счастливы, что, казалось, так не бывает.

Денис провожать ее не стал – торопился домой. Объяснил, что не хочет оставлять мать надолго. Да и покормить ее надо – одна точно не поест.