— Объяснитесь.
Они испуганно пялятся на меня, потом та, что ковыряла замок ключом, зашмыгала носом. Ну, на меня такие приемы не действуют.
— Прекратила истерику и объяснила, что здесь происходит.
— Я… мы…
— Вот только не надо этого — «мы», — вторая уже проворно отмежевалась от подельницы. — Я просто стояла с тобой и разговаривала. Я ничего не делала.
— Мне плевать, кто что делал. Что вам здесь понадобилось?
— Я… там, у вас в ящике… папку спрятала.
— Что в ней?
— Там документы, которые мне передала Ирина Юрьевна и велела спрятать. Я не знала, куда еще, и… Вас не было, говорили, что у вас операция — а это же надолго, вот и положила в ящик к вам.
— Что за документы?
— Я не…
— Не лги мне.
— Там… там фотографии. Ирина Юрьевна отдала мне, а сама погибла, а я…
— А ты не знала, что с ними делать, но не хотела, чтобы их обнаружила полиция. И порвать и смыть в унитаз их не хотела, потому что решила, что сможешь использовать.
— Я не…
— Я тебе говорила — не лги мне.
Я вижу ее маленькую лживую и гадкую душонку насквозь. Что-то было в тех бумагах, что она хотела использовать для шантажа. Вот и придержала — после смерти Ирины это стало совсем просто. Но не таким человеком была Ирина, чтобы довериться этой вульгарной фитюльке, а значит…
— Ты кем здесь работаешь?
— Бухгалтером…
— Ключи от сейфа у тебя имеются. Или доступ к ним.
— Да, но…
— Ирина не давала тебе этих документов. Ты в сейф полезла, типа, за печатью, а сама, пока все толпились, глядя на взрыв, обшарила сейф. Думаю, ты и деньжат там прихватила.
— Не докажете!
— Отчего же. Вполне докажу, если захочу. Тоже мне, бином Ньютона.
Она смотрит на меня с бессильной ненавистью — такой осязаемой, что я чувствую ее всей кожей. Это крыса, которую я загнала в угол и сейчас вызываю на эмоции, и она в шаге от того, чтобы слететь с нарезки, и мне отчего-то забавно за этим наблюдать.
— Яна, она же после больницы. Навалимся и отнимем.
— Ты дура? Все, я в этом не участвую и не участвовала никогда. Ольга Владимировна, поверьте, я понятия не имела…
— Идите на свое рабочее место и помалкивайте.
— Спасибо, я…
— Идите.
Она поспешно выходит, осторожно прикрыв за собой дверь. Она мне неинтересна, пусть живет своей жизнью, потом о ней подумаю.
— Вы не можете меня обвинять в краже.
А с тобой, красотка, мы еще не закончили. Похоже, в нашем офисе дела творятся весьма странные, а я и не замечала этого. Самое время восполнить этот пробел в моем мировосприятии. И откладывать это дело в долгий ящик смысла нет — в свете происходящего.
— Отчего же? Вполне могу, так что хватит вилять. Итак. Давай, рассказывай.
— А ничего я не скажу, и не докажете никогда, что я что-то такое сделала. И папка эта — тоже не моя, кто угодно мог ее туда положить, и вообще.
— Дура ты. Твоя подруга сдаст тебя при малейшей опасности. Если я вызову полицию, на папке обнаружат только твои отпечатки пальцев, а твоя подружка расскажет, как ты ее подбила и что ты ей говорила. Молчать ради тебя она не будет, а полиция настолько увязла в этом деле, что уж в тебя-то вцепится мертвой хваткой. И что с тобой будет, думай сама, так что выбор у тебя только такой: или я сейчас — или полиция через десять минут. Последствия тоже разные. Итак?
Она сжимает кулаки, и я вижу, как крутятся ее мозги — она прикидывает свои шансы одолеть меня в драке. Учитывая, что у меня еще голова кружится от слабости, шансы у нее вполне есть, но она этого точно не знает, а я умею отлично ставить на место таких вот бабенок. Они — как рыбки-гуппи, ничему никогда не учатся и ничего не в состоянии проанализировать.
— Даже не думай. Поверни голову направо, видишь? Это камера, она все записывает. Она поставлена здесь именно ради такого вот случая, и я рада, что она здесь есть.
— Я ничего не сделала.
— Нет, конечно. Кроме того, что украла из сейфа папку и деньги. Кто сказал тебе о папке?
— Никто. Я случайно на нее наткнулась, потому что, когда взорвалось, все побежали, а я пошла к Ирине в кабинет, там в столе ключи от сейфа были. Папка эта поверх них лежала, я машинально открыла, а там… И я забрала. И деньги…
— Денег-то сколько?
— Семь тысяч долларов… Рубли я не брала.
— Ну, конечно. Считай это твоим выходным пособием.
— Так вы…
— Увольняешься по собственному желанию немедленно, чтоб в течение часа тебя здесь не было — и на этом все, больше в это здание никогда не заходишь. Если еще раз увижу тебя в радиусе километра, пеняй на себя.
— Нет, я…
— Пошла вон.
Она пятится к двери, делая какие-то жалкие попытки поклониться, а мне противно и гадко от мысли, что я была вынуждена все это проделать. Но если я собираюсь работать здесь и дальше, то именно эта девица совершенно лишняя на периметре.
Папка в столе. Я сразу увидела, что это не моя — мои все синие, а эта белая, глянцевая, с каким-то узором. Я открываю ее — фотографии занятные, не более того. Ну, спала она с шефом, и что? Вряд ли это шеф подложил взрывчатку в машину, а потом послал Ирину ехать на ней в налоговую. Хотя именно такой вывод и напрашивается.
Но дело в том, что папка эта Ирине не принадлежала. Все ее папки — зеленые или серые, очень деловые какие-то, а эта белая, с вензелями. Нет, не сходится.
Ладно, подумаю потом.
— Уже?!
— Да, Сергей Станиславович, все готово, вот расчеты. Я пойду, если что-то срочное — бросайте мне на электронку.
— Безусловно. Ольга Владимировна, я очень рад, что вы скоро будете в строю. Но я прошу вас — выздоравливайте полностью, в удаленном доступе вы работаете тоже эффективно, и если вам что-то нужно, то…
— Спасибо. Мне действительно пока проще из дома.
— Вот я об этом вам и толкую. Я организую работу так, чтобы все документы и прочее, что надо, вы получали немедленно. Я очень рад, что все обошлось и вы снова с нами.
Конечно, ты рад. Те инвестиции, которые ты делаешь с моей помощью, всегда удачны, и ты это знаешь.
Я иду по городу, заглядывая в витрины. Вот, пожалуй, неплохой магазин, надо бы зайти. Здесь платья, костюмы — легкие, струящиеся, совсем непохожие на те, что висят в моем шкафу, но это полбеды. Я куплю кое-что, потому что скоро надо идти на работу, а мой гардероб, слава богу, стал непригоден. А джинсы со стразиками и вышивкой найду потом.
— Ну, ты и бродишь! Я уж звонить тебе хотел.