— Или как ты считаешь? — спросил Олссон.
Наверняка дело касается поляка, подумал Бекстрём, не помедлив с ответом.
— Я полагаю, мы поступим следующим образом, — сказал он. — Поедем к нему домой и допросим этого идиота. А также постараемся взять у него пробу ДНК.
— Боюсь, с этим у нас могут возникнуть проблемы, — возразил сидевший недалеко от него Саломонсон. — Да, кстати, это я вел его дело о сексуальном преследовании, если кому-то из присутствующих интересно. Гросс исключительно тяжелый человек.
«В худшем случае мы можем забрать его к нам, — подумал Бекстрем. — Наденем на него наручники и проведем через главный вход, пусть журналисты немного пофотографируют».
И Олссон, казалось, прочитал его мысли.
— Как ответственный за данное расследование я в таком случае уже сейчас принимаю решение, что его надо доставить сюда на допрос, — сказал он и приосанился. — Без предварительного уведомления, согласно главе двадцать три семь процессуального кодекса, — уточнил он с довольной миной.
«Флаг тебе в руки, парень», — подумал Бекстрём и одновременно кивнул в знак согласия, подобно всем другим в комнате, за исключением Рогерссона, который не поддался общему порыву.
После встречи Бекстрём поймал Олссона, прежде чем тот успел смыться к себе в кабинет и закрыть за собой дверь.
— У тебя есть минута? — спросил он с дружелюбной улыбкой.
— Моя дверь всегда открыта для тебя, Бекстрём, — заверил его Олссон столь же дружелюбным тоном.
— Обыск в ее комнате дома у отца, — сказал Бекстрём. — Ведь именно там она главным образом жила. Самое время для этого.
Олссон сейчас выглядел крайне обеспокоенным и вовсе не таким целеустремленным, как к концу встречи. Отец жертвы очень плохо себя чувствовал. Несколько лет назад он перенес инфаркт и был близок к смерти. Его единственная дочь к тому же покинула его крайне трагическим образом, и, как только он включал телевизор, радиоприемник или брал в руки газету, ему сразу же в ужасно бесцеремонной манере напоминали об обрушившемся на него несчастье. Вдобавок представлялось просто невероятным, чтобы он мог иметь какое-то отношение к ее смерти. Он, например, добровольно оставил свои отпечатки пальцев для сравнения, когда пришел в полицию.
— Я также не верю, что он убил дочь, — согласился Бекстрём, чьи мысли уже устремились в другое русло.
Столь же маловероятно, как и версия с чертовым поляком, подумал он, но не об этом ведь сейчас шла речь.
— Тогда, я полагаю, мы все обсудили, — констатировал Олссон. — Я предлагаю подождать еще несколько дней, чтобы отец Линды смог прийти в норму. Я имею в виду, если нам повезло с поляком Гроссом, надо надеяться, все закончится, как только мы получим ответ на его пробу ДНК.
— Тебе решать, — сказал Бекстрём и ушел.
После обеда Бекстрём получил новый список нарушителей закона от Кнутссона, которого, судя по его виду, мучили угрызения совести.
— Насколько я понял из разговора с Рогерссоном, ты не веришь в версию с поляком, — промямлил он упавшим голосом.
— Что тебе тогда сказал Рогге? — спросил Бекстрём.
— Ну, ты же знаешь его, когда он в таком настроении.
— Что он сказал? — повторил свой вопрос Бекстрём и с любопытством посмотрел на Кнутссона. — Процитируй его слова напрямую.
— Предложил мне засунуть Гросса… да… себе в задницу, — сообщил Кнутссон, запинаясь.
— Резко сказано, — заметил Бекстрём.
Хотя подобное еще цветочки, когда дело касается Рогге, подумал он, вспомнив, какие перлы тот выдавал, находясь в дурном настроении.
— Если тебя это интересует, у меня готов список с нашим уловом из регистров, последняя версия, — промямлил Кнутссон, явно пытаясь поменять тему.
— Моя дверь всегда открыта, — сказал Бекстрём и откинулся на спинку стула.
По оценке Кнутссона, работа значительно продвинулась после их вчерашнего разговора на ту же тему. Ему и его коллегам, помимо всего прочего, удалось отсеять почти два десятка из наиболее вероятных и склонных к насилию нарушителей закона в Векшё и его окрестностях. Еще у десятка из них вдобавок уже брали образец ДНК в связи с другими ранее совершенными преступлениями, и, как только Государственная криминалистическая лаборатория даст о себе знать, можно будет приступить к сравнениям.
— Звучит обнадеживающе, — сказал Бекстрём. — Постарайтесь взять пробу ДНК у всех остальных как можно быстрее.
— С этим тоже есть маленькая проблема, — сообщил Кнутссон.
— Я слушаю, — сказал Бекстрём.
Посовещавшись, он, Торен и другие, занимавшиеся тем же делом, решили расширить список возможных кандидатов на роль убийцы.
— Очень много квартирных воров орудует в это время года, особенно когда люди уезжают в отпуска, — объяснил Кнутссон. — И мы включили в данную группу самых старательных из них, независимо от того, совершали они раньше насильственные преступления или нет.
— И сколько тогда их у вас сейчас? Тысяча? — спросил Бекстрём с радостной миной.
— В сущности, не все так плохо, — поспешил уточнить Кнутссон. — На данный момент в списке восемьдесят два ранее осужденных преступника, отметившиеся на данном поприще.
— Взять образцы ДНК, взять образцы ДНК, взять образцы ДНК! — запричитал Бекстрём и взмахом руки предложил Кнутссону убраться и заняться делом.
«Чистый идиот, — подумал он. — К тому же ненадежный, стал бегать к этому придурку Олссону вместо того, чтобы поговорить со своим настоящим шефом».
После обеда представитель подразделения ВИКЛАС Государственной криминальной полиции связался с Бекстрёмом по телефону, чтобы сообщить о своих открытиях.
— У меня сейчас хватает дел, поэтому лучше ограничиться сокращенным вариантом, — предупредил Бекстрём, который знал стокгольмского коллегу и считал его занудным сверх всякой меры.
Специалисты ВИКЛАС искали серийных злодеев, пытаясь связать новые преступления со старыми, и лучше с такими, где уже все знали имя преступника. Сначала там ввели в компьютер известные сведения об убийстве Линды, а потом попытались привязать его к прежним делам и душегубам, уже находившимся в базе данных подразделения.
— У нас есть одно попадание в случае с известным преступником, — гордо сообщил коллега. — Твое дело ужасно похоже на то, за которое он сидит. Не просто плохой парень, да будет тебе известно, Бекстрём. Хуже, чем он, в компании ему подобных трудно найти.
— И кто же он тогда? — поинтересовался Бекстрём. «Говоришь так, словно речь идет о тебе».
— Чокнутый поляк, убивший девушку-косметолога в Хёгдалене. Убийство Татьяны. Так звали жертву. Помнишь, наверное? Лешек, Лешек Баранский. Он обычно называл себя Лео. И еще изнасиловал массу баб до нее. По-настоящему жестокий тип, — объяснил коллега. — Обычно действовал по полной программе со связыванием, кляпом во рту, и пытками, и актами насилия, и удушением. Он фактически несколько раз душил одну и ту же жертву. Обычно сдавливал им горло немного, пока они не теряли сознание, а потом приводил в чувство при помощи уколов острыми предметами, так чтобы начать все сначала. В общем, милый парень, — добавил коллега, которого просто распирало от энтузиазма.