– Простите, Лев Иванович, но давайте-ка вспомним Чикатило!.. – Рязанцев явно обрадовался неким несоответствиям, найденным в словах полковника.
– Типун тебе на язык! – буркнул Крячко из угла.
– Чикатило имел техническое, даже педагогическое образование, опыт преподавания. Нельзя сказать, что он был умственно отсталым, а все равно совершал свои убийства в состоянии аффекта.
Крячко решительно поднялся со стула и заявил:
– Чикатило, чтобы вы знали, действовал сознательно, в большинстве случаев готовил условия для своих убийств. Были случаи, когда он входил в доверие к своим жертвам и шел с ними через лес несколько километров. Только потом, если обстановка была идеальной, он нападал. Кстати, если жертва отказывалась пойти с ним, то Чикатило никогда не угрожал, не уговаривал. Он вполне сознательно боялся привлечь внимание случайных свидетелей. Лев Иванович, о чем у нас там гласит учебник Образцова и Богомоловой по криминалистической психологии?..
– О том, что Чикатило следует однозначно относить к дезорганизованному асоциальному типу, – ответил Гуров, снова с неудовольствием посмотрел на часы и продолжил: – Только на самом деле Чикатило не является стопроцентным представителем этого типа. Он более сложен. Посудите сами, согласно теории, дезорганизованный убийца обычно совершает свои преступления в том районе, где живет. А Чикатило гастролировал по всей Ростовской области и даже забирался дальше. С другой стороны, согласно теории, организованный убийца старается не оставлять на месте преступления улик, пытается избавиться от трупа. А вот Чикатило, наоборот, оставлял так называемую хаотичную картину преступления, не замечал множества улик и не старался спрятать тело. Ладно, все, парни, хватит на сегодня лекций. Поговорим потом, если вам интересно. Время!
Глава 4
Когда они возвращались в Москву, Гуров попросил высадить его в Чертаново. На город медленно опускались сумерки. Как это часто бывает весной, вместе с ними на улицы хлынул прохладный сырой воздух, напоенный свежей зеленью трав и листьев. Он был душистым, им хотелось дышать неторопливо, глубоко и со вкусом.
«Хорошо, – подумал Лев Иванович, – что клиника, куда я положил Машу, расположена в этом районе. Рядом Битцевский лес, море кислорода. Эх, махнуть бы рукой на все и завалиться на соседнюю койку к жене в палату. Пару недель слушать соловья, иволгу, дышать вкусным воздухом и млеть под умелыми руками массажистов».
Маша встретила Льва Ивановича в коридоре, прижалась к нему, недовольно повела носом и потащила на улицу.
– Где ты так провонял? – Она сморщила носик. – У вас со Станиславом в кабинете так не пахнет. По каким мусоркам ты лазил?
– По разным. – Лев Иванович вздохнул и попытался осторожно принюхаться к себе.
Чего это Маша уловила? Кажется, ничего особенного.
– Бедный!.. – пожалела его Маша. – Я тут, как в санатории, лежу, а ты там один дома. Питаешься всухомятку? Или только на столовской пище живешь? Ты готовые завтраки берешь для микроволновки? Хорошо, что умные люди стиральные машины изобрели, а то бы совсем…
– Маша, правда, все нормально, – заверил жену Лев Иванович. – Не забивай себе голову. У тебя взрослый опытный мужик дома остался. Неужели ты думаешь, что я пропаду или опущусь? Расскажи лучше, как ты тут время проводишь.
Мария оживилась:
– Ты знаешь, не так уж и плохо. Оказывается, я так соскучилась по безделью. Телевизор, хотя его я смотрю мало, книги. У них есть небольшая библиотека. Правда, в основном любовные романы, детективы и боевики для умственно отсталых, но для легкого чтения на ночь вполне годится. Да и днем в тенечке на свежем воздухе есть с чем посидеть. А еще девчонки по два раза в день звонят. Лелька там отрывается на моей роли. Мне по секрету рассказали, что главреж плюется и злится, но старается скрывать свое недовольство. А знаешь почему?
– Потому что это не ее роль, а он ей отказать не может, – наобум сказал Гуров.
– Откуда ты знаешь? – Маша подозрительно посмотрела на него.
– Допер своим умом. – Лев Иванович засмеялся. – По сюжету положено.
– Как бы да, – задумчиво ответила Маша. – Только ты главного не знаешь. Оказывается, Лелька четыре года назад была его любовницей. Во время гастролей залезла к нему в постель. Да, раза четыре. А теперь ему неудобно смотреть ей в глаза.
– Смешно, – заявил Гуров. – Это анекдот? Прима театра шантажирует известного режиссера, а он ничего с ней не может поделать. Болото!
– Если честно, то на самом деле болото. Не весь театр, конечно, а вот такие выходки и последующие дрязги все портят, если в них погружаться. А так у нас коллектив замечательный. Смотри, вон видишь дядечку, который развалился в одиночестве на лавке?
– Толстый? – Гуров кивнул в сторону упомянутого мужчины, обрадовавшись, что Маша сменила тему.
Он все еще подозревал, что она развлекается и играет роль театральной простушки. Наверное, осталось впечатление от последнего звонка подружек.
– Ага. Это писатель. Он целыми днями бродит по аллеям, а потом садится и минут пять что-то с остервенением царапает в блокноте. А иногда по целому дню не выходит из палаты. Или пишет, потому что вдохновение накатило, или мается от отсутствия такового.
– Я думаю, что он поэт, – подыграл жене Лев Иванович.
– Нет-нет! – запротестовала Маша. – У поэтов иной взор. Он у них устремлен вдаль, в пространство. А у прозаиков – в себя, внутрь. Запоминай, тебе пригодится.
– А нормальные люди тут есть? – осведомился Гуров.
– Что? Господь с тобой, полковник! В кардиологии таких не держат. Самая нормальная тут я.
– Кто бы сомневался. – Гуров улыбнулся, чувствуя, что из-за этого невинного щебетания Маши у него спадает нервное напряжение.
– А еще посмотри вон на ту женщину. Видишь мужчину возле нее? Пылинки сдувает. Изумительные отношения.
– Риелтор, что ли? – пошутил Гуров.
– Ф-у-у. Как можно? Это ее сын. Он очень любит свою мать. Изумительная старость, если рядом вот такой заботливый сын. Я, кстати, с ней познакомилась вчера. Настоящая русская женщина, каких осталось совсем мало.
– Что-то не создается впечатление, что она коня на скаку остановит, в горящую избу…
– Нет, я не о том типаже говорю. Эта женщина – олицетворение бесконечного, чисто русского терпения. Она все снесет, любую беду взвалит на свои плечи: и войну, и голод.
– Ладно, Маша, прости. – Гуров взял руку жены и поднес к губам. – Я просто пошутил. Я помню этого мужчину и его мать. Ты же мне уже рассказывала про них. Да и про писателя тоже. Я просто немного – как бы тебе это сказать?.. – да, из другой атмосферы сейчас вынырнул. Нужно время на адаптацию к нормальной человеческой среде. Я с тобой согласен, что такие вот отношения для нас становятся в диковинку. Отвыкли мы, разучились любить, жалеть, восхищаться, грустить, делать все это по-настоящему, не для показухи или потому, что модно, а искренне, от души, потому, что иначе не можем. Жалко, а ведь какой мир мог бы быть!..