Следует признать, что для мудрости Пола Лэмбоуна существовали пределы. Часто бывает труднее разглядеть то, что рядом с нами, чем то, что далеко: столько дородных субъектов взыскательным взглядом обозревают небеса, а пальцев на своих ногах не видят, игнорируя при этом скрывающую их помеху. И что-то в подсознании Пола Лэмбоуна отказывалось признавать ущербную природу многих его личных поступков. Он знал, что ленив, но отказывался признать, что лень эта лежала в основе его характера и была истинным пороком. Он верил в существование Пола Лэмбоуна с огромным запасом энергии. Ему нравилось считать себя человеком стремительных и точных решений, способным на демонический взрыв энергии, явись только повод. Много часов он проводил в креслах, на садовых скамьях и на трибунах скачек, обдумывая план своих действий в различных условиях, диктуемых войной, бизнесом, преступными покушениями или внутренними беспорядками. Любимыми его героями в жизни были Наполеон, Юлий Цезарь, лорд Китченер, лорд Нортклифф, мистер Форд и прочие такие же героические муравьи.
Кристина-Альберта нравилась ему своей кипучестью. Она всегда что-то затевала, предпочитала стоять, а не сидеть, и, разговаривая с вами, раскачивала ногой. Он идеализировал ее кипучесть; он приписывал ей куда больше кипучести, чем она обладала в действительности. Он втайне не сомневалась, что ее кровь должна быть подобно птичьей на градус-другой горячее нормальной. Он чувствовал, что в воображении она обладает большим сходством с ним. Он называл ее Последним Криком, Авангардом, Новейшим Воплощением Современной Девушки и Жизненной Силой. Он открыто жалел того мужчину, который без всякой помощи в одиночку должен будет по законам нашего общества жениться на ней, шагать с ней в ногу и пытаться ее обуздывать.
Раза два она пила с ним чай. Она улавливала его восхищение и подозревала теплую нежность, а восхищением и теплой нежностью она упивалась. Ей нравились его книги, и она видела его почти таким, каким видел себя он. И рассказывала ему про себя всякие вещи, лишь бы его бровь поползла вверх.
А он был мудр с ней с ее головы до ее ног, вокруг нее, по ее поводу — колоссально мудр.
2
Было крайне интересно, что Кристина-Альберта позвонила ему и спросила, нельзя ли ей прийти попить чаю и попросить совета.
— Так приходите сейчас, — сказал он. — Я к чаю никого не жду.
А положив трубку, он сказал:
— Но что затеяла эта девушка? И чего она хочет от меня?
Он вернулся в гостиную, растянулся на своем очень недурном персидском ковре и уставился на хорошенький серебряный чайник, который был подвешен над спиртовкой.
— Нет, это не деньги, — решил он. — Она не из тех, кто клянчит деньги.
— Ушибла обо что-то коленку.
— Нынешние девушки слишком уж самостоятельны — даже чересчур… Надеюсь ничего серьезного. Она ведь еще ребенок.
Затем появилась Кристина-Альберта. Как всегда с поднятой головой, хотя виду нее был немного пришибленный.
— Дядя, — сказала она (такими вот представлялись ей их отношения), — у меня беда. Вы должны дать мне много советов.
— Снимите эту разбойничью накидку, — сказал он, — садитесь вот тут и заварите мне чаю. Уголком глаза я следил за вашим романом и не удивлен.
Кристина-Альберта замерла с накидкой в руке и уставилась на него.
— Это чушь, — сказала она. — С этим пустяком я справлюсь сама. Каков уж он ни есть. За меня в этом отношении можете не тревожиться. Не придумывайте лишнего. Это… это что-то совсем другое.
Она бросила накидку на спинку стула и подошла к подносу с чайными принадлежностями.
— Вы знаете моего папочку, — сказал она, уперев руки в боки.
— Никогда в жизни не видел столь непохожего родителя.
— Ну-у… — Она прикинула, как лучше изложить ситуацию. — Он странно себя ведет. Настолько, что люди могут подумать — люди, которые его не знают, — будто он теряет рассудок.
Мистер Лэмбоун поразмыслил.
— А это был такой рассудок, что есть что потерять?
— Ах, не шутите. Его рассудка хватало вполне, чтобы избегать неприятностей, а теперь произошло нечто, и все изменилось. Люди решат — а кое-кто уже и решил, — что он сумасшедший. Его могут запереть. А кроме меня, у него никого нет. Это очень серьезно, дядя. И я не знаю, как мне поступить. Я слишком мало знаю, чтобы это знать. Я боюсь. У меня нет друзей, с кем я могла бы поговорить об этом. Возможно, вы думаете, что у меня есть подруги, так у меня их нет. С женщинами постарше я не лажу. Они хотят мной командовать. Или мне так кажется. И я раздражаю их. Они знают, они чувствуют… высокопорядочные из них… что я… а!.. что я не уважаю их моральные нормы. А прочие меня просто ненавидят. Потому что я молода. Знакомые девушки… не подходят для того, что мне нужно сейчас.
— Но ведь, кажется, есть мужчина, — сказал Лэмбоун, — который вам кое-чем обязан.
— Полагаю, вы знаете, кто это?
— Видно невооруженным глазом, — сказал он откровенно.
— Если вы его знаете… — Она оставила фразу неоконченной.
— Этого молодого человека — лишь очень шапочно, — сказал он.
— Я пойду к Тедди, — сказала Кристина-Альберта прямо. — То есть я ходила к нему, прежде чем позвонила вам. Он меня практически не слушал. Ему неинтересно. — Она вздрогнула, и внезапно ей на глаза навернулись слезы. — Он меня поцеловал, попытался возбудить. И практически не слушал того, что я ему говорила… Полагаю, от любовника другого ждать нечего.
— Так вот до чего дошло. — Пол Лэмбоун на секунду умолк, вдруг расстроившись, а потом сказал с опозданием: — Не от всякого любовника.
— Но от моего — да.
— И вы ушли!
— Ха! А как вы думаете?
— Хм, — сказал Лэмбоун. — Вы-таки ушибли коленки, Кристина-Альберта. Сильнее, чем я полагал.
— А, провались Тедди к черту! — сказала Кристина-Альберта, чуть перегибая палку и громким тоном помогая себе. — Какое это теперь имеет значение? Хватит с меня Тедди. Я была дурой. Ну, да ладно. Важен мой папочка. Что мне делать с моим папочкой?
— Ну, сперва вы должны мне рассказать все подробно, — сказал Лэмбоун. — Ведь пока я, знаете ли, так толком и не разобрал, что случилось. Но прежде сядьте-ка в это уютное кресло, а я заварю чай. Нет-нет, не вы. У вас нервы перенапряжены, и вы что-нибудь да опрокинете. Вы получили свою первую дозу взрослых проблем. Садитесь, садитесь и минуту молчите. Я рад, что вы пришли ко мне. Очень рад… Мне понравился этот ваш папочка. Такой человечек с невинными глазами. Синими глазами. И он говорил… какую чепуху он болтал? О погибшей Атлантиде. Но это была такая милая чепуха… Нет, не перебивайте. Разрешите мне припомнить мое впечатление от него, пока вы будете пить чай.
3
Когда чай был заварен и Кристина-Альберта выпила чашку и как будто стала спокойнее, Лэмбоун, ощущая, что отлично все устроил, разрешил ей начать.